Страница 39 из 84
С тех пор мы неоднократно имели возможность убедиться в том, что самые темные, самые жестокие свойства любого правящего режима покоятся как раз на симпатиях миллионов, приветствующих, скорее, автократа, нежели демократов. Авторитаризм — это более сложное явление, чем диктатура. Последнюю можно навязать народу силой штыков. Но, как правило, подобная сила не слишком долго держится, если власть не имеет иной опоры — авторитета, который, кстати, может быть приобретен разными путями.
Порой, как в истории с чилийским генералом Пиночетом, авторитет диктатора покоится на традиционном авторитете представляемого им института (в данном случае — армии). Порой, как в истории с французским императором Наполеоном, — на личных заслугах героя. Порой, как в истории с хорватским лидером Фра- ньо Туджманом, — на том, что лидер символизирует собой борьбу целого народа за свою независимость и свободу. А порой, как в случае с Путиным, — на росте нефтедолларового благосостояния широких слоев. Механизм ресурсного проклятия — лишь один из многих возможных механизмов, служащих построению авторитарного режима. Но в любом случае именно авторитет, а не конкретный механизм прихода к власти, позволяет политику долгое время оставаться во главе страны и осуществлять в ней преобразования.
Если есть авторитет, есть и авторитарная власть. Установилась ли она посредством переворота или выборов? Зажимает ли она прессу или та сама ложится под нее? Наполняются ли тюрьмы бунтовщиками или смутьяны внезапно перевоспитываются? Всё это частные моменты, зависящие от конкретной политической обстановки, силы авторитета лидера и длительности его пребывания у власти. Общим же моментом является то, что сам народ хочет сотворить себе кумира вместо того, чтобы выбирать власть, нудно взвешивая плюсы и минусы кандидатов.
Великое творчество масс
Демократия, в отличие от авторитаризма, не боится этой нудной работы. Демократия четко отличает личные заслуги человека в сражениях, культуре и спорте от его способности вести государственный корабль. Ты можешь быть героем и получить от народа десяток-другой орденов, но президентом изберут не тебя, а того, кто представит внятную программу своих действий. Однако стоит лишь перенестись в авторитарное общество, как всякие программы можно выбросить на помойку, поскольку главное там — вовремя потрясти перед носом избирателя блестящими побрякушками.
В западной науке понимание того, как всё обстоит на самом деле, начало появляться уже с 1930-х гг., то есть с эпохи, когда авторитарные режимы стали один за другим утверждаться по всей Европе, причем часто приходя на плечах демократии. Вопрос о том, почему народ так жаждет авторитета, подвергся исследованиям целого ряда ученых. Концепции были принципиально различны, но многие из них объединяло осознание того, что корни трагедии надо искать не столько в политике, сколько в менталитете.
Философ Хосе Ортега-и-Гассет, еще в 1930 г. зафиксировавший вторжение толпы в политику, полагал, что народ излишне раскрепостился, сбросил с себя давление мудрых либеральных авторитетов и в своем безответственном, гедонистическом угаре оказался опасен для цивилизации. Однако вскоре психологи встали на несколько иную точку зрения, доказывая, что восставшие против мудрых либеральных правителей массы лишь чисто внешне выглядят счастливыми. На самом же деле они глубоко несчастливы в своей кажущейся эйфории, а потому ищут авторитет, которому готовы отдаться с потрохами.
Например, фрейдист с марксистской закваской Вильгельм Райх уже в 1933 г. пришел к выводу, что авторитарное сознание масс есть следствие подавленной сексуальности, столь характерной для мелкобуржуазной среды с ее консерватизмом, отрицающим свободу самовыражения личности. Данный подход обратил внимание на принципиально важную вещь — на связь авторитаризма с несформировавшейся индивидуальностью. Но вряд ли он объяснил, почему подавленная сексуальность не приводила к таким последствиям ранее.
Эрих Фромм, тоже воспитанный во фрейдистской традиции, но предпочитавший более широкий философский анализ, в 1941 г. утверждал, что авторитаризм связан с глубоким чувством человеческого одиночества. Оно возникает в связи с распадом традиционных связей (родовых, общинных, подданнических и хд.), а потому попробовавший свободы человек ради обретения психологической устойчивости готов бежать от своего «я» к авторитету, вовлекающему его в новую общность, где можно ощущать патернализм вождя и плечо соседа.
Экономист Фридрих фон Хайек в 1944 г. подошел к проблеме несколько с иной стороны. Он проследил, каким образом идеи коллективизма стали постепенно доминировать в интеллектуальной атмосфере Европы, вытеснив столь существенные для XIX века ценности индивидуализма. Он показал, как либерализм с его опорой на зрелость человеческой личности оказался неконкурентоспособен в условиях, когда неготовые к критическому анализу реальности массы требовали для себя немедленного счастья.
К 1950 г. Теодор Адорно с группой коллег завершил первый в мировой практике социологический анализ проблемы. Проведя глубинное интервьюирование нескольких групп американцев, он доказал, что значительная склонность к авторитаризму имеется даже у граждан страны, отличающейся наиболее устоявшимися демократическими традициями. При этом Адорно определял авторитаризм через целую совокупность переменных, каждая из которых отражала некую психологическую или социальную черту.
Опираясь на все эти исследования, мы можем сказать, что в России сегодня существует не гражданское общество, управляемое посредством демократических институтов, а именно авторитарное. Россия вовсе не движется от демократии к авторитаризму, как может показаться на первый взгляд. Она пребывает в этом состоянии уже достаточно долго. И лишь эйфория первых пореформенных лет не давала нам трезво взглянуть на суть сложившейся в стране политической системы. Теперь же наступает время взвешенных оценок.
Трезво взглянув на наше недавнее прошлое, мы обнаружим, что каждый раз голосовали за человека, которому по каким-то причинам верили, а не за того, кто убедил нас в истинности предлагаемого им пути. Путин лишь подхватил знамя авторитаризма, выпавшее из ослабевших рук его предшественника, и снова замахал им у нас перед носом.
Через авторитаризм прошли в разное время самые разные народы. В том числе и те, которые имеют сегодня развитую демократию и эффективно работающий рынок. Смущаться этого этапа взросления нашего общества не стоит: пройдем через него — доберемся до демократии. Однако нам не может быть безразлично то, каким конкретно образом проходит страна через систему авторитарной власти.
Если в стране типа современной России, где еще не сформировалось гражданское общество, отсутствует авторитаризм, то пустоту заполняет отнюдь не демократия, а борьба слабеньких, «недоношенных» властей, каждая из которых претендует на то, чтобы вырасти во власть авторитарную. Фактически подобная ситуация оказывается ситуацией двоевластия или даже троевластия, что тождественно безвластию. Когда силы участников схватки примерно равны, их «разборка» может перерасти в гражданскую войну. Или, по крайней мере, в массовый террор. История знает множество подобных примеров.
В конечном счете победитель приобретает всё. И его навязанная обществу в кровавой схватке власть чуть раньше или чуть позже становится авторитарной. Таким образом, проблема современной России со времен горбачевских реформ состояла отнюдь не в том, чтобы избежать авторитаризма. Сделать этого мы всё равно не смогли бы. Проблема была в том, чтобы построить авторитарную власть с наименьшими потерями. Ведь механизм установления авторитаризма Ельцина существенно отличался от механизма установления авторитаризма Ленина. Да и переход от Ельцина к Путину никак не напоминал переход от Ленина к Сталину.
Хосе Ортега-и-Гассет - философ, культуролог:
«Человек массы видит в государстве анонимную силу и, так как он чувствует себя тоже анонимом, считает государство как бы "своим". Представим себе, что в общественной жизни страны возникают затруднения, конфликт, проблема; человек массы будет склонен потребовать, чтобы государство немедленно вмешалось и разрешило проблему непосредственно, пустив в ход свои огромные, непреодолимые средства. Вот величайшая