В начале было воспитание

Итак, своих жертв Юрген Барч не любил.

«Сперва мне хотелось, чтобы мальчики сопротивлялись, хотя их беспомощное состояние действовало на меня завораживающе. Но я прекрасно понимал, что им со мной не справиться, и шансов на спасение у них нет.

Фрезе я пытался целовать, но, вообще говоря, это не входило в мои планы. Даже не знаю, почему у меня вдруг возникло такое желание. Я подумал, что целовать — это классно. Это было для меня нечто новое. А потом — я думал, что моей жертве было приятно, чтобы я ее целовал. Может быть, кто-то подумает, что я совсем спятил. Но я действительно так полагал. Попытаюсь это объяснить. Меня в детстве страшно избивали. Но должен сказать, мне было тогда гораздо приятнее, чтобы тот, кто мне внушал отвращение, целовал меня, а не бил сзади ногой по яйцам. Умом это можно понять. Но тогда я был просто поражен тем, что у меня возникло желание поцеловать Фрезе. Когда я сделал это, он попросил: „Еще!“ Я продолжил его целовать. Ведь ему это все же было приятнее, чем терпеть боль от ударов» (S.175).

Характерно, что Юрген Барч откровенно рассказывает о своем зверском обращении с беззащитными детьми (хотя понимает, какие чувства это вызывает у других) и крайне сдержанно, неохотно, как бы по необходимости — о ситуациях, в которых сам оказывался жертвой. В восемь лет с ним совершил развратные действия тринадцатилетний двоюродный брат, а в свои тринадцать Юрген оказался в постели воспитателя. Но он почти ничего не говорит о том чувстве унижения, которое он должен был тогда испытывать. Объяснение этому очень простое: эти переживания были вытеснены в подсознание. Те чувства, которые испытывал Юрген, издеваясь над беззащитными жертвами, помогают понять механизм этого вытеснения. Совершая убийства, Юрген Барч представлялся самому себе сильным человеком с чувством собственного достоинства, хотя понимал, что все его проклянут. Однако в момент убийства это понимание оказывалось вытесненным в подсознание. Лишь временами он сознавал, какую же мерзость он совершил, и ощущал беспомощность и невыносимый жгучий стыд.

Вытеснение переживаний в подсознание — одна из причин равнодушного отношения людей к совершенному над ними в детстве физическому и сексуальному насилию и того, что о нем так легко забывают.

Приводя здесь отрывки из книги Пауля Моора, я вовсе не ставила своей целью «снять ответственность» с преступника. А ведь именно в этом судьи обычно обвиняют психоаналитиков. Я также не собиралась возлагать всю вину на его родителей. В мои намерения входило лишь показать, что у каждого поступка есть свой (зачастую потаенный) смысл, и понять его можно, лишь увидев всю причинно-следственную связь. К сожалению, воспитание в соответствии с принципами «черной педагогики» лишает людей этой возможности. Газетные публикации, посвященные Юргену Барчу, потрясли меня, не вызвав, однако, никакого морального возмущения. Ведь многие мои пациенты, получив возможность вызволить из подсознания вытесненное туда еще в раннем детстве желание мести, в своих фантазиях разыгрывали поражающие своей жестокостью сцены. (Вспомним о двадцатичетырехлетнем студенте, о котором я писала во введении к главе о Юргене Барче.) Но опять же именно потому, что они имеют возможность откровенно обсуждать то, что они ощущают, у них не появляется желание претворить свои фантазии в жизнь. У Юргена Барча такая возможность напрочь отсутствовала. На первом году жизни его душу не согревала любовь матери, вплоть до школьного возраста он никогда не играл с другими детьми, а родители также никогда не играли с ним. В школе же он быстро сделался мальчиком для битья. Естественно, ребенок, живший дома в полной изоляции и приученный побоями к абсолютному послушанию, не мог быть на равных со своими сверстниками. Его одноклассники чувствовали, что он боится их, и все больше и больше измывались над ним. То, что произошло после бегства из Мариенхаузена, наглядно показывает, как страшно страдал мальчик, мечущийся между «благополучным» родным домом, где остались отец и мать («добропорядочные бюргеры»), и церковной школой с ее псевдоблагочестивой атмосферой. Потребность рассказать дома обо всем и понимание, что никто этому не поверит, страх перед родителями и страстное желание выплакать им свою боль — разве в такой ситуации не оказываются ежедневно тысячи подростков?

В интернате Юрген, будучи послушным ребенком, исправно выполнял все тамошние предписания, не совершал ничего запретного и был буквально вне себя от ярости, когда его бывший соученик рассказал на суде, что он не только спал там с одним из мальчиков, но и воспринимал это как нечто «само собой разумеющееся». Естественно, в приюте многие находили возможность обходить запреты, но это отнюдь не относится к детям, которых еще в младенческом возрасте приучили к безоговорочному послушанию. Такие дети были готовы исполнять обязанности причетников, лишь бы быть поближе к какому-нибудь живому существу. Таким в их глазах являлся священник.

Если родители подвергают ребенка насилию или используют его как сексуальный объект, это запечатлевается в подсознании, и провоцирует потом различные извращения. В том, как Юрген Барч совершал убийства с зеркальной точностью отразилось многое из его детства:

1. Бывшее бомбоубежище, в котором он убивал детей, по описанию Барча, сильно напоминает «подвал с решетками и трехметровыми стенами», т.е. его дом, где он был когда-то заперт.

2. Преступлениям обязательно предшествовал «выбор жертвы». Но ведь при усыновлении Юргена выбрали (и потом постепенно лишали жизненных сил).

3. Он убивал детей «нашим ножом», т.е. инструментом, которым отец разделывал туши.

4. Он возбуждался, заглядывая в полные ужаса глаза беззащитных жертв. В этих глазах он видел себя самого, испытывающего те чувства, которые он когда-то был вынужден скрывать. Одновременно он чувствовал себя в роли тех, от кого когда-то всецело зависел.

Совершенные Юргеном Барчем убийства свидетельствуют:

1) об отчаянной попытке обойти запрет и «удовлетворить свою сексуальную потребность», что раньше ему строго-настрого было запрещено;

2) о всплеске накопившейся в душе (и считающейся в обществе чем-то предосудительным) ненависти к родителям и учителям, заинтересованным только в «добропорядочном поведении», но лишившим мальчика возможности нормально жить;

3) о синдроме навязчивого повторения; чувство беспомощности теперь должны были испытывать мальчики в коротких штанах, какие Юрген Барч носил в детстве, кроме того, он хотел заставить людей вновь испытывать чувство почти физического отвращения к нему, то чувство, которое испытывала мать, когда он в двухлетнем возрасте вновь начал справлять свою нужду в пеленки.

Преступления Юргена Барча, равно как и откровенное провокационное поведение Кристианы Ф., вызывает вполне обоснованное чувство возмущения.

Но тот, кто объясняет убийства, совершенные Юргеном Барчем, исключительно «болезненным сексуальным влечением», никогда не сумеет найти истинные причины многих актов насилия. Расскажу коротко о преступлении, где секс не играл почти никакой роли, но которое, тем не менее, обусловлено трагическими эпизодами детства.

Еженедельник «Цайт» опубликовал 27 июля 1979 г. статью о Мэри Белл, которая в 1968 г. в одиннадцатилетнем возрасте была осуждена английским судом за двойное убийство на пожизненное заключение. На момент публикации ей исполнилось 22 года, она сидит в тюрьме и еще ни разу не общалась с психотерапевтом. Я позволю себе привести выдержки из этой статьи.

«Слушается дело об убийстве двух мальчиков, одному из которых было три, а другому четыре года. Председатель суда в Ньюкастле приказывает обвиняемой встать. Девочка отвечает, что она уже стоит. Обвиняемой Мэри Белл всего лишь одиннадцать лет.

26 мая 1957 г. семнадцатилетняя Бетти К. в больнице „Дилстолл Холл“ города Гейтсхеда родила девочку. Когда матери через несколько минут после родов протянули младенца, она якобы даже содрогнулась от отвращения и закричала: „Уберите от меня эту гадость!“ Когда Мэри исполнилось три года, мать как-то отправилась с ней погулять, не заметив, что за ними тайком увязалась сестра Бетти. Они отправились в агентство, занимающееся вопросами усыновления, и натолкнулись там на молодую женщину, плачущую навзрыд. Она сказала, что хочет усыновить ребенка и уехать в Австралию, но ей ответили, что для усыновления она слишком молода. „Так забери ее“, — сказала Бетти, сунула Мэри в руки незнакомки и ушла...