Страница 2 из 13
- Да они… - начала было Лука и замолчала.
Разве объяснишь, что она в собаках агрессии не чувствовала, лишь желание получить искреннюю детскую ласку и восторг в глазах! Впрочем, сейчас это было уже неважно. Важными были слова матери… Женщины, которую она всю сознательную жизнь считала матерью!
- Насчёт детдома - это правда?
Силуэт исчез из дверного проёма. Свет в коридоре погас. Издалека донеслись глухие рыдания и сдавленное:
- Правда. Живи, как знаешь!
Лука пришла в себя только спустя несколько минут, вся мокрая, как мышь, от бьющего в открытое окно дождя. Гроза уходила, оставив внизу потоки, поломанные ветви и вымокший мусор. Она не только освежила воздух, но и вымыла все мысли из головы. Лишь одно слово билось, будто птица в клетке: ‘Правда! Правда! Правда!’
***
Она пришла в больницу к десяти.
С шести утра, когда вся пачка сигарет была скурена до боли в желудке, нужные вещи собраны в любимый рюкзак, а решимость уйти, куда глаза глядят, приобрела необходимую твёрдость, Лука шлялась по улицам, раздумывая, к кому из знакомых попроситься переночевать. Подруги потерпят пару ночей, парни… Ясно, чем это кончится. Изобразить неземную любовь, чтобы остаться подольше? А потом куда? На вокзал? На трассу? Даже если она найдёт работу, снять хотя бы комнату не так просто!
- Бахилы надень! - сердито прикрикнула старушка-санитарка в приёмном. - Десять рублей!
Когда деньги есть, о десяти рублях как-то не задумываешься. Но когда в кошельке лежат все сбережения, а других не предвидится…
Брат лежал в постоперационной и казался мумией, сросшейся с живым человеком - половина тела и голова забинтованы. Отца рядом не было, наверное, спустился в кафешку рядом с больницей, выпить кофе.
- Чего смотришь, людоедка? - шёпотом поинтересовался он. - Ну, побился, подумаешь!
- Имбецил! - привычно, но беззлобно сказала Лука и, пройдя в палату, села на стульчик. - Очень больно?
Артём героически поморщился и ничего не ответил.
- Ты здесь надолго? Что врачи говорят? - спросила она.
- Минимум месяц! - вздохнул брат.
- А роллер?..
- Не знаю пока… Отец молчит, значит, всё плохо.
- Да… Тём, я из дома ушла. Можешь мой комп себе забирать со всеми потрохами, авось пригодится, на запчасти.
Брат вытаращился. В сочетании с бинтами выпученные голубые глаза выглядели презабавно.
- Лука, ты чего?
Она встала, выглянула в коридор, прислушалась. Наверняка, вот-вот подойдут родители, а с ними встречаться не хотелось. Говорить было не о чем. Вернулась. Неожиданно склонилась над братом и поцеловала в лоб.
- Давай потом поговорим об этом. Когда тебе лучше станет. Номер у меня тот же, звони, пиши, как сможешь!
Лука развернулась и быстро вышла, не обращая внимания на протестующие вопли Артёма. Услышав знакомые голоса, едва успела заскочить в подсобку с кучей грязного белья, как из-за поворота показались мрачный отец и заплаканная мать. В сердце что-то лопнуло со звоном, будто хрустальный колокольчик разбился. Не броситься к ним, не прижаться… Чужие люди! Метнулась прочь - не к лифтам, а по лестнице, выскочила из больничного крыла, как была, в трогательных голубых бахилах. Нырнула в какие-то чугунные, гостеприимно распахнутые ворота и очутилась… на кладбище. И поразилась царящей здесь тишине и покою. Словно и не было там, за кирпичной кладкой стены, запруженной машинами улицы.
Бахилы отправились в первое попавшееся мусорное ведро. Лука медленно шла по аллеям, разглядывая могилы и поражаясь их разнообразию. Как в мире людей - эти гордецы, эти - скромняги, вот - для большой крепкой семьи, а эта - для одинокой барышни. Ангел с опущенными крыльями… Покосившийся крест… Забытая могила.
Здесь Лука и присела - на облезлую лавочку. Достала из рюкзака бутерброд и термос с кофе, отсалютовала им неведомому покойнику.
- Твоё здоровье, прах! Господи, как тошно! Тебе там тоже?
Ясное дело, могила молчала. Она была усыпана ковром из листьев так, что обломки камня едва угадывались под ними.
- С покойниками говоришь? Уважаю! - раздался звонкий голос.
На дорожке стояла высокая красивая деваха из тех, которых парни называют дерзкими - брови вразлёт, голубые шальные глаза, густо обведённые чёрным, ресницы, потерявшиеся в туши вамп, губы - мечта извращенца. На девахе были чёрные джинсы, ботинки до колена и кожаная мотоциклетная куртка. Длинные каштановые волосы собраны в высокий хвост. На руке висел шлем, странно смотрящийся рядом с изящным дамским рюкзачком.
- У тебя здесь кто? - незнакомка кивнула на могилку. - Древние предки?
Лука невольно фыркнула. Подняла термос.
- Хочешь кофе? Я подвинусь.
- А давай!
Деваха села рядом, придержала второй, ненужный Луке стаканчик-крышечку, пока та наливала кофе. Чокнулась с ней, представилась:
- Меня Муней зовут. Так кто у тебя тут?
- Лука, - представилась та, гадая, как звучит настоящее имя Муни. - Никто. Просто так сижу.
- Просто так на кладбище даже вороны не сидят! - рассудительно заметила Муня. - Вообще-то я - Мария. Но боже упаси тебя называть меня Машей, Маней, Марусей или Манечкой! Вырву глаз!
- А я тебе зуб выбью, - развеселилась Лука. - Правда, я тоже не терплю, когда меня зовут Лукерьей или Лушей!
- Круто! - восхитилась Муня. - Я тоже хочу быть Лукерьей!
- Будь, - грустно улыбнулась Лука и отпила кофе, - а я не буду!
- Чего у тебя случилось-то, подруга? - с искренней заботой поинтересовалась новая знакомая. - Расскажи… Может, я помогу чем?
Лука приготовилась изобразить неприступность и гордость, но… открыла рот и рассказала всё, кроме истинной причины аварии брата. Тайна собственного происхождения так и жгла сердце, а безобразную сцену, произошедшую ночью, буквально хотелось выблевать и забыть навсегда.
Муня слушала внимательно. Лишь один раз отобрала у рассказчицы кофе, выплеснула себе остатки в крышечку. Когда Лука замолчала, она посмотрела на неё как-то странно, помолчала и сказала медленно:
- Давай ещё раз, и поподробней. Вот с того момента, про огонь… Что-нибудь раньше с тобой подобное случалось? Ну, типа, чудес?
Луке в голову закралась мысль, что новая знакомая немного не в себе. Она тщательно оглядела её с ног до головы. От девахи разило респектабельностью, которую та тщетно пыталась прикрыть уличным прикидом. И веяло ещё чем-то, чему девушка не могла пока дать название. Может, это и есть безумие?
- Понятно! Ты зависла! Требуется перезагрузка! - констатировала Муня. - Поехали!
И поднялась так стремительно, что Лука даже не успела понять, как термос оказался в рюкзаке, рюкзак - у неё на плечах, а она сама была схвачена за руку и потащена в сторону выхода.
Водила Муня классно. Легко перестраивалась, лавировала между машинами в таких узких пространствах, что у ни разу не катавшейся на мотоцикле Луки горло перехватывало от ужаса и восторга. Она так цеплялась за Мунину талию, что та пару раз двинула её локтем под ребро и прокричала:
- Ослабь! Придушишь, дурная!
Мотоцикл - гладкий, с плавными обводами, рычащий как крупный хищник - зарулил во двор сталинского дома, остановился в подворотне, перекрытой решёткой. Мигнула красным глазком камера под аркой, что-то пискнуло, и створки разошлись. Глубоко рокоча, зверь с пламенным мотором вместо сердца вполз во внутренний двор. Лука, открыв рот, оглядывалась. Будто в другой мир попала. Здесь были разбиты маленькие газоны, на которых красовались альпийские горки и пламенели японские клёны и ещё какие-то небольшие деревца с листьями багрово-красными, как траурный бархат. Из аккуратной будочки спешил к ним охранник, которому Муня, приветливо поздоровавшись, бросила ключи от мотоцикла. Нетерпеливо притоптывая ногой, дождалась, когда Лука слезет с сидения, снова схватила её за руку и потащила в один из подъездов. За мощную дубовую дверь с увитым чеканным плющом кольцом, вверх по мраморной лестнице с ажурными перилами, игнорируя лифт, выглядящий слишком новым для этого, полного истории дома.