Страница 30 из 33
Безусловно, именно такое понимание мы видим в статье Лафарж. Искусно и тонко она описывает сознательные и бессознательные воздействия, разворачивающиеся в обоих направлениях между аналитиком и пациентом в аналитической ситуации, а ее клиническая виньетка представляет собой наглядную иллюстрацию этих идей. Лафарж, как и я, полагает, что субъективность аналитика участвует в формировании каждого клинического момента как сознательно, так и – особенно – бессознательно.
При этом я отметил, что в статье Лафарж нигде нет указания на отношение термина к влечению, и я не знаю, как это истолковать. Рассматривает ли Лафарж фантазию в традиционных эго-психологических терминах? Понимает ли она ее как сплав желания, защиты и свойств суперэго? И если она концептуализирует фантазию именно таким образом, понимает ли она желание как производное влечения? (Так же как Лафарж, я придерживаюсь кляйнианской традиции в написании слова «phantasy» – через «ph» – для обозначения бессознательной фантазии.) Я не могу дать ответ на эти вопросы, но в любом случае Лафарж предлагает нам оригинальную эго-психологическую точку зрения, напоминающую хорошо известную метафору Арлоу (Arlow, 1969a, b), в которой сознательный опыт представлен как обобщенный или интегрированный образ, сформированный на экране проекцией внешней реальности, с одной стороны, и фантазии, с другой.
Лафарж, если я правильно понимаю ее позицию, полагает, что содержание психики (если не ее природа) начинается с нашего жизненного опыта (то есть содержание не является в значительной степени предопределенным) и развивается в зависимости от того, каким образом текущий опыт взаимодействует с тем, что представляет собой психика к данному моменту. Кроме того, даже если Лафарж настаивает на том, что полностью внутрипсихические события играют большую роль в непрекращающемся формировании психики, чем считаю я, она тем не менее признает, что многие события, имеющие значение в развитии психики, являются разного рода межличностными процессами (однако из ее очерка я не могу понять, как именно текущий опыт участвует в непрекращающемся создании фантазии). Лафарж, как и я, убеждена в том, что иррациональная бессознательная вовлеченность участников оказывает глубокое влияние на эти межличностные процессы и наделяет их значением.
Я принимаю все эти довольно широкие принципы и, несмотря на то что эта концепция (фантазии), рассматриваемая Лафарж как центральная в психоанализе, мною не используется, нахожу здесь много точек соприкосновения.
Признаю, что многие современные фрейдисты не принимают ни одно из толкований интерперсонального поля, продолжая исповедовать консервативную и более последовательную, собственно интрапсихическую точку зрения, что позволяет им поддерживать свою верность теории нейтральности. Однако из-за довольно широкого распространения в североамериканских фрейдистских кругах варианта теории поля, который давно признан авторами – сторонниками интерперсонального и отношенческого психоанализа, требующего по меньшей мере расширения традиционной теории нейтральности, а для кого-то и не представляющего возможности для ее использования, сейчас становится все труднее и сложнее противопоставлять два этих направления.
Тем не менее одно противопоставление сделать следует. И теперь я перейду к более детальному рассмотрению понятия фантазии.
Далее я излагаю точку зрения, альтернативную по отношению к описанной Лафарж. Однако вначале я хотел бы представить основания для исследования неизбежности понятия бессознательной фантазии.
Рассмотрим ключевой фрагмент статьи Лафарж:
Вторая, бессознательная реальность постоянно формирует наш опыт и пробуждается им. Мы воспринимаем настоящее сквозь линзы бессознательной, психической реальности. В то же время имеющаяся в настоящем сознательная реальность, очевидно, вызывает к жизни элементы психической реальности, которые, смешиваясь и воплощаясь в текущих событиях, вынуждают к повторению знакомых переживаний (Arlow, 1969; Isaacs, 1952). Хотя данные элементы опираются на исторические события и связаны со специфическими фазами развития, пристальное изучение показывает, что они не являются слепками с исторической реальности. Скорее они представляют собой построения фантазии.
Как предполагает эта формулировка Лафарж, если отнестись к ней консервативно и буквально, «пристальное изучение» устанавливает лишь то, что «элементы психической реальности» не являются «слепками с исторической реальности». Но едва ли нам требуется «пристальное изучение», чтобы установить это. Я имею в виду очевидность для каждого разницы между «исторической реальностью» (спорной концепцией, так как любая реальность конструируется и поэтому несет на себе многие воздействия, сознательные и бессознательные, никогда не являющиеся простыми отпечатками в психике исторических событий) и некоторыми другими элементами психики. Думаю, однако, что уже следующее предложение содержит причину для такого построения предложения. Предложение гласит: «Скорее они (то есть определенные психические элементы) представляют собой построения фантазии». Я полагаю, Лафарж подразумевает здесь, что именно существование фантазии и есть самое важное и требующее «пристального изучения».
Мои толкования могут быть верными или нет. В любом случае используемые мною аргументы понятны представителям любой школы психоанализа, включая мою. Мы приходим к выводу (в данном случае к выводу о бессознательной фантазии) из того, что мы можем наблюдать (в данном случае тот факт, что определенные элементы психической жизни не являются слепками с «исторической реальности»). Затем мы используем выводимую идею для построения будущих толкований клинического материала. С ходом времени истоки, из которых выводилась идея, испаряются и в конечном итоге полностью исчезают, а у нас остается ощущение неизбежности идеи, ее «объективной» наблюдаемости, скорее чем интерпретативного построения. Это то, что Фуко (Foucault, 1995) назвал «нормализацией» в своем описании дисциплинарной власти: то, что возникает как отдельная точка зрения, одна из многих, начинает восприниматься как само собой разумеющееся, как естественный порядок вещей.
Так обстоит дело и с концепцией фантазии. Да, верно, все согласятся: поскольку фантазия бессознательна, ее нельзя непосредственно наблюдать. Соответственно, все согласятся с тем, что к фантазии приходят путем умозаключения. Однако многие психоаналитики сочтут, что даже если наше приписывание пациенту какой-либо конкретной фантазии является умозаключением, все равно: чтобы иметь дело с тем, что они наблюдают в консультационном кабинете, им требуется более общая идея о существовании бессознательной фантазии. То есть (в соответствии с идеей) то, что мы наблюдаем клинически, не может быть объяснено без постулирования фантазии. К этому более широкому умозаключению – умственной привычке, заставляющей нас представлять фантазии как объяснение наших клинических наблюдений, – часто относятся как к «естественному» свойству мира, как к неизбежности.
Несмотря на это, я утверждаю: умозаключения, приводящие к концепции фантазии, какими бы полезными они ни были для многих клиницистов, не востребованы феноменологически. Безусловно, можно настаивать на том, что бессознательная фантазия представляет собой наилучший способ объяснения явлений, которые мы наблюдаем (и многие из тех, кто со мной не согласны, обязательно привели бы этот аргумент). Но данная концепция все-таки не является единственным способом объяснить данные наблюдения.
Впрочем, хотелось бы добавить: как и все психоаналитики, я признаю, что рациональное мышление, так же как «буквальная» или «историческая» реальность, не может полно описывать клинический процесс. Необходимо использование или выведение чего-то иррационального, чего-то находящегося вне осознания. В итоге все мы сходимся на необходимости выведения какого-либо представления о бессознательных процессах, но нам необязательно сходиться на том, что должно выводиться или как именно делается этот вывод. Вскоре я представлю свои выводы.