Страница 29 из 31
Это была победа! В этот день он испытал недолгое, но сильное счастье, какое дает только удача в большой работе.
Задача увлекла его. Опираясь на замеры трех последних месяцев, он повел уже не общий, а конкретный расчет, где геологическое время измерялось не годами, а минутами и учитывались смещения коры даже в сотые доли миллиметра. Утром он закончил подсчеты, и тут все полетело кувырком. При некоторых значениях коэффициента прочности функция Садовского имела разрыв в области двух часов ночи. Это с какой-то вероятностью указывало на возможность землетрясения. Несколько часов, как в угаре, ходил он по пустой станции, не зная, что делать со своим страшным открытием.
Только бы пронесло! Только бы прошли эти мучительные два часа! А там… Кто узнает об этом? Но, даже думая так, он знал, что сам никогда не простит себе этой ночи.
Это было как вздох. Ящик, на котором он сидел, чуть заметно шевельнулся. Мирошин вскочил, и могучий подземный толчок заставил его упасть.
С оглушительным грохотом лопались балки эстакады. Задохнувшись от страха, Мирошин увидел, как, словно карточный домик, сложилась станция и, захрустев, стала грудой обломков.
Страх землетрясения. Он сравним только с ужасом измены. Когда нет спасения, когда в мире не остается ничего, на что можно опереться. Когда предает основа основ, опора всего — земля. Она ходила ходуном. Мирошин вскочил, пробежал несколько шагов и, споткнувшись, снова растянулся, больно ударившись головой.
Толчки прекратились. Стало тихо; вдали ровно шумела Нурдара.
Мирошин поднялся и, шатаясь, пошел прочь от развалин станции к шоссе. Ему хотелось одного — умереть.
Без всякой цели он взглянул на часы. Разбитые, они показывали время удара — два часа шесть минут. Что? Предсказанное — минута в минуту — смотрело на Мирошина со светящегося циферблата…
Он шел к городу, вслух разговаривая с собой и чертя пальцем в воздухе схемы и символы. Он уже почти знал, почему просчитался в оценке ошибки, и знал, что недалеко то время, когда неожиданное землетрясение будет казаться людям такой же дикостью, как эпидемия чумы или оспы.
Толчок был страшен. Зоя повалилась на мостовую. Кругом со скрежетом разваливались здания. Звенели стекла, чей-то испуганный крик пронесся над улицей и потонул в тяжелом ударе рухнувшей стены дома.
Вдруг чьи-то руки обхватили Зою. Женщина, плача, обнимала ее.
— Милая! Спасены! Все спасены!
Зоя одернула пальто и пошла домой.
Почти у самого дома ее встретила черная с желтым расуловская «Волга». Возбужденный Расулов выбрался из машины и схватил Зою за руку.
— Ищу по всему городу! Боялся, не ранило ли. Сараджон сказала, что вы были на студии, а то я у соседей спрашивал, говорят, исчезла. Ваш дом цел, только трещина в стене, и труба упала, а мой — страшное дело — весь развалился. На мостовой кроватка детская, измята вся. Там Фаиз спал. Жена увидела — плачет. А я говорю: зачем плачешь, смеяться надо. При такой катастрофе всего четырнадцать раненых! Кто сделал предсказание? Он, Мирошин, так? Я говорил, что он замечательный человек! Садитесь, Зоя. Надо нашего героя найти…
Зоя остолбенела. Она одна виновата… Она одна! Только бы он был жив! До крови закусив губу, она села в машину рядом с Расуловым.
Они долго пробирались по улицам, заставленным вещами и заваленным кучами обломков, непрерывными гудками прося людей расступиться. Наконец им удалось выбраться на Нурдаринское шоссе, и Расулов погнал машину.
Скоро они увидели человека, торопливо шедшего навстречу. Он сощурился от света фар и отступил на обочину.
— Он! — вскрикнула Зоя.
Расулов затормозил и выскочил из машины. Он обнимал Мирошина.
— Рахмат! Спасибо тебе! За город — рахмат! Семьдесят тысяч жизней спас! Рахмат! За сына моего Фаиза — рахмат, за жену — рахмат!
Мирошин, не понимая, обернулся к Зое, она утвердительно кивнула ему. И тогда лицо Мирошина сморщилось, не сдержав слез, он уткнулся в плечо Расулова.
— Ты стал мне как сын, — говорил Расулов. — Ты города нашего сын. Зачем слезы? Смеяться надо! Дома упали — не беда, отстроим…
Зоя в оцепенении смотрела на эту сцену. И вдруг сердце ее сжалось: в темных волосах Мирошина ей почудилась седая прядь.
Огромный грузовик зашипел тормозами и остановился, чуть не налетев на «Волгу».
— Фары надо гасить! — крикнул военный водитель, высунувшись из кабины. — До города далеко?
Расулов обошел машину, переключил свет. Грузовик зарычал и проехал, обдав стоявших сладковатым соляровым дымом. За ним двинулся второй, третий, четвертый.
К городу шла помощь.
А. Днепров
БАНКА БЕЗ НАКЛЕЙКИ
Техника — молодёжи № 10, 1964
Рис. А. Побединского
Научно-фантастический рассказ
— Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать!..
Профессор Шульцбергер нервно потирал затылок, а его взгляд, казалось, искал защиты у меня.
За окном простирался пустырь, поросший бурьяном. Кое-где торчали трухлявые столбы, обкрученные колючей проволокой. Когда-то здесь был лагерь для военнопленных. Наверное, именно на этом «живом» материале и создавался научно-исследовательский центр, которым сейчас руководит профессор Шульцбергер…
— Случай действительно непонятный. Не представляю, как можно так просто бросить все и уйти. Мотивы?
— Мотивы? — Шульцбергер презрительно улыбнулся. — Мотивы — вещь десятая. Они нашли очень модный мотив. Сейчас модно болтать о гуманизме. Представляете? На одной чашке весов абстрактный гуманизм, а на второй — потрясающая научная проблема и огромная финансовая поддержка людей влиятельных… Как вы думаете, что должно перевесить? Но они выбрали бестелесную абстракцию… Дикость! Хотя…
— Что «хотя»?
— Хотя, я думаю, они оказались в науке случайно. Да, да, тысячу раз да! Нельзя же было бросить это из-за модного гуманизма!
Чувствовалось, что профессор не был тверд в своих убеждениях.
— А мальчишка, их атаман, знаете, что он сказал мне на прощанье? Он сказал, будто я не понимаю, что делаю! Я-то не понимаю! Ха-ха!..
Смех не получился. Профессор печально вздохнул и подошел к шкафу с книгами. Зашелестела бумага, и в его руках оказалась вырезка из какого-то журнала.
— Началось все с пустяка. Вот, смотрите.
Я хорошо помню эту веселую историю. У червяка выработали условный рефлекс сокращаться под действием света. После его растерли в ступке. Получившуюся слизь сожрал другой червяк, у которого никаких рефлексов не было. И они появились. Наука, приобретенная жертвой, передалась каннибалу через желудок!
Да, я хорошо помню эту нашумевшую среди биологов историю. Не история, а просто любопытный экспериментик, этакий крохотный научный анекдот, лабораторный трюк, вроде открытия деления ядра урана-235…
— Ну и что дальше? — спросил я.
У профессора на лице появилось выражение бесстрастного академического вдохновения.
— Чувствуете намек на химическую природу памяти? С памятью живых существ всегда было много недоразумений. Никто не знал, где она находится. Ее упорно искали и вот нашли. Я нашел…
— Где же?
— Вот…
Прибор напоминал электролитическую ванну, присоединенную к генератору. Ванна была заполнена мутноватой жидкостью.
— Ячейки памяти «ин витро», а по существу, обыкновенная ячейка Бензера.
Я не знал, кто такой Бензер и что представляет собой его ячейка.
— Сейчас модно заниматься искусственным биосинтезом белков. Если вы поместите в ванну раствор рибонуклеиновой кислоты и рибосомы, то можно получить какие угодно белки. Их структура записана в молекуле РНК…
Я вспомнил журнал «Хобби». Там об этом что-то писали…