Страница 17 из 31
Итак, все пять используемых нами подходов не дают оснований полагать, что экономический рост 2000-х годов мог вести к поляризации структуры рабочих мест. Все они свидетельствуют о том, что в условиях быстрого роста в российской экономике шли два встречных процесса – активное создание «хороших» и почти столь же активная ликвидация «плохих» рабочих мест.
2.5. Секторальный анализ
Даже когда во всей экономике наблюдается структурный сдвиг от «худших» рабочих мест к «лучшим», в отдельных ее сегментах ситуация может складываться иначе. В настоящем разделе мы попытаемся ответить на вопросы: распространялся ли сценарий прогрессирующего улучшения структуры рабочих мест на все или хотя бы на большинство сегментов российской экономики; как часто встречались отступления от этого доминирующего тренда и насколько они значительны? Поскольку результаты ранжирования рабочих мест с использованием альтернативных показателей образования и оплаты труда практически идентичны, в секторальном анализе мы ограничимся двумя критериями качества из пяти, которые будем рассматривать как базовые: среднее число лет обучения в 2000 г. и средняя месячная заработная плата в 2007 г.
Гендер. На рисунках П2-3а и П2-3б представлены данные о среднегодовом абсолютном приросте занятых по квинтилям рабочих мест у мужчин. В среднем в течение всего периода 2000–2012 гг. численность мужчин, принадлежавших к нижнему квинтилю по критерию образования, ежегодно сокращалась на 176 тыс. человек, а принадлежавших к верхнему – увеличивалась на 262 тыс. Три центральных квинтиля также демонстрировали тенденцию к росту, хотя и намного более слабому. При использовании показателя заработной платы структурные сдвиги выражены еще резче: ежегодная убыль в нижнем квинтиле – на 206 тыс. человек, ежегодное приращение в верхнем – на 382 тыс. Отметим, что в этом случае сжатие по абсолютной численности оказывается характерно не только для первого, самого «плохого», но и для второго, следующего за ним квинтиля. В относительных терминах кумулятивные потери в нижнем квинтиле у мужчин составляли 4,0–4,4 п.п., а кумулятивные приращения в верхнем – 3,6–5,1 п.п. (рис. П2-4а и П2-4б).
Для женщин мы также обнаруживаем быстрое падение спроса на труд в нижнем квинтиле (с самым низким образованием и самой низкой заработной платой) на 114–164 тыс. человек ежегодно и быстрый рост спроса в верхнем (с самым высоким образованием и самой высокой заработной платой) на 172–305 тыс. человек (рис. П2-3в и П2-3г). Отметим, что если у мужчин оценки по критерию образования оказываются ниже оценок по критерию заработной платы, то у женщин соотношение обратное. Подобное расхождение объясняется тем, что, несмотря на более высокое образование российских женщин, их заработная плата в среднем значительно ниже, чем у мужчин.
Как в нижнем, так и в верхнем квинтилях кумулятивный прирост у женщин в относительных терминах был меньше (по абсолютному значению), чем у мужчин: в первом случае 2,3–4,1 п.п., во втором —3,6–5,1 п.п. (рис. П2-4а и П2-4б). В результате вклады мужчин и женщин в общее изменение структуры рабочих мест по критерию образования были примерно равнозначны, но по критерию заработной платы доминировали мужчины: их вклад как в сжатие нижнего квинтиля, так и в увеличение верхнего примерно вдвое превышал аналогичный вклад женщин.
Возраст. Оценки для трех укрупненных возрастных групп – молодежи (15–29 года), лиц зрелого возраста (30–49 лет) и пожилых (50–72 года) – представлены на рис. П2-5 и П2-6.
Результаты для молодежи заметно различаются по подпериодам – докризисному и посткризисному (рис. П2-5а и П2-5б). Это объясняется тем, что на рубеже 2000—2010-х годов российская экономика вступила в демографическую «яму», обусловленную резким падением рождаемости в первое десятилетие рыночных реформ. Если в докризисный период общая численность работников в молодежных возрастах быстро возрастала (в среднем на 250 тыс. в год), то в посткризисный столь же быстро сокращалась (в среднем на 262 тыс. в год). Если в первом подпериоде мы наблюдаем и активное сжатие нижнего квинтиля (на 113–137 тыс. человек в год), и активное расширение верхнего (на 254–239 тыс. человек), то во втором сжатие нижнего квинтиля продолжилось (хотя и с меньшей интенсивностью – примерно на 90 тыс. человек в год), но прирост в верхнем квинтиле стал почти нулевым или даже отрицательным.
Для лиц зрелого возраста подобное расхождение между подпериодами отсутствует (рис. П2-5в и П2-5г). (Отметим, что общая численность этой возрастной группы устойчиво снижалась как в 2000–2008, так и в 2008–2012 гг.) В целом за 2000–2012 гг. в нижнем квинтиле численность рабочих мест, занятых лицами зрелого возраста, ежегодно снижалась примерно на 220 тыс., а в верхнем – симметрично возрастала на 200–225 тыс.
Совершенно иная картина вырисовывается для работников предпенсионного и пенсионного возрастов (рис. П2-5д и П2-5е). И в докризисный, и в посткризисный периоды их общая численность стремительно увеличивалась – примерно на 500 тыс. человек в год. В результате число рабочих мест, занимаемых такими работниками, росло во всех четырех верхних квинтилях, и хотя в пятом квинтиле рост был немного выше, чем в трех других, разница была непринципиальной. Даже в нижнем квинтиле у лиц пожилого возраста в посткризисный период отмечались признаки некоторого роста занятости.
Относительные оценки позволяют лучше осмыслить эти разнонаправленные тенденции (рис. П2-6а и П2-6б). Основной вклад в сжатие нижнего квинтиля вносили лица зрелого возраста – 2/3 общего сокращения самых «плохих» рабочих мест пришлось именно на них. Значительный вклад (примерно 1/3) внесла молодежь, а вклад пожилых был практически нулевым. Более равномерно распределялись роли различных возрастных групп в расширении сегмента «лучших» рабочих мест: здесь вклады всех трех групп были сопоставимыми. Но наиболее интересные процессы наблюдались в средней части шкалы: убыль рабочих мест в трех центральных квинтилях у лиц зрелого возраста и (в меньшей степени) у молодежи компенсировалась их наращиванием у лиц предпенсионного и пенсионного возрастов. Если бы не это, то глубокий провал наблюдался бы не только в первом, но и в трех следующих квинтилях.
Профессиональная принадлежность. Мы разбили всех работников на четыре укрупненные категории в зависимости от их профессиональной принадлежности: «беловоротничковые» профессии высокой квалификации (группы 1–3 по ОКЗ); «беловоротничковые» профессии низкой квалификации (группы 4–5); «синеворотничковые» профессии высокой квалификации (группы 7–8); «синеворотничковые» профессии низкой квалификации (группы 6 и 9 по ОКЗ). Был ли характерен общий тренд к последовательному улучшению структуры рабочих мест для всех профессиональных групп или только для некоторых? Были ли такие группы, положение которых с точки зрения качества занимаемых рабочих мест не улучшалось, а ухудшалось? Судить об этом позволяют данные, представленные на рис. П2-7 и П2-8.
Закономерно, что работники, принадлежащие к первой группе («белые воротнички» с высокой квалификацией), сосредоточены преимущественно в двух верхних квинтилях. Именно здесь наблюдался активный рост их представительства: на 81-190 тыс. человек в год в предпоследнем, четвертом, квинтиле и на 433–566 тыс. в год в последнем, пятом (рис. П2-7а и П2-7б). В остальных квинтилях на протяжении всего рассматриваемого периода прирост был близок к нулю. Иными словами, хотя в 2000–2012 гг. российская экономика испытала гигантский приток «белых воротничков» высокой квалификации (в среднем на 650 тыс. человек в год), он практически полностью направлялся на самые «хорошие» рабочие места из четвертого и пятого квинтилей, а на «плохие» рабочие места из трех нижних квинтилей представители этих профессиональных групп почти не попадали. При этом оценки на основе показателя заработной платы в несколько раз ниже оценок с использованием показателя числа лет обучения. Главная причина – существование обширного бюджетного сектора, где уровень образования работников очень высок, но заработная плата сравнительно невелика и где высока концентрация женщин.