Страница 4 из 26
Чиновник не был злодеем. Так, усталый отец большого семейства, снулый, как дождь за окном.
- Снова вы здесь, Соколов, - чиновник поморщился. - Давайте ваши бумаги. В этот раз ничего не забыли?
Я пожал плечами. В центре усыновления не задают вопросов просто так. Лучше промолчать. Одинокие выпускники приютов и без того группа риска...
Пуговка в ухе негромко пересказывала последние новости. "Матч на звание чемпиона мира по шахматам состоится в Эдинбургском замке. Двенадцатилетний Алексей Авдеев - самый молодой претендент на корону со времен..."
- Забыли, - удовлетворенно сказал чиновник. - Повернитесь вправо. Ага, значит, имплантат в ухе носим, а в анкете не указали. Нехорошо... А вы знаете, что почти все носители со временем глохнут на левое ухо?
- Что?
- Вот-вот. - Он вздохнул. - Раньше телевизоры не выключали, а теперь... эх. Без чужого голоса жить не могут. Холодно стало...
- Осень, - тихо сказал я.
- Да, осень... Проходите.
Вдоль прозрачных стен располагались уютные кресла. Первый этаж ломился от мягких игрушек: редко на каком диване не валялся забытый плюшевый мишка или смешной розовый заяц. То ли организаторы испугались, что внутри будет пахнуть одиночеством и больницей, то ли просто решили подзаработать. Так или иначе, за стеклянными перегородками расположился огромный и радужный "Детский мир". Лучший в городе, как говорят.
Мне здесь покупать нечего. Да и возраст не тот: местным детям десять лет и больше, требуется осознанное согласие на усыновление, письменного заявления достаточно, чтобы начать процедуру по лишению матери и отца родительских прав. Все согласно федеральным законам: логично, сухо, безжалостно.
И наоборот - так же.
- Я не понимаю, Лена, как ты можешь быть против, - послышался взволнованный голос. - Мы с отцом не для того тебя рожали, чтобы вырастить эгоистку!
- Мам, ну нас и так в комнате уже двое! Зачем тебе еще?
- Во-первых, не мне, а нам всем. Во-вторых, ты уже через три года поступаешь, Маришка одна остается. А в-третьих, ты думаешь, они там по двое в комнате живут?
- Да хоть по семеро!
Мимо, скрипя кедами по блестящему полу, пронеслась долговязая девчонка. За ней, удрученно, "на публику", покачав головой, прошла к лифтам полная женщина. Последним плелся лысеющий мужчина за руку со светловолосой малышкой лет семи. Про таких девчушек говорят: "колокольчик". Глаза голубые, а у родителей и старшей дочери - темные...
Обычное дело.
В пуговке щелкнуло: блок новостей закончился, и ведущий перешел на обычный утренний треп. "Семь часов пятьдесят минут в Твери, и с вами, как всегда, ди-джей Гильотен, лучшее средство от головы: первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище! А скажите, дорогие мои, многие ли из вас помнят, что сегодня Родительский день? Да, всякое бывает, не хочу вам портить настроение с утра, но многие детишки остаются без родителей просто потому, что папе с мамой они больше не-нуж-ны. Пишешь заявление в районную комиссию, подписываешь отказ от прав - и вуаля, ни забот, ни алиментов, можно продавать фазенду и двигать в Штаты. Хотя цены на нефть сами знаете какие, так что можно и не дергаться. Так вот, о детишках: областной центр усыновления напоминает, что..."
Я убрал звук. Не сегодня.
Не сейчас.
Я подошел к терминалу. На экране сменяли друг друга детские фотографии. Возраст, имя, увлечения, успеваемость, хронические болезни... В мое время этого не было, и, наверное, к лучшему. Я и так не мог побыть один. Ни в учебной аудитории, ни в туалете, где закрывалась только одна дверь из четырех, ни в комнате, ни на подоконнике. А знать, что кто-то то и дело смотрит твои данные, разглядывает лицо, читает детские стихи... Нет, спасибо.
Дверь женского туалета приоткрылась. Сначала на свет выползла моющая машина, потом ножка в изящной туфельке на высоком каблуке, и наконец - неопределенного возраста блондинка в халате уборщицы. Воровато оглядываясь, она покатила поломойку к лифтам.
Я моргнул. Это с каких пор технички носят туфли из крокодиловой кожи?
У лифтов почти никого не было. Я поискал взглядом блондинку, но она исчезла. Бродил с сумрачным видом черноволосый мужчина с рюкзаком, и чуть поодаль сотрудница центра что-то втолковывала мальчику лет десяти.
- Ну хорошо, - донеслось до меня. - Но только пять минут, Саша! Зайдем, посмотрим, и сразу назад. Обещаешь?
Саша энергично кивнул.
Двери лифта звякнули, открываясь. Я пропустил остальных вперед и замер на пороге. Ехать, не ехать? Ведь если начистоту, разве я могу что-то дать такому ребенку? Ему нужна семья...
- Молодой человек, вы заходите? - окликнула меня сотрудница центра. "Пичугина Светлана Витальевна", значилось под ее фото.
- Да, конечно... Простите.
Она мельком глянула на мой пропуск визитера и тут же заулыбалась.
- Вы Родион Соколов! А я смотрю, где-то я вашу фотографию видела... Мы с мужем в прошлую субботу были на вашей выставке. На следующей неделе ребят поведу. Саша, правда, уже не пойдет, разве что с родителями. - Она счастливо засмеялась. - Сегодня последнее собеседование. Документы уже готовы.
Черноволосый мужчина вздрогнул и дернулся, будто собираясь выйти. Светлана не обратила на него внимания.
Двери сошлись за моей спиной, и лифт начал подниматься.
- Замечательно. - Я неловко улыбнулся. - Долго они готовили документы?
- Ну что вы! Меньше недели. Справки уже год как собирать не надо, просто проверили по базе. Главное, чтобы человек был хороший. - Она профессионально цепко обежала меня глазами и снова улыбнулась, теперь уже дежурной улыбкой. - Вам нужна помощь?
- Если только показать, где будет консультация.
- А мы туда и едем, - кивнула она. - На крышу. Там раньше был зимний сад, а теперь конференц-зал. Саша очень хочет посмотреть на город сверху: он никогда не был на крыше небоскреба. В первый раз действительно дух захватывает.
Лифт остановился на сороковом этаже, и мы направились ко второму блоку. На указателе горела табличка: "Этажи 41-80".
- Подождите, пожалуйста, - окликнул нас черноволосый мужчина. Повернувшись к нам спиной, он доставал что-то из рюкзака.
Светлана обернулась.
- Да?
Ей в лицо смотрел пистолет.
- Кто побежит, стреляю сразу, - сухо произнес черноволосый. - Руки за голову.
За спиной у него с мелодичным перезвоном закрылись дверцы лифта.
В первую секунду меня хлестнул незнакомый жар: в грудь, в уши, в ошеломленные глаза. Я медленно поднял руки за голову. Светлана с каменным лицом сплела пальцы и оперлась на стену. Мальчишка с упрямым видом скрестил руки на груди. Черноволосый мужчина молча указал на коридор.
В лифте никто не произнес ни слова. Лишь на табло с щелканьем менялись числа. "60... 61... 62..."
- Вам это даром не пройдет, - вдруг сказал Саша. - На крыше стекло. Его разобьют и кинут гранату с газом. Или посадят вертолет и всех эвакуируют, как когда китайцы на президента покушались!
- Саша, солнышко, помолчи, - тихо сказала Светлана.
- Стекло бронированное, односторонней прозрачности, - сверкнул зубами мужчина. - Я долго готовился.
Двери с похоронным звоном раскрылись. В углу холла стояла знакомая моющая машина. На ней лежал свернутый фиалковый халатик.
- В зал, - коротко сказал черноволосый.
- Как вас зовут? - спросил я. На его груди не было пропуска.
- Виктор. - Он усмехнулся. - А фамилия - Авдеев. Слышали?
Я нахмурился. Где-то, кажется, да...
- Вперед. - Он махнул стволом пистолета. - Лифты сейчас...
Над лифтами зажглась красная лампочка.