#После Огня

– Я пытался их переубедить, – наконец заговорил он. – Я пошел к Правителю, предлагал себя на твое место… – Слова давались ему с явным трудом. Он закашлялся, вытер губы нервным движением плеча. – Мне сказали, что… дело решенное. Чтобы я не лез. Чтобы завтра пришел за пайком, мне подскажут, что делать с Братством… Это глупость какая-то! Как можно посылать с этим сумасшедшим неизвестно куда… тебя? Ты же… Пресвятые Крылатые, ты же… девчонка еще! – Он снова зашелся в кашле и замолчал, чтобы успокоить приступ.

– Куда это посылать? – подозрительно поглядывая на них, спросила Шая. – С каким сумасшедшим? О чем он, деточка? Ох, да выпей воды наконец, Лин! Или я отведу тебя в лазарет.

Она подскочила, налила очищенной воды в треснутый с краю стакан и поднесла к губам сына. Шая давно понимала, к чему ведет этот сухой кашель, сотрясающий их дом каждую ночь. Но заставить Крылатого лечь в лазарет, лишив его крыльев, было невозможно, да и, честно говоря, бессмысленно. От такой хвори не нашлось еще лечения.

– Меня отправляют Вестником, – сказала Алиса, выпрямляя спину. – Завтра я улетаю с Вожа… бывшим Вожаком. – Ей отчего-то не хотелось произносить имя, услышанное во тьме двора. – Мы летим на поиски Дерева, тетя. Я постараюсь вернуться, а пока Лин будет тебе во всем помогать.

Шая медленно поднялась на ноги. У ее милой девочки дрожали губы, но Алиса старательно делала вид, будто говорит об очередной вылазке к горе. Растрепанные русые волосы спадали на лоб, на грязных от пыли щеках виднелись две дорожки от слез, что текли и текли из широко раскрытых глаз. Ее милая девочка, ее смелая девочка.

– Не позволю! – Тетка решительно направилась к двери. – Я пойду к старику, я пойду к его советникам. Они не смеют посылать туда ребенка. На поиски несуществующего. Мы должны думать о том, что имеем. Ты должна расти здесь, выйти замуж и рожать детей, чтобы они отстроили новые города. Только в этом и есть смысл. А не в поисках Дерева. Пусть бы все их деревья сгорели – мне плевать. Я пойду и не позволю им…

И, не слушая слабых возражений Алисы, Шая выскочила за дверь. На печи, шипя, подгорал ужин. Город за окном мирно спал. Молодой Вожак смотрел на огонь в очаге, крепко держа за руку нового Вестника.

– Прости меня, воробушек, – глухо, словно издалека, проговорил Лин, не глядя Алисе в глаза.

Он никогда ничего не боялся так сильно, как сейчас, увидеть в ответном взгляде злость – подтверждение своей вины. Ему все казалось, что он недостаточно громко кричал, не слишком разумно доказывал. Надо было вытрясти всю душу из старого Вожака, сбить его с ног, крикнуть ему в лицо, что даже мертвецом он может утащить за собой в могилу любого. Особенно за своих. Особенно за Алису.

Крылатая вздрогнула, словно очнулась, словно стряхнула оцепенение, заставившее ее застыть.

– Да ведь ты не виноват ни в чем, Лин, глупый… Ты не виноват. Это они решили. Представляю, какой крик поднялся в Городе, когда ты туда залетел. – Она взъерошила его волосы цвета спелой ржи с картинок старой Феты. – Ты теперь Вожак, с ума сойти!

Он слегка качнул головой и осторожно, чтобы не раскашляться, выдохнул.

– Да какой я Вожак, завтра же откажусь.

– Не смей! Шае нужен этот паек, она сможет помогать соседям, переселитесь из этих трущоб в центр. Говорят, там вода чище. Да и Братство. Ты сделаешь их жизнь лучше. Ты отважный, ты мудрый, ты добрый… – Алиса все пропускала пряди между пальцев, не замечая, что слезы все так же катятся по ее щекам.

Стараясь, чтобы Лин не заметил, она подняла руку, желая рукавом стереть их с лица, но парень наконец посмотрел на нее, замер на мгновение и обнял ее за хрупкие, как у подростка, плечи. Уткнувшись в старую, поношенную куртку Крылатого, Алиса дала волю слезам, оплакивая каждый день, который могла бы провести, но уже не проведет в этом маленьком родном домике, в кругу Братьев, готовых защитить ее от любой напасти, уберечь от всего, кроме решения Вожака.

Они еще посидели так, медленно раскачиваясь, словно баюкая друг друга, пока слезы не кончились. Алиса слегка отстранилась и почуяла, что обычный запах гари мешается с горьким запахом сгоревшего ужина.

– Вот же растяпы! – Девушка метнулась к печи, обернула тряпкой ручку старой кастрюли и сняла ее с огня. – Чем теперь будем ужинать? Тут все пайки. Тетка расстаралась, такое рагу, наверное, даже с кусочком мяса…

Лин подошел к Алисе сзади, крепко прижал к себе и зашептал ей в затылок:

– Я не могу тебя отпустить. Когда он меня подозвал, я шел и думал, что мне теперь дадут дом. Что мы с тобой сможем туда переселиться, попробовать быть… Я не знаю. Вместе? Так это называется? Получили бы разрешение в Городе. Я даже и не понял сразу, что Вожак выбрал тебя, стоял там, как идиот. Да я до сих пор этого не осознал. Зачем ему ты? Я выбью из него ответ. Он тебя не заберет… Он не посмеет, я клянусь. Я пойду вместо тебя.

Алиса слушала этот жаркий шепот, не пытаясь обернуться. На секунду она позволила себе представить, как смущенный Лин предлагает ей переселиться в дом Вожака вместе. Как заохала бы Шая и как одобрительно присвистнули бы в Братстве, узнав об этом. Наверное, и в Городе не были бы против. Наверное, она бы и сама не возражала. Сердце часто екало, когда Лин обнимал ее, дурачась. Так же оно замирает, когда входишь в пике во время полета. И Алиса догадывалась, что это значит. Они всегда были бы рядом, все это было бы так правильно и хорошо – и внезапно стало так желанно. Но Закон гласит: Крылатые не обсуждают приказ Вожака, не оспаривают приказ Вожака, исполняют приказ Вожака.

Она повернулась к Лину, приподнялась на цыпочки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и со всей уверенностью, что нашла в себе, сказала:

– Ты не станешь этого делать, Лин. Ты – Крылатый. Ты – Вожак Братства. Завтра я поступлю так, как должна. Ты останешься, чтобы быть предводителем отряда, чтобы Город жил, чтобы бабка Фета жила и тетя Шая, чтобы соседским малышам было что есть. Тебя некому заменить. Ты нужен Городу и Братству. Обещай мне это, Лин, иначе я уйду сейчас. И мы даже не простимся.

Он долго смотрел на нее, не двигаясь, не дыша. Его темные глаза будто стали еще темнее, словно он уже сгорал в предсмертном огне. Алиса не отвела взгляда, не потупилась, не отступилась. Она верила в каждое слово, которое только что произнесла. Наконец Лин выдохнул:

– Обещаю.

И вот тогда она его поцеловала.

Шая долго стояла у двери большого дома Правителя, высившегося на застроенной лачугами площадке посреди скал. У входа в дом, где принимались решения, от которых зависела жизнь каждого, кто влачил жалкое существование в сожженном мире.

В памяти Города сохранился тот день, когда теперешний старик, а тогда молодой мужчина с волосами цвета воронова крыла, встал посреди площади и поклонился жителям. Правителя выбирали голосованием, бросая в чаши камушки: люди длинной вереницей шли выбирать одного из пяти главных, чтобы он стал самым главным. Шае было тогда не больше десяти, она крепко держала мать за руку и все ждала, когда их камушек стукнется о край чаши. В девочке виделась особая сила события, значимость того, что решение принимают они.

С тех пор никто не помолодел. Мать ее умерла от кашля в год, когда Шая вышла за Мерла; его самого лихорадка забрала через пару лет. А Правитель стал стариком. Жизнь плела паутинку лет удачных и неудачных. Город растил Крылатых, старик пожимал каждому новому воину ладонь и отправлял его на поиски пищи, воды и веры в будущую жизнь.

Шая уже и не помнила, когда видела Правителя. Последние годы его во всем заменяли советники, точно муравьи, шнырявшие из покоев в Город и обратно. Но в жизни, налаженной за столько времени, не случалось сбоев, так что и жаловаться мыслей ни у кого не возникало.

До сегодняшнего дня Шая тоже ни о чем таком не задумывалась. Живет ли в просторных покоях их Правитель, или он уже похоронен в какой-нибудь нише – это не столь важно, главное – ей есть чем кормить деток. Но теперь Город решил отобрать у нее половину сердца, и женщина, побуждаемая гневом вперемешку с нечеловеческим страхом за девочку, стучала и стучала в тяжелую дверь.