Старт

Эх, жаль, нельзя изобразить на асфальте физиономии кинозвезд и треугольный флажок — ну да ладно, обойдется… Я хочу сделать и специальные метки для шин, но Ангел против. Зато мы изображаем знак — дубину — посторонним машинам: нельзя… Вот так, теперь и ты, уважаемая черная «Волга», будешь как все…

IX

МОТОЦИКЛ ТРЕЩИТ НЕИМОВЕРНО.

Мы с Ангелом напрасно пытаемся перекричать его.

— Почему ты ей снова не позвонил? — оборачивается он.

— Она бросает трубку! — ору я ему прямо в ухо и пристраиваю левую руку позади, будто фару. Мы мчимся по бульвару Эмила Маркова.

Уже три дня идут республиканские соревнования, в школу мы не ходим, состязаемся в одной и той же категории. Как мы ни упрашивали братца Миле, чтобы он перевел одного из нас в более тяжелую или более легкую весовую категорию, даже намекали, что можем отказаться от соревнований, он все равно не уступил. И мне понятно, почему, в сущности, я сам виноват, потому что в плохой форме. Он во мне не уверен, а когда нас двое в одной категории, шансы на медаль увеличиваются. Пока у нас с Ангелом по две победы, сегодня — выходной день, а завтра — финал. Значит, завтра мы с Ангелом выступим друг против друга. Раньше мы сходились на ринге только в спарринге на обычных тренировках. В прошлые республиканские и городские первенства мы всегда что-нибудь придумывали, чтобы попасть в разные весовые категории. То он выпьет полтора литра бозы[12], то я, а иной раз приходилось и снижать вес, а это похуже бозы — натягиваешь на себя по три спортивных костюма зараз и скачешь через скакалку. Но можно и с бозой просчитаться. Например, в прошлом году на городском первенстве Маленький Карагез решил прибавить себе два кило и четыреста тридцать грамм, а я — кило двести. Отправились мы в кондитерскую у моста, наелись пирожных и заковыляли, как откормленные утки, к стадиону «Дружба» (там проходило взвешивание). Я глубоко дышал и стискивал зубы, а с ним что происходило — это только он может рассказать. Только мы вошли, как ему стало плохо и… сами понимаете. В одной из весовых категорий остались мы тогда без представителя, да еще и братца Миле подвели — влепили ему выговор за попытку обмана судей.

— От всего отрекайся! — кричит Ангел. — А я скажу Зарке, что весь вечер от тебя не отходил и что Магда все выдумывает.

Сразу же после того свидания возле рыбок Магда разболтала всей школе, что я ее пригласил в парк, что клялся ей в любви, хотел поцеловать, но она, мол, отвесила мне пощечину и сбежала. Повезло ей, что на другой день наша команда уехала в тренировочный лагерь, иначе я бы не выдержал — пух и перья из нее полетели бы!.. Как только мы вернулись, я позвонил Светле, но она, лишь услышала мой голос, положила трубку. И вчера я звонил, и сегодня — все то же. Поэтому мы с Ангелом решили встретить их с Заркой у школы. Я ей скажу, что действительно был с Магдой в парке, но совсем не для того, чтобы объясняться в любви, а для того, чтобы ее предупредить — пусть не бегает за мной. О поцелуе — ни слова! Никто не видел, никто не слышал, пусть считается, что Магда выдумывает, а я не признаюсь ни живой, ни мертвый, хоть на куски меня режь!

— Я только про поцелуй ничего не скажу! — кричу в ухо Ангелу. — Так она скорее поверит!

Он пожимает плечами: как хочешь. Дорога идет вверх, мотоцикл задыхается, я соскакиваю и толкаю сзади. Зато вниз мы летим на бешеной скорости, Сворачиваем ча улицу Трайко Китанчева и останавливаемся у школьной ограды. Ангел приседает на корточки — поправить цепь, что-то там заело. И тут появляется Светла.

— Беги, она одна! — шепчу я. Он склоняется еще ниже и убегает в обратную сторону.

Увидев меня, Светла, поколебавшись, останавливается, потом ускоряет шаг. Я вывожу мотоцикл и преграждаю ей дорогу.

— Добрый день, Светла. — Не узнаю своего голоса.

— Добрый день, — холодно отвечает она, и я не могу понять, что же кроется в ее глазах: обида, презрение, ненависть?.. Может, всего понемногу… Шагаю по тротуару, едва поспевая за ней. Она торопится, а я ведь с мотоциклом…

— Как поживает Пиноккио? — И что это мне взбрело в голову? Тут же понимаю, как это глупо.

— Прогуливается в парке, — отвечает она и еще ускоряет шаг. Я включаю скорость и вскакиваю в седло. Мотор разогревается, и, пару раз вильнув, я ухитряюсь сохранить равновесие и догоняю ее. Она идет все быстрее, я еду рядом, изредка взглядываю на нее, но она не обращает на меня никакого внимания. Люди оборачиваются на нас, сейчас еще, пожалуй, и гаишники покажутся для полного счастья, а я — без прав… На бульваре Эмила Маркова — красный светофор, а дорога пуста, вот сейчас она перейдет и исчезнет с глаз моих… Эх, все пропало, поеду на красный… Но тут она останавливается. Ага! Ура, Пиноккио, нет не все еще пропало! Собираюсь с духом — зря, что ли, мы с Ангелом целый день чинили этот мотоцикл…

— Давай я тебя подвезу и по дороге все объясню.

— А что нужно объяснять? — Она не смотрит на меня, но я вижу, что она неспокойна. — Люди объясняются, когда… — Она краснеет, зато светофор дает желтый свет, потом зеленый, но она не трогается с места. — Объясняй другим, мне и так все ясно…

— Признаю, что мы были в парке, но… — бормочу я.

Она мгновенно оборачивается, и я вижу, что те две разъяренные тигрицы в Магдиных глазах просто тихие котята по сравнению с тем, что сверкает сейчас во взгляде Светлы. Несколько секунд она не может перевести дыхание, потом произносит сдавленно и прерывисто:

— Значит… это правда! Подлый… Подлый! — и бросается прямо на красный свет, какие-то «Жигули» с шумом тормозят, но она ничего не замечает перед собой и бежит, бежит…

Я пережидаю машины и следую медленно за ней, но вскоре отказываюсь — нет смысла, она уже у самого дома. Сворачиваю вниз по бульвару к автостоянке, где мы на всякий случай уговорились встретиться с Ангелом. Вот и он. Останавливаю мотоцикл и глухо произношу, обернувшись к окнам Светлы:

— Ты прав. Надо было соврать.

— Женщины предпочитают быть обманутыми, — бросает он тоном многоопытного человека, а я снимаю куртку и ложусь навзничь на траву. Он садится рядом с мотоциклом, постукивает веточкой по рулю и добавляет:

— Я поговорю с Заркой. Приглашу ее в кино, она, наверное, не откажется. Объясню все. Это дело мы поправим…

«Это дело!» Значит, есть и другое, которое так просто не поправишь… То, что предстоит нам завтра… Но мы ведь договорились! Первый раунд — изучение противника. Второй — легкое оживление со слабыми ударами по груди и более сильными — по перчаткам и третий — по нескольку средних ударов и эффектная защитная техника, чтобы отвести глаза судьям. Я пытался убедить его, что он должен стать республиканским чемпионом, а потом мы оба откажемся от бокса вообще, но он не согласился — ведь и у меня есть шанс попасть на олимпиаду, глупо упускать его! Так ничего мы и не решили та этот счет…

— Смотри, — я мгновенно прихожу в себя от выкрика Ангела, — кто-то там выглянул из-за занавески!

Приподымаюсь на локте и вглядываюсь в Светлино окно, но белая тонкая занавеска неподвижна, только посередке чуть колышется.

— Коле! — Ангел окликает братишку, который поблизости играет с ребятами. — Сходи-ка, дружок, за биноклем.

Коле скорчил гримасу, но побежал — они живут поблизости, и через несколько минут мальчик возвращается с большим военным биноклем. В это время мы разбираем мотоцикл, чтобы не показалось, будто мы здесь без дела торчим. Устраиваемся так, чтобы я мог притаиться за перевернутым кверху колесами мотоциклом, как за баррикадой, и незаметно наблюдать… Нахожу ее окно. И что вижу? Пиноккио смотрит на нас через капитанский бинокль…

— Нет, это не Пиноккио, — уточняю вслух, — это Светла, только в одной руке у нее бинокль, а в другой — Пиноккио.

— Докладывай малейшую перемену в обстановке, — откликается Ангел по уставу, у нас ведь была матросская практика на Панчаревском озере, — нужно разобраться в намерениях боевых единиц противника.