#После Огня

– Надо приземляться! – крикнул Томас, высматривая хоть какую-нибудь неровность, способную защитить их, а между тем горячий ветер усиливался и уже поднималась пыльная буря, будто им было мало урагана по левую руку.

Медлить было нельзя: Томас знал, что серые Вихри, словно разумные твари, выискивают Крылатых, чтобы уничтожить их в своей сердцевине, пронизанной электричеством и наполненной прахом. Он был почти уверен, что Вихрь скоро почует их запах так же, как охотники чуют добычу. В этом сумасшедшем огненном мире не стоило искать объяснений жестокости: любая тварь, порожденная опаленной Огнем землей, желала уничтожить выживших, эта ненависть и наделяла ее сознанием – опасным и смертоносным.

Томас решительно спикировал и опустился на гладкую почву косы, оглядываясь, пока не заметил в отдалении серый валун, достаточно высокий, чтобы за ним могли спрятаться два человека. Но Алиса зависла в воздухе, не решаясь спуститься, с ужасом наблюдая, как Вожак нарушает главное правило вылазки: никогда не приземляться туда, откуда ты не сможешь взлететь.

Под ней раскинулась пустыня, ровное пространство без гор и возвышенностей, как потом расправить крылья, если неоткуда будет упасть? Она лишится возможности использовать крылья и останется посреди пыльной косы, в десятке дней полета от дома. Это было хуже смерти от серого Вихря. Но Вожак, стоящий на земле, кричал ей что-то, размахивая руками, показывая на небольшой камень.

– Приземляйся, идиотка! Я приказываю тебе! – расслышала она голос Томаса, который надрывал горло, понимая, что привело девчонку в такой ужас. И у Алисы сжалось сердце.

Нарушить приказ было еще страшнее, чем нарушить Закон. Почти так же, как потерять возможность расправить крылья в свободном полете. Но сейчас она была готова наплевать на каждое слово, что кричал ей бывший Вожак, и попытаться улететь отсюда домой или к скалам.

«Но тогда он останется тут один, – вдруг отчетливо поняла девушка, – не сможет полететь, и его съедят падальщики».

И отчего-то эта мысль показалась ей в разы невыносимее, чем приземление на гладкий песок. Оставить Брата по Крыльям в беде – этого Крылатый не совершил бы никогда. Алиса зажмурилась и опустилась вниз.

Как только подошвы ее ботинок коснулись песка, последовал подземный толчок такой силы, что девушка не удержалась на ногах; Томас подскочил к ней, схватил за руку и, подняв рывком, потащил к спасительному валуну. Вихрь приближался. Он будто состоял сплошь из пепла, непроницаемый, плотный, он выл и отшвыривал все, что попадалось ему на пути, крутясь в своей спирали и сверкая молниями.

Когда Крылатые достигли камня и, прижавшись к нему спиной, замерли, Вихрь остановился в стороне. Он покрутился на одном месте, оставляя под собой гигантскую воронку, а потом, смахивая раскиданный песок обратно и ровняя место воронки пылевым хвостом, направился прямо к камню. Туда, где, зажмурившись и шепотом молясь Святым Крылатым, Деревьям и умершей маме, скорчилась Алиса. Она чувствовала, как сильно сжимает ее предплечье рука Вожака, слышала его сдавленное дыхание, ощущала его тепло у бока, но не могла найти в себе силы посмотреть на него – увидеть смертельный ужас в глазах Томаса, увериться, что они с ним обречены.

Вихрь был уже на полпути к ним; потрескивая электричеством, он тянул к камню серые ветряные отростки, когда рука, сжимавшая предплечье Алисы, вдруг разжалась.

– Возьми, – услышала она горячий шепот и открыла глаза.

Вожак протягивал ей кожаную книжечку.

– Здесь карта, – сказал он. – Лети и найди оазис.

Не понимая, что происходит, Алиса забрала книжечку и с ужасом увидела, как Вожак встает в полный рост. За его плечами волшебным образом распустились крылья – ему для этого не понадобилось падать с высоты, разве такое возможно? – словно раскрылись два огромных паруса. И тут он взлетел.

Сделав круг около замершего Вихря, Томас повел его за собой в сторону, уводя от камня и косы. Вихрь еще не нагонял его, но скорость, с какой приходилось лететь Вожаку, была даже для лучшего из Крылатых почти предельной.

«Очень скоро я устану, и тогда Вихрь меня настигнет», – спокойно думал он, не понимая, почему поступил так.

Зачем он поддался секундному порыву, отдав заветную книжицу ничего не значащей для него девчонке, а теперь ценой своей жизни уводит от нее Вихрь? Ответа Томас не находил, но чувство, что Анабель бы сейчас им гордилась, в первый раз за последний десяток лет, прибавило ему еще немного сил.

Глава 7

Когда Алиса решилась выбраться из-под защиты валуна, на пустыню уже опустилась ночь. Морозные иголочки проникали через плотную куртку девушки, а северный ветер настойчиво толкал ее в спину. Надо было разжечь костер, надо было найти укрытие, надо было собраться с мыслями, изучить карту и понять, что же делать дальше. На возвращение Вожака Алиса уже не надеялась. Если бы Томас сумел оторваться от нагоняющего его Вихря, если бы только спасся, то он бы давно уже ее разыскал. Сомнений быть не могло: отныне весь груз ответственности за поиск Дерева ложился на плечи одной Крылатой, ее плечи.

Но даже осознание того, что она осталась в одиночестве, не выбивало почву у нее из-под ног так, как образ Вожака перед глазами – то, как он, решительный в своей обреченности, протягивает ей книжку с картой и встает.

«Крылья выросли у него за спиной…» – мелькнуло в голове у Алисы, и сердце девушки тут же упало в холодную пропасть ужаса.

Ее окружала бескрайняя пыльная пустыня. В минуты смертельной опасности Алиса просто забыла, что угрожающе нависший над ней Вихрь – не единственная насущная забота. Чтобы взлететь и продолжить путь, ей требовалось падение, в Братстве не учили иному способу распустить крылья, кроме как упасть в пустоту, переступив Черту. Это было жутко, упоительно и верно. Горечь падения должна сменяться сладостью полета – так гласил Закон. Но здесь, посреди песчаных барханов пылевой косы, Алиса оказалась в ужаснейшем тупике. Вожак определенно знал, как привести в действие механизм, скрытый медальоном в глубине их тел, – но его больше не было рядом. У Алисы остались лишь карта и бесполезные крылья, спящие за спиной.

«Надо развести огонь, – сказала она себе, клацая зубами от холода, что уже проникал под одежду. – Поспать хоть немного, а потом решать, как быть дальше. Иначе замерзну тут, и никакие крылья мне больше не понадобятся».

Но костер все не желал заниматься. В набор для вылазки входили тонкие и липкие нити, их надо было поджечь высеченной искрой. Чуть видный дым, что поднимался от такого огня, имел почти такой же тяжелый запах, как грозовые капли. От него потом горчило во рту до самого утра. Но в этот раз у Алисы не выходило выбить ни единой искорки, руки дрожали, а ветер разносил костровые нити в разные стороны, и в конце концов девушка сдалась.

Судорожно вздохнув, она прижалась к валуну, который хоть немного защищал от порывов холодного ветра, и достала из рюкзака паек. Засушенные грибницы надо было залить теплой водой, и они, разбухнув, превратились бы в густую похлебку, достаточно съедобную, чтобы считаться вкусной, и питательную. Но в этот раз Крылатой пришлось грызть плотный брусок, просто запивая откусанные кусочки маленькими глотками холодной воды.

Ночь уже вступила в свои права, потрескивая морозцем, сковала песок и раскрасила темное небо мерцающими всполохами.

Небесное сияние нравилось Алисе, оно походило на переливы драгоценных камней из сказок. В детстве она любила слушать рассказы про гору самоцветов, которой владела надменная правительница. Засыпая, Алиса представляла себе, как мерцают в красивых руках королевы ее богатства. Но в эту ночь холодные всполохи завораживали девушку и внушали ей необъяснимый ужас.

Одурманенная сиянием, Алиса чувствовала себя сидящей на дне глубокого моря, не яростного и живого, какое ей снилось, а темного и тяжелого. Крылатой казалось, что весь мир – тонкая рамка, что он лишь обрамляет собой это низкое темное небо, расцвеченное странными вспышками неземного света. И все, что происходит с человеком, – несущественная мелочь, не имеющая даже права на жизнь в сравнении с мрачным торжеством небес. А значит, и борьба бессмысленна, и остается только сидеть тут, задрав голову, чтобы с течением времени раствориться в танце света. И будет это наивысшей честью, которая только могла быть дарована человеку…