Страница 22 из 99
Этот смелый маневр увенчался полным успехом, и вскоре испанцы неожиданно вышли к большой площади, одну из сторон которой они некогда занимали. Площадь обрамляли здание, служившее прежде императорской резиденцией Монтесумы, большой храм и дворец Аксаякатля, бывший когда-то их пристанищем. Отряд остановился здесь, построил баррикады, чтобы избежать какого-либо сюрприза и дождаться новых приказов. Но тогда, взглянув на плоскую крышу, где ранее был воздвигнут примитивный крест, испанцы заметили жрецов бога войны Уицилопочтли, покрытых окровавленными одеждами. Размахивая ножами со сверкающими лезвиями, они взывали к отвратительному божеству, только что получившему от них человеческие жертвы. При виде этого зрелища разъяренные испанцы бросились к ступеням, взяли их штурмом, вбежали на террасу и оказались перед идолом, занявшим место креста, увидели тазы, где еще дымились сочащиеся кровью сердца, и трупы, белый цвет кожи которых позволил распознать в них испанцев. Тотчас идол и жрецы, схваченные мощными руками, кувырком полетели с террасы и разбились при падении. Разгневанные мексиканцы сочли это за надругательство и попробовали снова установить символы своей веры. Началась свирепая битва, трупы громоздились один на другой, в жестокой борьбе не было ни победителей, ни побежденных, каждый вернулся на свои позиции.
Атаки возобновлялись очень часто с переменным успехом, однако испанцам не удавалось существенно продвинуться. Удивленные невиданной раньше отвагой противника, они решили окончательно подавить сопротивление и во весь голос потребовали генерального штурма. Кортес, настолько же храбрый, насколько и осторожный, чувствуя, что одно превосходство в силе не приведет к успеху без больших потерь, попытался выиграть время и дождаться, пока голод совершит свою работу, не прекращая при этом постоянных обстрелов. Уступая настойчивому давлению своих воинов и не желая брать на себя ответственность за такую серьезную операцию, он решил созвать на военный совет старших офицеров.
Наперекор его мнению, большинство совета решило занять в центре города его ключевую точку — самую большую площадь Тлалтелолько[156], где подсобные помещения рынка могли обеспечить хорошее укрытие для войск. Кортес категорически не одобрил этот план как очень опасный и впервые был вынужден отдать приказ об операции, противоречащей здравому смыслу. Напрасно он объяснял, что мексиканцы, зная стратегическую важность этой позиции, будут отчаянно защищать ее, совет оставался непреклонным. Последовавшие вскоре события оправдали опасения опытного военного тактика, поскольку еще никогда с начала кампании не было такой неудачной операции.
В назначенный день после кропотливых приготовлений осаждающая армия, разделенная на три корпуса, продвинулась по трем большим проспектам, выходящим к рынку Тлалтелолько. Траншеи были взяты без боя с легкостью, которая заставила Кортеса, малопривычного с некоторых пор к подобным успехам, крепко задуматься. Он приказал тщательно засыпать траншеи, чтобы обеспечить в случае необходимости путь отступления. В этот момент Альворадо, один из его лейтенантов, прислал гонца с известием, что его корпус почти достиг рынка. Заподозрив неладное, Кортес захотел сам осмотреть окрестности, не веря, что мексиканцы позволят взять без сопротивления такую важную позицию, и внезапно оказался перед огромной, только что вырытой ямой шириной в пятнадцать футов, представляющей собой опасное препятствие. В это время на людей Альворадо с тыла напали сотни и тысячи ацтеков, устремившихся из боковых улиц, улочек и домов, отрезая путь к отступлению. Лейтенант повел свой корпус вперед к площади и оказался перед ямой! Без минуты колебания Кортес послал своих солдат на помощь отряду Альворадо, дрогнувшему перед численным перевесом противника. Битва была длительной и беспощадной. Ацтеки сражались с неслыханной свирепостью, и испанцы, предчувствуя, что погибнут, если не одержат полную победу, напрягали последние силы!
Кортес в этот момент избежал смертельной опасности. Сражаясь как простой солдат, уже раненный в бедро, он вдруг оказался окруженным шестью мексиканцами громадного роста. Он бы погиб, если бы не преданность одного из его людей, спасшего его ценой собственной жизни. Наконец испанская армия вышла из абсолютно безнадежного сражения, оставив в руках врага шестьдесят двух солдат, которых ацтеки должны были уничтожить с изощренной жестокостью.
Но у мексиканцев не было оснований долго радоваться успеху. Горестная ошибка военного совета еще больше подняла авторитет Кортеса, сделав его абсолютным хозяином положения и дав ему возможность управлять осадой по собственному усмотрению. Вскоре железное и огненное кольцо еще плотнее сжалось вокруг несчастного города. Свирепствовавший голод приводил к ужасающим сценам каннибализма. Разразившаяся чума, порожденная разлагающимися трупами, довершила работу голода.
Однако осада длилась уже сорок пять дней, и Кортес, потеряв надежду овладеть городом без разрушений, к тому же понимая, что его армия слабеет день ото дня, решил захватывать дом за домом и стирать их постепенно с лица земли. Но для этой разрушительной работы ему не хватало рук. Он обратился к своим союзникам, которые через три дня прислали ему сто тысяч помощников, со свирепой радостью кинувшихся помогать уничтожению вражеского города. Вскоре строения начали исчезать, как растения под жадными челюстями саранчи. Не оставалось камня на камне, а осколки сбрасывались во рвы и в озеро. Город уменьшился более чем наполовину, жители, ослабленные голодом и болезнями, вскоре оказались сваленными в кучу на рыночной площади Тлалтелолько. Вопреки прогнозам Кортеса неустрашимый Куаутемок не капитулировал, хотя город был на грани падения. Оставалось только ждать решающего штурма. Он состоялся 13 августа[157] и воплотился жесточайшей резней на полное уничтожение несчастных ацтеков, не способных сражаться, полумертвых от голода и загнанных на рыночную площадь. Многие пытались преодолеть каналы и тонули в таком количестве, что их трупы лежали вровень с дорогой, образуя мосты, по которым ходили совершенно опьяневшие от пролитой крови испанцы. Другие пытались убежать на лодках, ждавших у берега озера. Но каравеллы без труда топили или захватывали беглецов. Вдруг капитан одной из каравелл[158], увидев более роскошную, чем прочие, лодку с отборной командой, бросился вдогонку и остановил ее. Испанские солдаты уже почти всех перебили, когда поднялся один из беглецов и сказал с достоинством:
— Я Куаутемок! Пощадите мою жену и моих слуг.
Приведенный к Кортесу, он предстал перед своим победителем с гордым спокойствием.
— Я защищал, — сказал он, — свой народ, как это пристало королю; делайте со мной что хотите.
И Кортес, восхищаясь благородством его поведения и гордым самообладанием в несчастье, ответил:
— Вам окажут все почести, как вы того заслуживаете. Испанцы умеют уважать смелость в своих врагах.
Прекрасные слова, которые должны были — увы! — и очень скоро, получить жестокое опровержение.
Захват императора, бывшего душой сопротивления, завершил успех, помешал вспыхнуть восстанию в провинциях, и падение Мехико стало окончательным.
Осада продолжалась восемьдесят дней. Во время нее погибли сотни испанцев, тридцать тысяч союзников и сто пятьдесят тысяч мексиканцев, около трети которых умерло от голода или болезней. Добыча была огромной: только драгоценных металлов собрали в бессчетном количестве.
Из-за этих богатств подвергли пыткам несчастного императора вместе с одним из его министров. Испанцы, не найдя, или считая, что не нашли, королевские сокровища, совершили настоящее варварство, положив Куаутемока и министра на слой раскаленных углей, чтобы узнать, где спрятаны сокровища. Когда министр, сраженный страшной болью, испускал душераздирающие крики, Куаутемок, обращаясь к нему, произнес ставшие поистине знаменитыми слова: «Разве я лежу на постели из роз?»
156
Тлалтелолько́
157
Более точная дата решающего приступа — 28 июля 1521 года.
158
Этим капитаном был Гарси́я Ольги́н.