Страница 10 из 40
— Гектор писал тебя последнее время? — спросил Этуотер.
— Ты еще не видел вот этот портрет, Уильям, — сказала Софи. К друзьям Барлоу она обращалась по имени; к друзьям, но не к самому Барлоу — он был для нее слишком значителен. Среди сложенных у камина холстов она отыскала свой портрет: обнаженная Софи сидит на табурете на фоне стены, обтянутой вощеным ситцем.
— Нравится? — спросила она.
— Вставь холст в раму.
Она вставила холст в одну из прислоненных к стене рам и поставила его на мольберт, после чего отступила на несколько шагов, взглянула на портрет невидящим взглядом и слегка улыбнулась про себя, словно бы удивляясь тому эффекту, какой производит нанесенная на холст краска.
— Пойду поставлю чайник. Барлоу скоро придет.
Она вышла на кухню, и до Этуотера донесся звон тарелок: Софи была неловка.
— Как тебе вечеринка? — спросила она из кухни. Барлоу никогда не брал ее с собой на вечеринки, и они вызывали у нее живой интерес.
— Было неплохо.
— Барлоу здорово напился.
— Правда?
Этуотер осмотрелся. В комнате было пустовато, и в то же время казалось, что она набита вещами. Все здесь было каким-то временным, недолговечным; впечатление создавалось такое, словно вещи, здесь находившиеся, кто-то по случайности забыл или ленится переложить на другое место. Картины Барлоу были хороши, но их было слишком много. А вот книг было наперечет, на глаза Этуотеру почему-то попалась «Так говорил Заратустра»[8]. Не успела Софи принести чай, как пришел Барлоу.
— Прости, что опоздал, — сказал он. — Весь день сегодня мутит. Чуть не вырвало по дороге.
Он поцеловал Софи и спросил:
— Чай готов?
— Только что заварила, — ответила Софи. — Уильям пришел минуту назад.
— Я прямо от Прингла, — сказал Барлоу. — Демонстрировал мне все свои работы за последние пять лет.
— Он позвонил мне сегодня утром и позвал выпить чаю к себе в мастерскую, — сообщила Барлоу Софи.
— Черт бы его взял. Позвонил в магазин?
— Да.
— Откуда он узнал телефон? Ты говорила ему, как называется магазин?
— Ты же сам на днях упомянул о моем магазине. А номер он узнал по телефонной книге.
— И что ты ему сказала?
— Сказала, что придти не смогу, потому что пью чай с тобой.
— А он что?
— Сказал, что еще позвонит.
— Я бы на твоем месте не ходил, — сказал Барлоу. — Он, в сущности, мерзкий тип. Тебе он не понравится.
— Меня он мало интересует.
— Он ужасен.
Софи вновь взяла чайник для заварки и начала разливать чай. Барлоу повернулся к Этуотеру и сказал, закатив глаза:
— Съешь пирожное. Оно, впрочем, довольно черствое.
— Ты хорошо знаешь Сьюзан Наннери? — спросил Этуотер.
— Что она поделывает?
— Кто-то вспоминал о ней вчера вечером.
— Да, знаю. Она ведь была вчера на вечеринке?
— Да.
— Она по-прежнему живет с Гилбертом?
— А разве она жила с Гилбертом?
— Не знаю, — сказал Барлоу. — Может, и не жила. За такими девицами, как она, не уследишь.
Этуотер пил чай. Софи вышла на кухню поставить чайник.
— Вчера здесь была Мириам, — сказал, понизив голос, Барлоу. — Стоило бы, наверно, на ней жениться.
— С какой стати? Ты что, ее обесчестил?
— Нет.
— Что так?
— Сдается мне, ей этого не слишком хотелось.
— Она славная.
— Да, я непременно на ней женюсь.
— Ты ее часто видишь?
— Нет, не особенно.
В комнату вошла Софи.
— Чайник течет, — сообщила она. — Надо купить новый.
— Купим, — сказал Барлоу. — Я не говорил тебе, — обратился он к Этуотеру, — что на прошлой неделе мне удалось продать несколько своих вещиц. В том числе и маленький портрет Софи.
— На нем я очень на себя похожа, — сказала Софи.
— Да, тот самый.
— Как твой брат? Пришел в себя?
— Да, сегодня утром уехал на поезде.
— И как он?
— Вроде бы в порядке.
— Я бы не сказала, что он в порядке, — вмешалась Софи. — Бедный мальчик…
— За завтраком у него немного тряслись руки.
— Выглядел он не приведи Господь, что и говорить! — сказала Софи и, в подтверждение своих слов, энергично встряхнула головой.
— Ничего, придет в себя, — сказал Барлоу. — Попадет в кают-компанию, или на бак, или в кубрик — сразу станет самим собой!
— Вчерашняя вечеринка удалась.
— С кем это ты уехал?
— Ее зовут Лола.
— Кто она такая?
— Плакатистка.
— Я так и думал, — сказал Барлоу. — Имей в виду, теперь, ты от нее не отделаешься. От девиц, которые так одеты, отделаться невозможно. Как она тебе?
— Говорит, что читает Бертрана Рассела.
— Ты от нее в жизни не отделаешься. А как она попала на вечеринку?
— Ее Вочоп привел.
— Очередная подружка Вочопа?
— Она ходит на его занятия.
— Вочоп приводит на вечеринки своих девиц, — сказал Барлоу. — А потом таким, как мы с тобой, приходится тратить на них все свое время и деньги.
— Точно.
— Собираешься с ней встретиться?
— Она звонила сегодня утром.
— Ну, что я говорил!
— А мне она, пожалуй, нравится.
— Не сходи с ума. А впрочем, не будем спорить о таких мелочах. Пойдешь сегодня вечером с нами в кино?
— Я ужинаю у Наоми Рейс.
— Ужин — вещь хорошая, — сказал Барлоу. — Утоляет муки голода. По крайней мере, в большинстве случаев. Помню, правда, один раз этого не произошло. Это было во время экономического кризиса. Я подъел, помнится, весь имевшийся в наличии соленый миндаль.
Софи поднесла к сигарете Этуорта тлеющий жгут. Внизу раздался звонок.
— Подойди к окну и посмотри через занавеску, кто это, Софи, — распорядился Барлоу.
Софи поставила чашку на стол, подошла к окну и выглянула на улицу из-за занавески. Некоторое время она всматривалась в стоящую под окном фигуру, а потом сказала:
— Фозерингем.
— Фозерингем? В самом деле?
— По-моему, он меня видел. Он мне помахал.
— Он не пьян, как тебе показалось?
— Нет.
— Ты уверена?
— Ну, конечно. — Софи засмеялась.
— Пойди открой ему дверь, — сказал Барлоу. — Если только он не пьян в стельку.
— Я пару раз встречал его у Андершафта, — сказал Этуотер.
— Да ты его тысячу раз видел! Стоит мне выйти на улицу, как он тут как тут.
— Как-то вечером я сидел с ним и с Андершафтом, и он уговаривал Андершафта написать в его газету статью про оккультную музыку.
— Да, он один из издателей спиритуалистической газеты. Сам он, по его словам, спиритуалистов ненавидит. А впрочем, большого значения это не имеет — в газете он отвечает только за рекламу, да и работа эта, как он сам говорит, временная, поэтому жаловаться нечего. В газете он работает всего-то пять лет.
— В целом, работа, надо полагать, неплохая.
— Он хотел, чтобы я сделал серию карандашных портретов известных спиритуалистов, но потом почему-то раздумал.
Голоса поднимающихся по лестнице Фозерингема и Софи приближались. Фозерингем, коренастый молодой человек с розовыми щечками, вошел в комнату первым. Он был небрит, в одной руке держал котелок, в другой — несложенный зонтик. Журналистикой от него веяло за версту.
— Послушай, старичок, — с порога заговорил он с некоторой, впрочем, нерешительностью в голосе, — буду груб и прям. Ты ведь не станешь возражать, Гектор, если я первым делом воспользуюсь твоим телефоном?
— Вон он, на ящике.
Фозерингем поднял трубку, назвал номер и улыбнулся Софи.
— Ради Бога, извини, Софи, — сказал он, — я ужасно себя веду, — а затем, уже в трубку, выпалил: — «…Привет, любимая… да, я знаю… мне очень жаль… ужасно виноват… правда… совсем немного… нет, боюсь, не смогу… да, конечно… в другой раз… до свидания, любимая… до свидания.» — И положил трубку.
— Бедняжка, — сказал он, — ужасно не хотелось ее огорчать. Но ничего не поделаешь. Иногда приходится быть жестоким — из лучших соображений, да… звучит это, конечно, пошло, но другого выхода нет.
— Вы знакомы? — спросил Барлоу.