Страница 128 из 135
В ее краю была весна. Лес уже проснулся, впитал в себя талый снег и выбросил первые цветы, несмело прятавшиеся под сухим ковром из не успевших перегнить веток, листьев и травы. Их бледно-лиловые головки выглядывали то тут, то там, напоминая несмелых разведчиков, затаившихся в засаде.
Леа подняла голову вверх. Лес одевался в зелень, но она еще не успела скрыть чернеющие на фоне голубого неба ветки. Птицы звенели где-то высоко, там, где солнце путалось лучами в кронах. Воздух был свежим и наполненным лесными ароматами: запахом древесных смол, свежесмятой травы и земли. Леа заплакала, когда поняла, что вдыхает самый сладкий аромат на свете — аромат ее родины.
Желание увидеть дом стало таким сильным, что она вскочила на вола и понеслась во весь опор. Терей молча следовал за ней, во всей его позе чувствовалась напряженность, будто он не ожидал ничего хорошего.
Спустя несколько часов лес расступился, открывая деревушку, раскинувшуюся перед ними как на ладони. Вокруг высокой стеной стояли сосны, за ними виднелась гора с белой верхушкой.
Леа осадила своего вола и замерла, прямая и натянутая. Терей заметил, как ее руки сжали кожаный шнур поводьев и мелко задрожали.
Ближайшие пять домов были разрушены. Стены кое-где проломлены, и почерневшие бревна беспорядочной грудой валялись рядом. Сожжённые крыши никто не чинил, как и поваленные ограды. Не было цветущих ухоженных клумб под окнами, не было аккуратных рядков овощей и зелени на огородах за домами.
Леа то ли всхлипнула, то ли зарыдала, но тут же взяла себя в руки и затихла. Словно старуха, она спешилась и медленно пошла вперед.
Высокая трава скрыла крыльцо ее дома, стоявшего неподалеку. Окна были целы, но в них не горел свет. Над крышей не вился дымок.
Леа ухватилась за деревянную опору крыльца, на секунду остановилась, но потом пересилила себя и поднялась по ступеням.
Покосившиеся двери скрипнули и со скрежетом открылись.
В доме было темно и пусто. Стоял затхлый тяжелый запах, характерный для нежилых помещений. Стол опрокинут, глиняные кувшины и шкатулки разбросаны по полу, сундуки выпотрошены.
Леа провела рукой по полке, где стоял нарисованный ярморочным художником портрет ее родителей. То был замечательный день, им удалось продать всех кур и коз, которых они привезли на рынок. Ее отец как-то особенно поглядывал на мать, пока она расхваливала товар покупателям, а когда торговля завершилась, вдруг взял ее за руку и повел к мастеру, который за полчаса и несколько монет рисовал масляными красками небольшие портреты.
У них была годовщина свадьбы.
Леа нашла лук Брена, прижала его к груди, и так и ходила по комнатам, осматривая вываленную из шкафов одежду, разбитую посуду, остатки былого богатства: ленты, бусы из засушенных ягод, гребни с нехитрой резьбой, книги.
На опушке, недалеко от дома, она нашла три могилки. Имена погребенных были выложены маленькими речными камнями, гладкими и округлыми, как голубиные яйца. Мама и папа, и Брен…
Леа долго плакала на их могилах, поросших мелко цветущей лиловой травой. Ее мечты были разрушены, она не сможет больше никогда успокоится в теплых материнских объятиях, не найдет защиту за широкой спиной отца. Она положила лук на могилу брата, ее красавца-брата, которого она так любила и которым гордилась.
Из оцепенения ее вывело осторожное, почти невесомое прикосновение к плечу. Она оглянулась.
Старая женщина с растрепанными волосами ей кого-то напоминала. Ее морщинистое лицо было изрезано глубокими бороздами, черты совсем не разобрать. Помутневшие от возраста глаза смотрели печально, но старуха точно знала, кого видит перед собой.
— Леа, не может быть! Ты вернулась, дитя мое.
Леа силилась вспомнить эту женщину, но так и не смогла.
— Это я, Юна.
И тогда Леа увидела так четко, что аж вздрогнула, широкую деревянную стойку трактира, за которой, протирая стаканы и наливая в них настойку, стояла эта некогда интересная и пышущая здоровьем женщина. Фрид, ее тучный и неуклюжий сын, пытался когда-то ухаживать за Таи, но безуспешно. Юна всегда была хорошей хозяйкой, а так как ее муж давно погиб на охоте, задавленный кабаном, ее предпринимательские таланты проявились в полной мере, когда трактир полностью перешел в ее распоряжение. Она была в теле, но всегда нравилась мужчинам. Ее грудной смех волновал их сердца. Теперь же ее темная шевелюра побелела, кожа висела на выпирающих костях.
— Что случилось, тетя Юна? После набега что произошло с деревней?
— А что с ней могло произойти? Все молодежь или угнали в рабство, или убили. Мужчин много полегло, самые здоровые да крепкие сложили тогда свои головы. Женщины пытались поднять хозяйство, но не смогли. Урожай почти весь уничтожили, запасы увезли.
— Да как же это? Меня тогда забрали, но наших там было мало, и шли эти изверги налегке.
— Так они же вернулись через неделю! Забрать то, что не смогли тогда, потому что уж больно спешили. Да и был тут один молодец, он их так рубить начал, что все, кто тогда не успел в числе первых уйти, здесь же и остался. Этот воин забрал ту чужестранку, которую вы приютили.
— Киру?
— Да, ее.
— А моя сестра?
— Она ушла искать тебя.
— Значит, Таи жива?
— Она не погибла тогда. Но мы ее больше не видели.
— А кто это мы?
— Те, кто выжил, но не захотел уходить. Нас тут пятеро. Все старики. Кто был моложе и уцелел после набега, ушел в город.
Леа обернулась и поискала глазами Терея. Он стоял, скрестив руки на груди. Золотые цепи с амулетами поблескивали на солнце. Его взгляд говорил о том, что он предупреждал об этой ситуации. Леа опустила ресницы. Зато она знает все наверняка. У нее нет больше дома, нет семьи. Судьба Таи неизвестна, но она даже не представляет, как можно найти сестру. В родительском доме Леа не смогла бы провести ни одной минуты.
Ее мечты разрушены, надежда умерла. И она не жалеет, что все выяснила до конца. Некоторым лучше ничего не знать, но она не из таких.
Леа поднялась и пошла прочь. Прочь от трех одиноких могил, от дома, где она родилась и выросла, от людей, больше напоминавших тени из прошлого. Она шла, не чувствуя биения своего сердца, в никуда. Иногда человек, теряя свое прошлое, перестает надеяться и на будущее. Оно, как и все живое, не имея корней, не может существовать.
Твердая рука остановила ее.
— Я говорил тебе…
— Я помню.
— Тогда уйдем отсюда. Здесь ты не нашла того, что искала.
— Это я не найду больше нигде.
— Не хорони себя рядом с ними.