Страница 2 из 19
Госпожу Хасу никогда так не любили.
Звезды потускнели, черный шелк небес вылинял до бледно-синего, и Такухати понял, что не уснет. Он рывком поднялся, подошел к окну, отодвинул створку, впустив в комнату холодный ночной воздух, напоенный весенними ароматами, и ткнулся лбом в стену.
Прохладный бамбук остудил разгоряченную кожу.
Всего полчаса, и пробудятся первые птицы, ликующий щебет понесется к небесам, возвещая начало нового дня. Пройдут по улицам столицы глашатаи, покатятся телеги с товаром в сторону рынка.
Скоро станет суетно и шумно, но пока над Тэйдо стояла особая предрассветная тишина.
Генерал любил эти мгновения покоя на границе ночи и дня.
Он вдохнул ночной воздух. Чего-то не хватало…
Сакуры?
Тонкий и нежный аромат, так раздражавший Такухати в эти короткие две недели. Время цветения закончилось, лепестки облетели и увяли, оставив в душе пустоту и тоску.
Он снова вспомнил испуганные, полные слез глаза, упрямое и обреченное «не хочу», нежную, пахнущую сакурой кожу под пальцами…
…и горькие рыдания после.
«Что вы такого сделали, что Мия предпочла голод и неизвестность, лишь бы не проводить каждый вечер с вами?» — зазвучал в ушах голос владелицы чайного домика, и Такухати скрипнул зубами.
Ему очень хотелось убить кого-нибудь.
Ми-я… Имя — перезвон колокольчиков, глоток сливового вина на языке, пьянящий и сладкий. Девочка-женщина, хрупкая статуэтка в мужских руках, сожми чуть сильнее — сломаешь.
…Сломал.
Нужно было остаться тогда. Выслушать все, что девочка хотела ему сказать. Но он был слишком зол. На нее — за то, что она принадлежала другим. На себя — за слабость, неспособность отказаться от продажной девки…
— Такие деньги за беглую гейшу? Ты в своем уме? — спросил Нобу, когда прочел объявление о награде за поимку беглянки.
— Тебя не спросили.
— А что скажет твоя будущая жена и твой тесть? — не унимался тот. — Горо это может не понравиться.
— И что?
Нобу отвел взгляд.
— Я думал, нам нужна поддержка клана Асано, — пробормотал он.
Акио с трудом обуздал раздражение.
— Я — даймё. И я не буду спрашивать совета у Горо Асано, что мне делать с моими женщинами, — процедил он. — Иди. И проследи, чтобы о награде знал каждый староста в каждой вшивой деревеньке.
Нобу поклонился, но задержался на пороге.
— А как же Хитоми? — горько спросил он. — Ты совсем забыл о ней, брат? А твои планы…
Генерал еле сдержался, чтобы не рявкнуть на младшенького. Служба в городской страже не пошла Нобу на пользу. Откуда эти трусоватые замашки и попытки поучать своего даймё по любому поводу?
— Не твое дело. Иди.
Плевать, что подумает будущий тесть или будущая супруга. Мию нужно найти.
Потому что без нее Ледяной Беркут не в силах заснуть до рассвета.
Но в одном Нобу прав: самое время вытащить Хитоми из дворца, а сволочь Асано тянет с обещанной помощью. Придется лететь на Кобу. Акио и так слишком долго откладывал.
Снова почти десять часов в воздухе. Дорога от Эссо заняла бы в пять раз меньше времени. Если бы Акио не сорвался в последний момент в столицу.
И можно врать самому себе сколько угодно, что прилетел по делам, что хотел увидеть брата.
Правда в том, что он прилетел сюда ради маленькой гейши. Прилетел, сам не зная, что сделает, когда ее увидит, — попросит прощения или снова грубо возьмет, обзывая шлюхой.
«Господин… я так рада вас видеть…»
Шесть дней и шесть ночей без нее и с ней. Она была рядом — в мыслях, воспоминаниях, в еле уловимом запахе сакуры — ханами на Эссо наступал позже, на ветках лишь зрели тугие нежно-розовые бутоны.
Шесть ночей без нее с навязчивым чувством вины.
Мия… Где ты сейчас?
Поскрипывало просмоленное дерево, за тонкой дощатой стенкой плескалась вода. Дракон Океан нес джонку на спине, обнимал, сжимая в кольцах, игриво стучался в борт. Мия закрывала глаза и видела его рядом. Как он лениво обтекает кораблик, косит на джонку — вполглаза, словно кот, караулящий мышь.
Кот был сыт и приглядывал скорее для порядка.
В крохотный тайник между двумя каютами не проникало ни малейшего лучика. Темнота, теснота. Мия слушала тишину, она говорила с девушкой на разные голоса. Тихий шелест волн, жалобное кряхтение дерева. «Ночная лисица» была немолода и жаловалась на возраст, словно ворчливая старушка.
Порой в привычную музыку жалоб вклинивались иные звуки — скрип ступеней, шлепанье босых ног по дереву. С негромким стуком панель отъезжала в сторону. Мия жмурилась и отворачивала лицо. Тусклый фитиль потайного фонаря для отвыкших от любого света глаз полыхал ярче полуденного солнца.
Капитан, ухмыляясь, подтрунивал над «послушником» и уходил, оставляя рисовые лепешки и кувшин с водой. Мия съедала безвкусный обед и снова проваливалась в сон, похожий на забытье.
В этом сне она скользила вокруг корабля верхом на драконе. И сам Дракон Океан — жуткий монстр, воплощение великой стихии, был покорен ее воле. Позволял дергать себя за длинные упругие усы, похожие на водные струи, выдыхал по команде хлопья пены, взлетал к небесам и нырял вниз, заставляя сердце Мии замирать от страха и восторга…
Она не знала, сколько времени провела в полузабытьи среди темноты и плеска волн. Иногда ей начинало казаться, что прошла уже тысяча лет, что в мире нет больше ничего — только непроглядная мгла тесного тайника и сладкие сны.
Волосы сперва щекотали шею, после отросли ниже плеч. Девушка хотела бы увидеть, как выглядит сейчас, но в ее крохотном мирке не было зеркал.
Будь воля Мии, она бы ушла целиком в сны, растворилась в шепоте волн, дыхании Великого Океана. Но ее тело — здоровое, молодое, полное жизни, — то и дело заставляло выныривать из забытья. Тело все время требовало чего-то — страдало от голода, жажды, мерзло, напоминало о естественных потребностях.
Приходилось просыпаться. Ночами пробираться на палубу, щурясь от слепящего света луны. Пугливо прижимаясь к борту, добираться до отхожего места, чтобы спустя пару минут торопливо юркнуть снова в безопасное и знакомое брюхо корабля.
Навстречу снам.
Дважды ей снился Джин. Эти сны были совсем иными, не похожими на грезы об Океане. Полные страсти, взаимных ласк, наслаждения, клятв и признаний взахлеб. Мия просыпалась, все еще ощущая прикосновение рук, жаркие поцелуи на коже. Вглядывалась, тяжело дыша, в безликую тьму перед собой и глотала слезы обиды.
Вспомнит ли Мию Джин, когда они встретятся? Захочет ли назвать своей, как клялся в ее снах?
Погрузку закончили на рассвете. Последний ящик с последней повозки отволокли на корабль, и последние воины поднялись по сходням. С надлежащими заклинаниями и обращениями к богу вод был зарезан и отправлен на морское дно черный петух. Взбурлившая вокруг места погребения трупика вода подсказала, что божество благосклонно приняло жертву.
— Отплываем, ваше высочество?
Джин окинул взглядом три корабля самханского посольства, пытаясь понять, не забыл ли он что-то важное, и кивнул.
Сигнальщик поднес к губам медный рог, протрубил к отплытию. Засуетились, забегали матросы, поднимая якорь, отдавая швартовые концы. Корабли раскрыли оранжевые паруса, похожие на крылья нетопыря. Расписанные языками огня борта качнулись на темно-пурпурных водах.
Навстречу из океанских вод в нежно-розовой дымке вставало солнце. Где-то там, впереди, в паре недель пути Джина ждет Оясима. И Мия.
Там же ждет нежеланная невеста, от которой нельзя отказаться — клятву, данную на Сердце Огня, не нарушить. Но безвыходных ситуаций не бывает, надо лишь сделать так, чтобы Тэруко сама разорвала помолвку.
Ветер чуть толкнул в спину, надувая паруса, растрепал волосы, и Джин рассмеялся от переполнявшего душу совершенно детского восторга.
— Отправь сикигами, — велел он младшему атташе. — Пусть сёгун готовится к приему гостей.