Страница 17 из 84
Я никогда не смогу быть хирургом. Но я - хороший виолончелист. А у тебя что за профессия? Я знаю, ты - разведчик.
Не знаю, что это значит. Ты кто? Что ты можешь?"
И он мне сказал: "Я - специалист по общению с людьми"».
(От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным.
М.: Вагриус, 2000. С. 41)
Владимир Усольцев - бывший советский разведчик, сослуживец Путина по работе в Дрездене:
«Я абсолютно убежден в том, что именно его уникальное обаяние в глазах пожилых людей оказало решающее влияние на его карьерный взлет с того момента, как он попал в поле зрения Ельцина».
(Усольцев В. Сослуживец. Неизвестные страницы жизни Президента. М.: Эксмо. С. 222)
Олег Мороз:
«"Я когда-то тоже хотел совсем иначе прожить свою жизнь, - по-отечески напутствовал Ельцин Путина. - Не знал, что так получится. Но пришлось... Пришлось выбирать... Теперь вам надо выбирать".
Ответ Путина был дежурно-льстивым:
"Вы очень нужны России, Борис Николаевич. Вы мне очень помогаете. Вот вспомните саммит в Стамбуле. Если бы поехал я - одна ситуация, поехали вы - другая. Очень важно, что мы работаем вместе"».
(Мороз О. Почему он выбрал Путина? М.: Русь-Олимп, 2009. С. 397)
Dura lex
От учебы на юриста Путин, конечно, тоже кое-что взял. Он очень любит законы. Правда, не дух их, а букву. И это объясняет многие его действия.
Когда завершался второй срок путинского президентства, немало было споров среди аналитиков, каким образом «хозяин» продлит свои полномочия. Наивные комментаторы, правда, говорили, что он вообще уйдет от власти, но серьезные — выбирали между тремя вариантами: 1) пересмотр конституции в пользу бессрочного президентского правления, 2) пересмотр конституции в пользу парламентской республики с премьером во главе, 3) временный преемник с возвратом власти через четыре года. Путин не стал пересматривать конституцию и остановился на несколько рискованном для себя третьем варианте.
Теоретически преемник мог на президентском посту заматереть и власть обратно не отдать. Поэтому Путин сделал всё возможное для того, чтобы преемник был максимально слабой фигурой. Это, конечно, требовало больших усилий и довольно тонкой игры, в которой Дмитрий Медведев был бы маргинализирован и не мог бы опереться на кремлевских силовиков. Для Путина гораздо проще было бы напрячь разок парламентариев с тем, чтобы они разрешили ему избираться на президентский пост без всяких ограничений по числу сроков. Президент, однако, не стал искать легких путей с тем, чтобы никто не мог его впоследствии упрекнуть в пересмотре конституции под себя.
Последнее время в мире стало модно судить ушедших от власти диктаторов. Но если Путин когда-нибудь от власти уйдет, то по формальным критериям его нельзя будет назвать диктатором. И, соответственно, никакой суд его не осудит. От суда Линча, конечно, как в случае с румынским лидером Николае Чаушеску, не спасет даже соблюдение буквы закона, но если вдруг речь зайдет о справедливом суде европейского типа, то Путин окажется «демократом чистой воды», как выразился о нем однажды бывший германский канцлер Герхард Шредер. Dura lex, sed lex. Может, и по-дурацки всё это выглядит, однако с формальной стороны не придерешься. Закон любому суду придется соблюдать.
Вполне скрупулезно с правовой точки зрения обставлены все силовые акции Путина: введение войск в зарубежные страны, контртеррористическая операция на Кавказе, подавление протестных действий. Президент не принимает единоличных антиконституционных решений. Парламентарии всё оформляют, как надо. И если когда-нибудь оценки происходящих в России событий переменятся на прямо противоположные, нельзя будет сказать, что совершено преступление. Максимум — политическая ошибка. За них сроки не отсиживают. За них просто каются. Виноват, мол, хотел как лучше, а вышло как всегда.
При правильно оформленных с правовой точки зрения военных действиях уголовную ответственность могут нести лишь лица, виновные в убийствах гражданского населения, изнасилованиях и пытках военнопленных. А это всегда означает правовую ответственность лишь на низовом уровне. Ясно, что верховный главнокомандующий никогда лично не отдает приказ о нанесении ракетного удара по мирному аулу. Если же какой-то полковник, озверев от кровавой бани, в которую его погрузила война, начнет вдруг насиловать женщин, то сам он за это и ответит. А вовсе не политики, которые войну начали и скрупулезно юридически обосновали.
Иногда возникает вопрос: зачем вообще Путину выборы, если он всегда на них побеждает? Зачем парламент, состоящий из марионеток и штампующий документы, подготовленные в правительстве или кремлевской администрации? Не проще ли сэкономить деньги и отказаться от липовой процедуры, когда суть политических процессов, происходящих в России, и так всем ясна? Нет, не проще. Парламент у нас, как известно со слов Бориса Грызлова, не место для дискуссий о законотворчестве, но это то место, существование которого очень важно для легитимации любых президентских действий. Настоящий юрист это понимает.
Примерно так же обстоит дело и в экономике. Компания «Роснефть» — любимое детище Путина, возглавляемая его близким другом Игорем Сечиным, — не случайно покупала «Юганскнефтегаз» (лучшую часть ЮКОСа) не напрямую, а через посредство шарашки под названием «Байкалфинансгрупп». Формально никто не мог после этого обвинить «Роснефть» в том, что она, мол, поживилась на деле Ходорковского. Поживилась шарашка, а солидные люди честно приобрели потом «Юганскнефтегаз» на рынке. Краденого не брали. И за прошедшее после этой истории время на Западе никто никогда не стеснялся с «Роснефтью» сотрудничать, хотя сам Ходорковский называл Сечина заказчиком расправы над ЮКОСом. Ходорковского на Западе все жалели. И квалифицированная часть жалевших прекрасно понимала, что на самом деле происходит в России. Но юридически ни у кого не было оснований бойкотировать Сечина или отказываться от выгодного бизнеса с «Роснефтью».
И самое главное: никогда никто не найдет тайных капиталов Путина, о которых модно стало говорить в последнее время. Юридически он абсолютно чист. Миллиарды принадлежат десятку- другому его друзей, среди которых, как показало дело с офшорами, не только бизнесмены, но и музыкант Ролдугин, который сам их никак заработать не мог. Диверсификация вложений гарантирует их сохранность. Даже если часть друзей предпочтет слинять на Запад и полностью порвать связи с системой, их породившей, другие всё равно здесь останутся. А уж в верности Ролдугина, который Путину, как брат, вообще нет никаких сомнений.
Кто нас обидит, трех дней не проживет
Если образование цивилизовало Путина и помогало ему восходить на вершины власти, то дворовое детство на питерском Ба- сковом переулке прорывалось порой сквозь внешнюю оболочку и поражало всех, кто надеялся увидеть в российском лидере настоящего европейца. Дворовые ценности с европейскими ценностями никак не хотели сочетаться.
Если попытаться выразить суть европейских ценностей одной фразой, то сводятся они к тому, что сотрудничество выгодно для всех. Дворовые же ценности сводятся к мысли, что жизнь есть игра с нулевой суммой: всё, приобретенное твоим противником, утеряно для тебя. Примерно так, кстати, строилась жизнь на заре человечества. Цивилизация показала, что в конечном счете выгодно не отнимать, а производить. Экономика устроена несколько сложнее грабежа, она требует больше знаний и больше усилий, но зато ни один бандит никогда не был столь богат, как успешные предприниматели. Двор, правда, этого не знает.
«Жить во дворе и в нем воспитываться, — заметил как-то раз сам Путин, это всё равно что жить в джунглях. Очень похоже. Очень». И впрямь он и по сей день часто живет по законам джунглей.
Откуда взялось путинское представление о том, будто Америка нам угрожает и НАТО, приближаясь к российским границам, вынашивает коварные планы? Из детства дворового, где Путину много раз доводилось видеть, что враг никаким аргументам не внемлет и лишь точный удар в зуб или «бросок через пупок» способен остановить агрессию.