Плесните любви, пожалуйста!

Он, впрочем, надеялся, что развод освободит его от всех обязанностей перед алчной родней жены.

Единственное, о чем Александр сожалел, это о том, что теперь он не может видеться со своими тремя дочерьми так часто, как ему хотелось бы. Девочки еще не достигли совершеннолетия и поэтому оставались с матерью, а поскольку Рузанна жила теперь в его бывшем особняке в двадцати пяти километрах от Москвы, Александру было непросто выкроить время, чтобы их навестить.

Ему еще предстояло познакомить дочерей с Бьянкой, и он твердо решил сделать это в самое ближайшее время. Подтолкнул его к этому вопрос младшей дочери Маришки, которая в один из его визитов неожиданно спросила:

– Папа, а что такое «лахудра»?

– Откуда ты узнала это слово, милая? – поинтересовался Александр.

– Это мама говорила, что ты связался с черножопой американской лахудрой. А черножопая – это какая?..

Александр пришел в такую ярость, что едва не ударил Рузанну. Чудом сдержавшись, он, как мог, объяснил жене, что впредь она должна следить за своим языком – «пока он его не вырвал».

Оскорблять свою любимую женщину Александр Касьяненко не собирался позволять никому.

Из Мадрида Бьянка отправилась в Париж, чтобы прикупить новые сногсшибательные наряды. Она знала всех самых модных парижских кутюрье, а они знали ее и были счастливы услужить, поскольку каждый раз, когда Бьянку фотографировали в одном из их платьев, продажи тотчас взлетали до небес. Разумеется, последние произведения парижских дизайнеров обходились недешево, однако Бьянка умела хорошо торговаться, добиваясь значительных скидок, а многие вещи ей и вовсе доставались бесплатно. И дело было даже не в деньгах, которых у нее было больше чем достаточно. Переговоры с фирмами были для Бьянки своего рода спортом, в котором она достигла значительных успехов. Переговорщиком она была упорным и агрессивным, и Александр не раз говорил, что готов доверить ей ведение своих самых дорогостоящих контрактов.

Сейчас, впрочем, Бьянка больше думала о предстоящем круизе, чем о цене того или иного наряда. Почему-то ей казалось, что во время этого путешествия непременно произойдет нечто значительное и важное – такое, что изменит всю ее жизнь. Что именно – она не знала, зато она знала Александра, который ничего не делал просто так.

В мире высокой моды у Бьянки было множество друзей и подруг, в основном – геев и лесбиянок. Уже накануне своего возвращения из Парижа в Москву она собрала самых близких из них в «Плаза Атеней», чтобы опрокинуть по коктейлю, после чего вся компания перекочевала в ее любимое бистро – старинное «Л’Ами Луи», где подавали совершенно изумительный картофель, жаренный в утином жиру, и нежнейшую телятину-гриль. На десерт заказали лесную землянику со сливками и лучшее вино.

Обычно Бьянка соблюдала строгую диету, но сегодня она решила дать себе волю.

После ужина ее стилист Пьер предложил поехать в клуб. В результате все отправились в «Амнезию» – элитный гей-клуб, который к тому же славился потрясающей акустикой.

В клубе Бьянка танцевала как заведенная. Выходя куда-то с Александром, она чувствовала, что должна держать себя в рамках, чтобы не компрометировать его, но сегодня вокруг были только свои. Папарацци тоже не подозревали, что знаменитая Бьянка находится в Париже, и ничто не мешало ей расслабиться как следует. Свобода ударила в голову посильнее, чем выпитое за ужином вино, и Бьянка отрывалась по полной.

Увы, она не учла, что в мобильном телефоне у каждого из ее так называемых друзей имеется цифровая фото- или видеокамера с высоким разрешением. И пока Бьянка оттягивалась на танцполе, кое-кто потихоньку делал снимки, которые можно было продать за хорошие деньги.

Да, Пьер был геем, но об этом было известно отнюдь не всему миру. И фотографии, запечатлевшие, как Бьянка обнимает и целует своего стилиста или как она в ультракороткой юбке отжигает у стриптизерского шеста (а нижнего белья Бьянка никогда не носила), могли озолотить любого, кто предложил бы подобные фото средствам массовой информации.

А поскольку время – это тоже деньги, в Интернете компрометирующие снимки должны были появиться уже через несколько часов.

Но Бьянка об этом пока не подозревала, как не подозревала она и о том, что ее тайком фотографируют. Она танцевала неистово и самозабвенно и улыбалась, улыбалась, улыбалась всем вокруг.

У нее было такое ощущение, словно она вновь вернулась в свою буйную юность.

Глава 20

Если Эшли что-то и ненавидела, так это когда ее мамочка пыталась давать ей «полезные» советы – в особенности если советы эти касались вещей, о которых сама Элис не имела ни малейшего представления. Трижды разведенная продавщица универсального магазина – что могла понимать в жизни эта неудачница?..

Себя Эшли считала куда более развитой и опытной – главным образом потому, что ей-то удалось вскарабкаться достаточно высоко, оторвавшись от своих более чем скромных корней. Она не только была женой известного футболиста, но и работала в успешной и модной фирме, которая занималась дизайном интерьеров для самых богатых и знаменитых людей. То, что ей удалось сделаться деловой партнершей Джероми Мильтон-Голда, Эшли считала своим едва ли не самым главным достижением. Джероми пользовался широкой известностью среди знаменитостей, и она теперь тоже вращалась в тех же заоблачных сферах.

Единственное, что продолжало угнетать Эшли, так это то, что они с Джероми не были равноправными партнерами, хотя Тей по ее просьбе и инвестировал в фирму солидную сумму. Когда они только начинали работать вместе, Джероми назначил ее всего лишь художественным консультантом. Эшли это не слишком понравилось, однако со временем она почти успокоилась. Каждый раз, когда Джероми работал со знаменитым клиентом, он непременно спрашивал ее совета, причем делал это не просто для проформы. Эшли сама видела, что он активно использует ее идеи, и это ей даже нравилось, но потом она стала замечать, что клиентам Джероми непременно представляет ее как миссис Эшли Шервин, жену Тея Шервина.

И это ее бесконечно раздражало. Быть придатком к своему знаменитому мужу казалось Эшли унизительным. Ей хотелось, чтобы имя Эшли Шервин что-то значило само по себе. Какого черта Джероми то и дело повторяет, что она, мол, жена того самого Тея, звездного парня, лучшего игрока своего клуба и первого номера национальной сборной? Какое все это имеет отношение к ее талантам и способностям?

После того как одна и та же история повторилась несколько раз, Эшли не выдержала и решила поговорить с Джероми начистоту и предупредить, что ему вовсе не обязательно каждый раз упоминать Тея.

Когда она высказала свои претензии, Джероми как будто даже смутился и бросился извиняться.

– Прости, детка, больше не буду, – мурлыкал он. – Я вовсе не хотел тебя огорчить.

После этого Джероми прекратил сообщать всем и каждому, чья она жена, – Эшли, во всяком случае, ни разу не слышала ничего подобного, однако клиенты все равно откуда-то знали, что дизайнерша, которая обставляет их спальни, кабинеты и ванные комнаты, – жена того самого Тея Шервина.

Когда она решилась поговорить с Джероми еще раз, тот отреагировал куда прохладнее.

– Разве я виноват, что ваши с Теем фотографии то и дело появляются в самых популярных журналах? – парировал он, величественно выпятив нижнюю губу. – Люди знают тебя в лицо, детка, и тут уж ничего не попишешь. Не понимаю только, почему тебя это так расстраивает? Для нашего бизнеса это лишь на пользу. Привыкай, детка, или же старайся не попадать на страницы журналов.

Возразить было нечего – их с Теем снимки появлялись в журналах достаточно регулярно. «Хит» и «Клоузер» часто публиковали их фотографии на обложке, «Хелло» и «О’кей!» делали о них целые фоторепортажи, а уж в Интернете их снимки можно было найти вообще без какого-либо труда. Миллионы поклонников ежедневно посещали страничку Тея в «Фейсбуке» и «Твиттере», где он частенько вывешивал домашние фото, сделанные им собственноручно с помощью подаренного ему Эшли ко дню рождения дорогущего «Никона». Об этом подарке она успела тысячу раз пожалеть, поскольку Тей так и норовил застать ее врасплох. Он снимал ее полуодетую, спящую, непричесанную, а потом выставлял эти глупые фото на всеобщее обозрение.