Тревожное небо

Получив задание, тренируемый производит сам все необходимые расчеты и вычисления, садится в кабину и «летит» на его выполнение. Руководитель сидит за столом и, наблюдая за движением самолетиков, дает по мере надобности коррективы и вводные. Весь «полет» проводится вслепую, по приборам. Только стрельбы выполняются в открытую: фотопулеметы смонтированы снаружи кабин, а «цели» — вражеские самолеты — проектируются киноаппаратом на экране.

Пока мы наблюдали за комнатными «полетами», погода заметно улучшилась. Теперь надо было договориться с начальником противовоздушной обороны округа, чтобы нас не сбили вместо вражеского самолета. Уточнив время, высоту и маршрут полета, начальник ПВО приказал проводить нас эскортом истребителей. Ну что ж. Возражать не имела смысла. Пусть себе!

Одновременно с нами к нашему кораблю подкатила автомашина коменданта аэродрома. Он просил нас захватить с собой в полет двух английских штурманов и радиста.

— Плииз! Пожалуйста!

Вслед за нами поднялись в воздух два истребителя типа «Харрикейн». Нагнав, они пристроились к нам вплотную. Один справа, другой — слева. Поверхность Шотландии вдоль и поперек изрезана долинами и ущельями, извивающимися между горными кряжами. Высота гор доходит до километра и даже больше. Облака же застилали землю уже на трехсотметровой высоте. Лететь нам предложили под облаками, так что, лавируя между мчавшимися навстречу склонами, то и дело приходилось делать резкие повороты, чтобы не врезаться в очередную гору. К чести сопровождающих нас истребителей следует отметить, что держались они молодцом: их самолетики словно приклеились к концам громадных крыльев нашего корабля и, несмотря на резкие эволюции, точно сохраняли дистанцию и интервал.

Летели мы словно в трубе. Слева и справа — горы, сверху — плотный слой облаков. Вскоре выскочили на побережье Атлантического океана. Судя по клокочущей пене и направлению движения высоких валов, обрушивающихся на скалистый берег, определили, что дует сильный ветер с запада.

Вот и аэродром. На концах широких бетонных полос белели далеко видимые двузначные цифры.

— Посадка — 31, — передает мне радист Муханов.

Что за черт! Какие 31? Решил садиться как обычно, против ветра. Огибая на низкой высоте аэродром, вышли на посадочную прямую, и… перед нами, на ближнем конце полосы, красуется эта самая цифра — 31! Цифры означали курс посадки в десятках градусов, «31» — это 310 градусов.

Место стоянки нам определили рядом с американскими четырехмоторными бомбардировщиками «Либерейтором» и «Боингом». Тут же невдалеке стоял английский «Галифакс».

Уже с воздуха мы заметили большую толпу народа на ангарной площадке. Как только мы сели и я заглушил моторы, толпа двинулась к нашему кораблю. Через несколько минут мы оказались в тесном кольце жестикулирующих и галдящих людей. Осматривали и ощупывали вся и все: рули поворота и глубины, концы винтов, стволы пулеметов и пушек, даже наши унты и комбинезоны, шлемы и перчатки. Единственное, к чему не отважились прикасаться любознательные руки встречающих нас инженеров, летчиков и механиков, было личное оружие — пистолеты, висящие у каждого на боку. Щелкали языком, кругом стоял гул от бесконечных «вери гуд» и «о'кей». Прошло немало времени, пока дежурным офицерам удалось уговорить любопытных отойти немного подальше и выставить у нашего корабля охрану.

Аэродром Прествик, один из лучших на западном побережье Англии, принадлежал англо-американо-канадской трансатлантической воздушной линии.

Широкие взлетно-посадочные полосы, хорошие мастерские и ангары, равная местность в окрестностях аэродрома, светооборудование и радиомаяки давали возможность принимать и выпускать и пассажирские и военные самолеты в любое время суток.

Пока мы занимались послеполетными делами, прикрепленный к нам переводчик капитан Хадсон успел разрешить все бытовые вопросы, связанные с нашим пребыванием на новом месте. Офицеров разместили в одиночных номерах приаэродромной гостиницы, сержантов и старшин — в просторной общей комнате.

Разобравшись с жильем, вышли в фойе, где нас тотчас снова окружили. Приветственные возгласы вокруг нас раздавались на многих языках мира. Тут были летчики из Америки и Австралии, светловолосые норвежцы, не пожелавшие смириться с квислингами и перелетевшие на своих самолетах через море в Англию. Пыли здесь и темнокожие новозеландцы, летчики из Южной Африки, канадцы, французы.

Самыми горячими словами приветствовал нас летчик-чех, чьи восторженные восклицания не требовали перевода.

— Русский летчик — во-ох! — и он поднимал большие пальцы обеих рук. — Молодец! Скоро Гитлер капут!

На Прествиком аэродроме приземлялись каждый день самолеты, прилетавшие из-за «большой лужи». И каждый раз, когда мальчик-бой объявлял тонким прерывающимся голосом об очередной посадке, вроде «Прибывает самолет из Ньюфаундленда», гулявшие в фойе или сидевшие на высоких круглых сиденьях у стойки бара летчики бросали недопитые бокалы с пивом или виски, выбегали, чтобы посмотреть, как будет садиться прилетевший из-за океана очередной самолет. Тревожась и сочувствуя собрату по оружию, десятки пар глаз провожали садившийся самолет, чтобы затем во весь дух побежать к месту его остановки.

Трудно было остаться безразличным, видя слой льда на передних кромках крыльев, стабилизатора и киля, или отверстия в обшивке, пробитые сорвавшимися с винтов ледяными осколками. Каждый из летчиков по себе знал, чего это стоило экипажу.

В столовой для нас отвели отдельный стол. День-другой нам было нелегко разобраться в карточке-меню. Даже Сергей Романов и тот путал бифштекс с яичницей, но вскоре мы все уже умели отличать блюда от музыки. Привыкли мы и к тому, что при нашем появлении многоязыкие разговоры умолкали и десятки пар глаз провожали нас до места, да и потом, когда мы уже сидели за столом, исподтишка наблюдали за нами.

Наша делегация во главе с В. М. Молотовым вскоре справилась с порученной ему миссией в Лондоне. Наступила пора стартовать на Исландию — последнюю остановку по пути через океан.

Мы самым внимательным образом готовились к этому полету. Все, что можно было, сняли с самолета, стараясь снизить его полетный вес. Находясь за пределами досягаемости фашистских истребителей, сняли бронеплиты, и также большую часть боеприпасов. Это позволило значительно увеличить запас горючего. Для полета через океан снабдили всех нас надувными спасательными поясами. Вездесущие острословы и шутники окрестили их «мисс Мей», ибо в рабочем состоянии их выступающие на груди летчика выпуклости якобы точь-в-точь соответствовали мощному бюсту одноименной кинозвезды Голливуда. Говорили, что сама мисс Мей осталась весьма довольна этой дополнительной рекламой.

Пока экипаж под руководством инженеров готовил корабль и моторы, мы с Обуховым и штурманами направились в штаб трансатлантических перелетов, чтобы познакомиться с организацией полетов на этой нелегкой трассе. Еле заметный среди вековых деревьев тенистого парка, штаб разместился в небольшом двухэтажном домике. Годы покрыли его темные стены толстым слоем пыли, а из больших трещин тянулась к небу ярко-зеленая растительность. Знакомый нам уже колонель-лейтенант Булстроед повел нас на второй этаж. Из широких окон кабинета открывался вид на летное поле, уставленное множеством то стоящих, то двигающихся самолетов. Чуть правее играли в гольф, а еще дальше виднелся покрытый седой пеной бушующий безбрежный океан. Стены помещения были увешаны картами Атлантики с нанесенными на них аэродромами, радиостанциями, маяками и воздушными линиями. Булстроед дал консультацию по всем интересующим нас вопросам.

Поблагодарив, спустились этажом ниже, к диспетчерам. Сразу бросилась в глаза громадная карта Атлантического океана, занимавшая всю стену. На карте — три модели самолетов. Радиопеленгаторные станции нанесены в виде больших, поделенных на 360 градусов, кругов, в центре каждого из них — круглый шарик. Получив по телефону пеленги летящего над океаном самолета, диспетчер брал два шарика в руки и, вытянув их, направлял тянущиеся за шариками цветные нити точно над теми градусами, которые были ему сообщены. Точка пересечения нитей указывала место самолета в момент пеленгирования. Просто и наглядно. В случае отклонения самолета с маршрута диспетчер тут же сообщал об этом по радио экипажу.