Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 31

Рис. П1-6. Показатели оборота организаций в секторе КСП, промышленность, 2005–2013 гг., %

Рис. П1-7. Показатели оборота организаций в секторе КСП, обрабатывающие производства, 2005–2013 гг., %

Рис. П1-8. Распределение организаций в секторе КСП по датам образования, вся экономика и промышленность, 2013 г., %

Рис. П1-9. Распределение организаций в секторе КСП по датам образования, секторы промышленности, 2013 г., %

Рис. П1-10. Коэффициент создания рабочих мест на предприятиях разных форм собственности, 2008–2012 гг., %

Рис. П1-11. Коэффициент ликвидации рабочих мест на предприятиях разных форм собственности, 2008–2012 гг., %

Рис. П1-12. Сальдо движения рабочих мест на предприятиях разных форм собственности, 2008–2012 гг., %

Литература

Гимпельсон В.Е. Предприятия обрабатывающей промышленности на рынке труда: индикаторы приспособления: Серия WP3 «Проблемы рынка труда». Препринт WP3/2010/01. М.: ГУ ВШЭ, 2010.

Гимпельсон В., Капелюшников Р., Рыжикова З. Движение рабочих мест в российской экономике: в поисках «созидательного разрушения» // Экономическая политика. 2012. № 3. C. 99-114; № 4. С. 5–21.

Капелюшников Р.И. Российский рынок труда сквозь призму предпринимательских опросов: ретроспективный анализ. М.: ИМЭМО РАН, 2006.

Acquisti A., Lehma

Brown D., Earle J. Gross Job Flows in Russian Industry Before and After Reforms: Has Destruction Become More Creative? // Journal of Comparative Economics. March 2002. Vol. 30(1). Р. 96–133.

Brown J.D., Earle J.S. The Reallocation of Workers and Jobs in Russian Industry: New Evidence on Measures and Determinants // Economics of Transition. June 2003. Vol. 11(2). Р. 221–252.

Davis S., Haltiwanger J. Gross Job Flows // Handbook of Labor Economics / ed. by O. Ashenfelter, D. Card. Vol. 3. Ch. 41. Elsevier, 1999.

Cahuc P. Search, Flows, Job Creations and Destructions // Labour Economics. October 2014. Vol. 30. P. 22–29.

Gomez-Salvador R., Messina J., Vallanti G. Gross Job Flows and Institutions in Europe // Labour Economics. 2004. Vol. 11. P. 469–485.





Haltiwanger J., Jarmin R., Miranda J. Who Creates Jobs? Small vs. Large vs. Young: NBER Working Paper № 16300. August 2010.

Haltiwanger J. Job Creation and Firm Dynamics in the U.S. // I

Haltiwanger J., Scarpetta S., Schweiger H. Cross Country Differences in Job Reallocation: The Role of Industry, Firm Size and Regulations: EBRD Working Paper. № 116. EBRD, 2010.

ILO. Report II. Statistics of Work, Employment and Labour Underutilization: Report for discussion at the 19th International Conference of Labour Statisticians. Geneva, 2-11 October 2013. (http://www.ilo.org/ wcmsp5/groups/public/—dgreports/—stat/documents/publication/wcms_220535.pdf)

Martin-Barroso D., Nunez-Serrano J., Turrion J., Velazquez F. The European Map of Job Flows: MPRA Paper. № 33602. Madrid: Universidad Complutense de Madrid, Universidad Autonoma de Madrid, GRIPICO, 2011.

System of National Accounts 1993. Brussels/Luxembourg, New York, Paris, Washington, D.C., 1993. (https://unstats.un.org/unsd/nationalaccount/docs/1993sna.pdf)

System of National Accounts 2008. New York, 2009. (https://unstats.un.org/unsd/nationalaccount/ docs/SNA2008.pdf)

The World Bank. World Development Report 2013: Jobs. Washington DC, 2012.

Глава 2

Поляризация или улучшение? Эволюция структуры рабочих мест в России в 2000-е годы

2.1. Введение

Основная идея данной главы связана с активной дискуссией по поводу структурных изменений занятости в современных экономиках. Ключевой вопрос достаточно прост: какой из двух альтернативных сценариев качественной эволюции рабочих мест лучше описывает фактический ход событий – прогрессирующего улучшения или поляризации?

Первый предполагает последовательное повышение спроса на квалифицированный труд и соответствующее снижение на неквалифицированный. Основным драйвером этого процесса считается технологический прогресс, генерирующий более сложные рабочие места, предъявляющий все более высокие требования к образованию и квалификации и в итоге перераспределяющий плоды экономического роста в пользу обладателей таковых. Данный сценарий связан с гипотезой о технологических изменениях, смещенных в пользу квалифицированного труда (skill-biased technological change – SBTC) [Katz, Murphy, 1992]. Своего рода тестом на оправданность этой гипотезы выступает монотонная положительная связь между приростом занятости и качественными характеристиками рабочих мест.

В соответствии с альтернативным сценарием ситуация развивается иначе. Да, «хороших» рабочих мест становится больше, и в этом заслуга (в частности) технологического прогресса. Но одновременно становится больше и «плохих» рабочих мест – не рутинных, но и не требующих особой квалификации. Таких особенно много в сфере услуг, где занятость непрерывно растет. Принципиально нерутинный характер делает невозможной автоматизацию подобных рабочих мест, поэтому их число по мере развертывания компьютерной революции не сокращается, а увеличивается. Отсюда – поляризация, когда и «хороших», и «плохих» рабочих мест становится все больше, а середина «проваливается», так как промежуточные по качеству рабочие места активно свертываются (routine-biased technological change – RBTC) [Autor, Levy, Murnane, 2003]. Их нарастающая ликвидация обусловлена рутинным характером трудовых операций, относительно легко поддающихся автоматизации. В итоге возникает U-образная зависимость между ростом занятости и качеством рабочих мест. Этот сценарий также связывает структурные изменения с технологическим развитием, но иначе идентифицирует знаки эффектов и группы рабочих мест, подвергающихся его воздействию.

Наша работа – первая попытка взглянуть на российскую экономику под таким углом зрения. Есть несколько причин, почему российский случай может представлять особый интерес. Во-первых, российская экономика одна из самых крупных в мире. Во-вторых, в 2000-е годы она ускоренно росла, ВВП почти удвоился, что сопровождалось стремительным повышением реальной заработной платы. В-третьих, этот рост носил экспортоориентированный характер, что должно было оказывать неоднозначное влияние на структуру занятости. В-четвертых, в этот период серьезно изменилась отраслевая структура занятости: доля сельского хозяйства и промышленности быстро сокращалась, тогда как сферы услуг – расширялась. Наконец, в-пятых, происходила бурная экспансия высшего образования, в результате к началу 2010-х годов каждый третий российский работник стал обладателем вузовского диплома. Добавим, что все эти «драматические» сдвиги наблюдались в переходной экономике, только что вышедшей из глубокой и затяжной трансформационной рецессии. Причем некоторые изменения (предположительно) лучше согласуются со сценарием прогрессирующего улучшения структуры рабочих мест, а другие – со сценарием поляризации. Такая неоднозначность делает эмпирическое тестирование этих альтернативных гипотез вдвойне интересным.