Страница 74 из 135
Кира отвернулась. Она не могла смотреть на жесткие лица, на сильные, будто вырезанные из скалы тела. Эти люди живут так, как им кажется правильным. У них свой уклад и своя философия. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят, но разве их сердца совсем очерствели, если не способны на сочувствие, на нежность, на благородство?
Она покачала головой и пошла прочь, не разбирая дороги. Ей вспомнилось ее одинокое детство. Дни, наполненные тишиной ее маленькой комнаты, отсутствие товарищей по играм, а главное — безразличие, даже страх родителей, робеющих перед своей не совсем нормальной дочкой. Тогда ей казалось, что хуже судьбы, чем у нее, просто не может быть. Потому что если у ребенка-сироты мама и папа умерли, то это хотя бы объясняет тот холодный, непроницаемый кокон, в котором он оказался, место, куда не долетает ни одна позитивная эмоция, где нет мягких, надежных объятий ласковых рук. Кира же жила в этом коконе почти всю свою жизнь, имея живых отца и мать, пока сама не разбила его и не покинула ненавистный родительский дом.
Девушка вошла в лес с стой стороны, где он был прозрачным, редким, а часть деревьев была вырублена. Но уже сейчас природа практически на глазах старалась заполнить пробел, толстые лианы с зелеными в коричневую крапинку стеблями заплетали стволы, образуя растительную паутину. Из пней ввысь к небу стремились молодые побеги. Ростки были нежного мятного цвета, листья казались гладкими на ощупь. Кире вдруг захотелось провести по ним рукой, ощутить их приятную прохладу, почувствовать себя не такой одинокой. Она потянулась, чтобы погладить молодую поросль, понимая, почему иногда некоторые люди заводят комнатные растения или разбивают палисадники — все это чтобы ощутить вокруг жизнь. Даже эти безмолвные представители флоры могут согреть сердце в минуты печали.
— Я бы не стал этого делать, — раздался знакомый голос за ее спиной.
— Я не слышала, как ты подошел, — ответила Кира, не поворачиваясь.
— Разве ты не поняла, чем грозит неосторожное прикосновение к чему бы то ни было в этих лесах? — спросил Аргус.
Кира замерла. Ее рассудок совсем помутился, если из-за своих расстроенных чувств она забыла о том маленьком мальчике, тело которого она сегодня обнаружила.
Возможно, Зара права? Возможно, она слишком близко все принимает к сердцу? Наверное, ни одна женщина в этом проклятом мире не расстроилась бы настолько из-за смерти абсолютно чужого, незнакомого ребенка, чтобы невольно подвергнуть себя опасности.
— Мне просто хотелось взять в руки это растение, почувствовать, как оно тянется вверх, возможно, вдохнуть его запах. Когда тебя никто не обнимает, не показывает, насколько сильно ты нужен кому-то, не удивительно, что в этих буйных, полных силы и энергии зарослях кто-то пытается обрести свой дом. Я понимаю этих обездоленных детей. Я помню, как пахнут ели в мае, когда на них появляются молодые шишечки. Я ждала этого времени, сколько себя помню. Брала свои игрушки, а потом и учебники, и уходила в парк неподалеку, чтобы там, под кронами могучих деревьев, наслаждаясь их хвойным ароматом, забыть обо всем.
Кира обернулась, чтобы посмотреть на Аргуса. Он стоял, не двигаясь, всматриваясь в нее своими пронзительно-синими глазами, потом его ноздри дрогнули. Он осмотрелся вокруг, подошел к раскидистому растению в пяти метрах от него, большому, с крупными зелено-фиолетовыми листьями, и сорвал с его стебля ярко-красный цветок.
Немного подержал его в руках, растирая между пальцами сочившийся из стебля сок, и неторопливо подойдя к девушке, вложил ей его в ладонь.
— Он не ядовитый.
Этот поступок растрогал ее. Неужели он прочувствовал ее боль, корни которой уходили в ее детство? Неужели понял, как ей было плохо одной? Как одиноко и печально, потому что никто ее не любил?
Кира потрясенно смотрела на суровое лицо, на линию бровей, сведенных сейчас вместе, на яркие глаза, выделявшиеся на смуглом лице. И сейчас она начинала тонуть в этих омутах. Ее неотвратимо затягивало в пучину, в самую глубь, туда, где вспыхнуло пламя, разгораясь все ярче.
Она машинально поднесла к лицу цветок и вдохнула сладкий, тяжелый аромат, дурманивший голову.
Ее губы раскрылись, Аргус перевел на них взгляд. По ее телу пробежала дрожь. Кира боялась себе признаться, что ждала его прикосновения, его поцелуя. Быть рядом с ним, физически ощущать те потоки тепла и энергии, исходившие от его большого тела, и не поддаться влиянию самого сильного зова природы, было невозможно.
Он наклонял голову, медленно, чтобы дать ей время отвернуться, отпрянуть от него, приближался к ее губам, но она не могла двигаться, не хотела.
Он дотронулся до нее сначала так легко, что это походило на прикосновение крыльев бабочки, и отстранился. Кира смотрела на него во все глаза, не в силах прервать их зрительный контакт, выйти из-под его влияния. И тогда он поцеловал ее снова. На этот раз по-другому. Властно раздвигая ее губы, он мгновенно завладел ее ртом, подчинил все ее тело ритмичными движениями языка, заставляя ее прижаться к нему, обвить руками, отгоняя ее страхи, заменяя все ее эмоции и желания лишь одной потребностью — потребностью в нем.
Киру словно пронзил электрический разряд, когда его язык оказался у нее во рту. Она больше не могла думать. Ее трясло, как в лихорадке. Его руки, сильные и настойчивые, обхватили ее талию, прижали к твердому телу, заставляя прогибаться под его натиском. Она пила его дыхание, а он — ее.
Мир вокруг куда-то провалился, стал абсолютно нереальным, несущественным. Когда он провел немного шершавыми ладонями по ее груди, из ее гора вырвался низкий стон. Она хотела его так сильно, что если бы он отстранился, она бы умерла.
Нет больше одиночества, нет усталости, неизвестности, сомнений. Есть он и она.
Кира обхватила его лицо, обвила одной ногой его бедро, и поцеловала так, что теперь уже он низко зарычал. Аргус подхватил ее по попку, заставляя обвить его талию обеими ногами. Теперь их лица находились на одном уровне.
Она запрокинула голову, пока он целовал ее шею. Ей было плевать, что в прошлый раз она сочла их единственную ночь ошибкой. И что, возможно, она сейчас ее повторяет. Влечение к нему прорвалось сквозь все преграды, которые она воздвигала. И в эту секунду она не могла вспомнить, почему им нельзя быть вместе.
Когда его губы нашли ее сосок сквозь ткань рубашки, Кира ощутила, как внизу разлился огонь. Она хотела его до боли.
Но прерывистое дыхание, вырывавшееся из ее груди, мешало сказать хотя бы слово. Она лишь просунула руку к его брюкам, в нетерпении нащупывая то, что так хотела почувствовать внутри себя.
Он потерся об нее, давая почувствовать всю силу ответного желания, и Кира совсем ослабела, одурманенная, оглушенная мощным желанием.
Но в следующий момент Аргус оторвался от нее, всматриваясь в сторону, заслоняя Киру своим телом от невидимого врага.
— Здесь кто-то есть, — глухо сказал он.
— Я никого не вижу, — смогла вымолвить задыхающаяся Кира, хотя инстинктивно она уже опустила ноги на землю и поправила рубашку, прикрывая почти оголенную грудь.