Тревожное небо

— Мышкино, — ответила она и прошла мимо меня. Я пошел рядом.

— А немцы… есть?

— Теперь нету. Ушли, летчиков повели. Понял я, что это моих ребят повели.

— А про партизан тут слышно? — задал я ей свой главный вопрос.

Она подняла глаза и внимательно посмотрела мне в лицо. Я — на нее. Затем медленно опустила глаза и говорит:

— Не знаю я… Говорили, что в соседнем районе будто бы они.

Несколько шагов шли молча.

— А сколько было летчиков? — спрашиваю я.

Я их не видела… Говорили, что будто всех поймали, только вот командира и механика еще не нашли… Дядя Андрей из Белкина рассказывал, его тоже на облаву брали. У него бы и спросили, — и после небольшой паузы, еще раз стрельнув глазами по моему лицу, прибавила:

— Дом его по левой руке второй, по этой самой дороге, — показала рукой в обратную сторону.

Я сказал «спасибо». Она как-то приветливо улыбнулась, и я подумал, что она говорит правду.

Судьба экипажа была ясна: большинство его членов выловили фашисты и полицаи. А зачем женщина сказала адрес дяди Андрея? Тот ведь тоже участвовал в облаве? Было над чем подумать. Мне ведь не впервые приходилось сталкиваться с партизанским тылом. Сами знаете, выполнял я и раньше задания по обслуживанию партизан.

«А ведь не зря она все же того дядю Андрея упомянула. Попытаться надо», — думал я, возвращаясь назад по той же дороге.

Через деревню я пройти не решился. Обошел ее со стороны опушки леса, куда против каждого дома тянулись длинными полосами огороды. Сделал большой круг по лесу, пока деревня осталась позади. Потом вышел снова на лесную дорогу и пошел дальше, на Белкино.

«Ведь этот чертов дядя участвовал в облаве, — не давала мне покоя мысль, — и я могу запросто влипнуть».

Но этой женщине мне хотелось верить. Потом решил: будь что будет. Поговорю с ним с глазу на глаз.

На ходу пожевал немного.

Наступил уже полдень, когда показались тесовые крыши деревеньки. Вижу, около небольшого пруда шлепают по воде и грязи в рваных штанишках двое полуголых пацанов. Подошел я к ним со стороны ивняка и спросил, где сейчас дядя Андрей.

— Дома он, а что? — бойко ответил один.

— Скажи ему, что я его вот там у дороги жду. Пусть выйдет. Засверкав голыми пятками, мальчишки понеслись во весь дух. Я вернулся на опушку леса и стал всматриваться во второй дом слева. Вскоре оттуда вышел на крыльцо сопровождаемый ребятишками бородатый мужик. Мальчишки понеслись обратно к пруду. Взрослый, не торопясь, двинулся в сторону леса. Я гляжу на него во все глаза. Он идет в широких домотканных холщевых шароварах, заправленных в онучи, в берестяных лаптях, чернобородый, широкоплечий, немолодой уже человек. Время от времени запускал пятерню в свои вихри, стараясь их пригладить. По пути вытащил из кармана трубку с кривым мундштуком, засунул ее в рот, но разжигать не стал.

Я проверил пистолет и, убедившись, что никого поблизости больше нет, вышел на дорогу.

— Здравствуйте, дядя Андрей, — поздоровался я с ним, остановившись на почтительном расстоянии.

— Откуда вы меня знаете? — спрашивает он вместо ответа.

— Женщина одна из Мышкино сказала, что может быть дядя Андрей знает о партизанах, — выпалил я все сразу.

Бородач разжег трубку, уселся на валежину и, хмыкнув себе в бороду, сказал:

— Странные вы люди, откуда я такое могу знать? — а сам пронизывает меня глазами. Видно, ты пташка из того же гнезда, что немцы намедни так старательно искали. У тебя был рябой механик? Сергеем звать…

Тут я насторожился: вспомнил, что женщина говорила об его участии в облаве, и спросил:

— А вам-то что?

Бородач прищурил глаза и усмехнулся:

— Мне-то, конечно, ни то, ни сё. А тебе, баю, не без интересу будет знать, что тот рябой вместе с дружком от немцев-то уже тю-тю… — и многозначительно ухмыльнувшись, щелкнул пальцами.

Я, конечно, в душе обрадовался, что ребятам удалось сбежать, но тут же услышал опять голос дяди Андрея:

— Партизан-то в нашей округе вроде бы и не слыхать. Но вот под Дедовичами, там, говорят, они пошаливают.

— А где эти Дедовичи, далеко?

— Не то, чтобы очень… Пойдешь обратно, мимо Мышкино, и все дальше на полдень. Километров пятьдесят может и будет.

Тут он еще раз оглядел меня с ног до головы и, выбивая трубку об валежину, сказал:

— Одежонка-то твоя не ко времени. Неподходящая у тебя она, одежонка-то твоя… Обожди тут, — и раньше, чем я успел сообразить, что он собирается делать, уже шагал в сторону деревни.

«А вдруг приведет немцев или полицаев? — засверлила тревожная мысль. — Тогда конец…» Но прежде, чем я успел принять какое-либо решение, вижу, что бородач возвращается один, пыхтит вовсю трубкой и несет под мышкой большой сверток. Развернув его передо мной, старик ткнул в него пальцем и говорит:

— Вот, давай сменяемся.

Думать тут было уже не о чем. На земле лежали старые холщовые штаны, домотканой материи сермяга и почти новые лыковые лапти. Тут я сразу понял, что мне предлагают. Сбросил быстренько с себя меховые унты, комбинезон и переоблачился в принесенное. Оглядев меня с ног до головы, бородач одобрительно хмыкнул:

— Ну вот, так-то куда лучше.

Мои сомнения о его намерениях стали рассеиваться.

— А теперь хорошенько запомни, что я тебе скажу, — наставлял он меня. — Когда минешь сторонкой Дедовичи, то в следующей за ним деревне разыщи тетку Веру. Дом ее стоит поправой стороне. Заметный дом — ставни зеленые. Найти легко. Фрицев в деревне не должно быть. Но ты поостерегись, неровен час. Вот это захвати с собой, а то отощаешь, — протянул он мне полбуханки хлеба.

Свернув унты и мой комбинезон, захватил их подмышку и зашагал к деревне.

Отщипывая пахучий хлеб, я с благодарностью посмотрел ему вслед. На душе полегчало и укрепилась надежда, что мне удастся добраться до партизан.

Двинулся к югу и я. Решив идти только по ночам, забрался в густой ельник и поспал до вечера. После захода солнца снова пошел дальше. Сколько прошел за ночь, трудно сказать, но к рассвету Дедовичи еще не показались. Пришлось снова ждать вечера. Залез в кусты и лег спать. Думал про себя, что добрый мужик все же этот дядя Андрей, дорогу указал да еще и хлебом снабдил. А после я узнал, что он все это время шел за мной следом. Смотрел, куда я иду. И тут, перед самими Дедовичами, убедившись, что я иду по правильному маршруту, обошел меня и успел предупредить кого надо о моем появлении.

В Дедовичи я зайти не отважился. Там наверняка могли быть фашисты, обошел его стороной и, снова выйдя на дорогу, дошел до небольшой деревни. Без особого труда нашел хату с зелеными ставнями, прошел во двор и постучал в двери.

Открыла совсем еще молодая женщина.

— Тетя Вера дома? — спросил я.

— А кто вас послал?

— Дядя Андрей… — ответил я.

— Заходите, — сказала она и, пропустив меня вперед, закрыла дверь на крючок.

— Я — Вера. Что вам нужно? — огорошила она меня. Вот так тетя! Лет двадцать ей или чуть побольше.

— Помогите мне дойти до партизан, — сразу же попросил я.

— А почему вы думаете, что я это смогу сделать?

— Дядя Андрей говорил, что вы может быть знаете…

— Может быть знаю, а может быть и нет… Вы кто? — спросила она и посмотрела на меня в упор.

— Я… русский.

— Русские тоже разные бывают… И такие, кто любого замедный грош продать могут…

— За кого вы меня принимаете? — обиделся я.

— Не обижайтесь. Мы тут уже всяких навидались, — сказала Вера. — Пойдемте со мной, я провожу вас.

Прошли мы с ней почти всю деревню. Не дойдя до околицы, свернули в боковую улочку и огородами вышли к задней двери небольшого домика. Вера стукнула два раза. Дверь открылась, и на пороге показался широкоплечий крепыш с обвислыми усами.

— Дела ищет, — только и сказала Вера и тут же пошла обратно.

— Проходите, — пригласил меня усатый, уступив дорогу. Запер дверь на задвижку и пошел впереди. Пройдя темное помещение, вошли во второе, окна которого выходили на улочку.