Страница 7 из 25
Я выскользнул в коридор, отозвал Сашу.
Через 10 минут соседка вернулась в свою комнату и мы долго слышали ее крики, угрозы, плач.
На следующий день наш сосед исчез, сбежал из квартиры и из нашей жизни.
Но долго нам там жить не пришлось, теща не выдержала и с кем–то поругалась на работе. Видно она поругалась с важным человеком, так что с работы ей вскоре пришлось уйти. И нам надо было искать новое жилье.
Идея была Наташина: «Я поеду в Москву, в свое министерство, сдам свой свободный диплом и возьму распределение туда, где дадут жилье, хотя бы семейное общежитие.»
Мы собрали последние деньги и Наташа уехала. Через пару дней она позвонила:
– Все в порядке, было несколько мест, я выбрала Черновицы, резино–обувный завод.
Я обомлел:
– Почему Черновицы?
– Я там была, красивый город, там твоя семья, они хорошо ко мне относятся, почему бы нет?
Так моя жена Наташа вернула меня в родные места, к моей семье.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я снова в Черновцах, откуда так рвался уехать дважды.
Первый раз в 69–м году, по окончании школы. Зная, что у меня нет шансов поступить в институт в Черновицах, я хотел поступать в России и просил отца дать мне сто рублей на билет до Тулы и на еду. Отец не верил, что я поступлю и предлагал мне поступать в местный техникум из которого меня через год призвали бы в армию. С большим трудом, с маминой помощью удалось мне вырвать эти деньги. Я поехал в Тулу, легко поступил и прожил там 5 счастливых студенческих лет.
Второй раз я уехал из Черновиц в 74–м году – после окончания института. У меня был свободный диплом, так как в Нальчике, куда я получил распределение, мне не дали жилья. Полгода я не мог устроиться на работу, обходил множество предприятий. Именно тогда я встретился с директором резино–обувного завода по фамилии Буримов. Он персонально выбирал новых инженеров. Прием проходил в большой комнате, где работало много народу. Я вручил ему свой новенький диплом и паспорт. Он выбрал паспорт, открыл и прочитал вслух:
– Так… Манн Яков Давидович… еврей…
После этого, не раскрывая диплом, он вернул мне документы со словами:
– По вашему профилю у нас работы нет.
Знающий человек сказал мне позже, что хотя Буримов и антисемит, но иногда он принимал евреев на работу, за большие деньги через доверенных лиц. У меня не было ни того ни другого.
Проходив полгода без работы, я сдал свой свободный диплом и взял распределение в Волгоград.
И вот теперь я вернулся, хожу по красиво вымощенным улицам, любуясь красивыми домами, выстроенными при Австро–Венгерской империи, магазинами, в которых намного больше товаров, чем в волгоградских магазинах.
Вся радость от встречи с любимым городом закончилась в один день, который я смутно предчувствовал еще в Волгограде.
Когда Наташа вернулась с работы, я по ее лицу понял – что–то случилось.
– Ты помнишь Буримова? – спросила она с порога.
– Бывшего директора? Так его же сняли!
– Теперь вернули, правда не директором, а зам. директора по кадрам. Сейчас он распоряжается общежитием и предоставлением квартир.
– Когда это было?
– Несколько дней назад. Сегодня он вызвал меня в свой кабинет и приказал перейти из комнаты для семейных в комнату для одиночек.
– Но почему ? Нас ведь трое, в комнатах для одиночек живут по одному человеку, они совсем маленькие.
– Он не объяснял. Я отказалась.
– Ты отказалась?!
Бедная Наташа! И почему самые важные решения в нашей жизни ты принимала сама?!
Наташа решила помериться силами с человеком, который более 20 лет был всевластным хозяином на заводе, расставил везде свои кадры, который имел достаточно связей наверху, чтобы, будучи снятым за многочисленные нарушения, все же вскоре вернуться, хоть и не директором, а замом.
В дверь постучали, вошла теща.
– Меня из комнаты выселяют, – сообщила она.
– Но вы же работаете в этом общежитии, они не имеют права, – я был потрясен как быстро работала Буримовская машина. Теща недавно приехала в Черновцы чтобы помочь нам, устроилась уборщицей в этом же общежитии.
– Так они все общежитие переселяют, семейных кого на улицу, кого в маленькую комнату, одиноких сгоняют по два–три человека в комнату.
– И что, все подчинились?
– Да где там, слышите, бунтуют в коридоре…
Из коридора слышались невнятные крики.
– Ну что ж, – вздохнул я, – в дружном коллективе и помирать легче.
Но легче от этого нам не стало. Наташу стали травить в цеху, где она работала, организованно и беспощадно.
Атмосфера в цехах в Союзе, как правило, была напряженная, постоянные нехватки сырья и комплектующих, ненадежность оборудования преодолевались ударами начальничьего кулака по столу, наказанием подчиненных и сверхурочной работой в конце месяца.
Если к этому еще добавлялось плохое отношение начальника, жизнь становилась вовсе невыносимой. Наташа держалась храбро, но видно было, что надолго ее не хватит.
Через несколько дней в комнате погас свет. Теща, сходившая на разведку, доложила:
– Отключили свет у всех бунтарей, также отключили газ на общей кухне.
Я вышел в коридор, он был темным и безлюдным. Бунтари собирались кучками, негромко переговаривались, некоторые несли фонарик или свечу. Я подошел к одной кучке.
– В некоторых помещениях розетки остались не выключенными, там видно отдельная разводка, – услышал я, – айда тяните удлинители.
Вскоре общежитие внутри и снаружи было покрыто электрическими проводами. Неярко засветились окна, освещенные настольными лампами, потянуло запахом еды из комнат, где стали готовить на электрических плитках – газовую плиту в общей кухне отключили от газа.
Мои родители знали, что происходит, но они предпочитали жить с квартирантами, а не с нами. И когда был шанс взять кооперативную квартиру, все родственники дружно отказали мне в займе. Наша престарелая родственница, которую я старательно навещал еще со студенческих лет, наотрез отказалась прописать меня и двухкомнатная квартира в центре города после неё осталась государству.
Осада продолжалась несколько месяцев. Потом группа женщин из нашего общежития поехала в Москву. Москва, конечно, слезам не верит, она даже любит доводить до слез, но втихаря, чтобы никто не узнал.
В эпоху застоя не любили, когда люди начинали шуметь, митинговать. По возможности их сажали или лечили в психбольницах. Но тут простые бабы из Украины стали подымать крик, не соглашаясь ехать домой и тихо ждать пока придет официальный ответ из Москвы. И после нескольких шумных разборок в различных приемных кто–то наверху приказал: «Женщин отправить домой, выслать комиссию для разбора».
Комиссия приехала через неделю и приказала Буримову отменить переселение, оставить всех обитателей общежития на своих местах. Нам включили газ, электричество, мы победили. Но победа оказалась Пирровой. Наташа ходила на работу как на каторгу, ее травили по–прежнему.
В тот вечер мы улеглись раньше обычного. Наташа скользнула мне на плечо, потерлась носом и тихо сообщила:
– Яш, я беременна. – затем добавила – Два месяца.
Я был поражен:
– Слушай, Светочке только полтора года, жилья нет, мы всего полгода получаем две зарплаты, накоплений никаких. Как это получилось? У тебя ведь была спиралька?
– Я ее вытащила.
– Но зачем?
– Я уйду в отпуск на 16 месяцев, за это время закончат дом для малосемейных, получим квартиру, тогда я смогу уйти с этой работы.
– Наташа, это все наоборот. Детей рожают, когда есть условия, А ты хочешь улучшить условия, рожая детей. – подумав я добавил:
– Я считаю, что ты должна сделать аборт.
Она лежала не двигаясь, часто дыша мне в ухо, я молчал и мое сердце разрывалось. Я знал, что она боится аборта.
На следующий день я рассказал все маме, она очень рассердилась:
– Как это так, не сказав тебе ни слова она вытащила спираль! Это нечестно, как она может вешать тебе на шею детей одного за другим!