Страница 44 из 45
Раньше, чем он успел что-либо сообразить, Абдулла уже стремглав рванулся к выворачивавшему с улицы Мазохистов такси и отчаянно замахал руками. «В аэропорт… Пожалуйста… Опаздываю…» — срывающимся голосом забормотал дирижер.
«Не могу, старик: движок „троит“ — что-то с зажиганием; надо в парк ехать…» — приветливо, как бы предлагая не всем известную игру, сообщил шофер, не торопясь уезжать и испытующе поглядывая на музыканта. Судорожно пошарив по карманам, Абдулла нашел пачку денег; наощупь отделив одну бумажку, он протянул ее водителю — это оказалась стодолларовая купюра. «Падай в тачку, братан; чего на улице мерзнешь?!» — гаркнул таксист и не дожидаясь, пока за Бесноватым захлопнется дверца, машина, взвизгнув колесами по асфальту, резко рванула с места.
* * *
Старший лейтенант Климов, боец отряда специального назначения «Гамма», снова растворил дверцы гардеробных шкафчиков, и глазам его представилось множество прозрачных пластиковых мешочков, наполненных белым порошком. «Ну вот, и нашему брату — нет-нет, да и упадет звезда-другая на погон!..» — подумал он весело. Группа захвата, чуть поплутав по театральным подземельям, добралась до цели почти без труда; а пьяные и обкуренные какой-то гадостью горе-контрабандисты были настолько ошарашены, что сопротивления почти не оказали — что, впрочем, не помешало бойцам как следует их отметелить — просто, как говорится, для профилактики. Правда, воспоминание о неожиданной схватке с национал-боевиками, почему-то сгрудившимися у театра — о чем никто «Гамму» не предупреждал, немного портило настроение: спина от удара дубиной какого-то верзилы ныла препротивно. «Сволочи!» — подумал он.
Вдруг Климов насторожился: помимо странного гула, от которого уже довольно давно вибрировал весь театр, ему слабо послышались какие-то посторонние звуки. Звуки приближались; теперь стало ясно, что кто-то шел по коридору в его сторону. Боец напрягся и положил руку на рукоять пистолета.
Долго ждать ему не пришлось: Арык Забитов, напрочь заблудившийся в театральных лабиринтах в отчаянном стремлении оторваться от погони, появился в раздевалке рабочих оркестра. «Не двигаться! Руки за голову!» — крикнул старший лейтенант Климов.
Неожиданный окрик застал Забитова врасплох — и здесь-то он и совершил свою роковую ошибку. Увидев одним глазом (второй, заплывший от кровоподтека, не видел ничего) молодца могучего телосложения в спецобмундировании и черной маске на лице, режиссер ясно почувствовал, что силы его на исходе, и новой погони он уже выдержать не сможет. Хотелось жить. И потому, подняв согнутую в локте правую руку со сжатым кулаком, Забитов истерически, изо всех сил закричал: «Бей жидов! Спасай Россию!» Затем лицо Забитова вдруг приняло испуганно-недоуменное выражение — а тело, нелепо загребая ногами, плавно опустилось на землю, отброшенное к стене двумя пулями, выпущенными из пистолета системы Стечкина.
* * *
— Нет, ты посмотри, какая сволочь!.. — воскликнул Стакакки, вчитавшись в очередную бумагу, извлеченную из бесноватовского сейфа. — За поездку в Шотландию на гонорары солистам приглашающей стороной было выделено сто тринадцать тысяч долларов!!! Позорушка! Ты понимаешь, сколько денег загребла эта свинья?!
— Да, нам надо будет наверстывать и наверстывать… Но теперь-то труднее будет: чурка ведь все сливки сняла!..
— Я просто офигеваю… — Стакакки, бросив бумаги на стол, подошел к бару. — Давай-ка, Позя, выпьем: сегодня мы сделали великое дело; мы молодцы с тобой…
— Стаканчик, это мне просто кажется — или… Ты ничего не чувствуешь?..
— Ты чего?
— Да будто трясет как-то театр, как если бы землетрясение какое-то… И гул все время какой-то… А?..
— Так это наши ребята Абдуллу по театру гоняют!.. Ха-ха-ха! — расхохотался Драчулос. Он протянул Залупилову стакан, налитый почти до краев. — Рвани-ка, старик: все землетрясение как рукой снимет!..
— Слушай, а если они его… того? Если замочат Абдуллу — не повесят на нас мокруху?
— Позик, мы ж не дети: уже два дня заява в Речном РУВД лежит: терроризировала-де нас «Великая Русь»; деньги вымогали, здоровью близких угрожали… Я ведь наполовину грек, на четверть — грузин… А ты?
— А я молдаванин… На все сто! — неуверенно откликнулся Залупилов.
— Ну вот! Чего же нам бояться?..
Революционеры подняли стаканы; оглядевшись в кабинете уже как бы на правах хозяина, Залупилов просто по старой привычке вдруг выпалил: «Аллах акбар!» — и осекся, испуганно глядя на Драчулоса.
— «Бесмелла рахман рахим!..» — откликнулся тенор, как ни в чем не бывало, и истово прильнул к своему стакану.
* * *
Приехав в N-ский международный аэропорт «Большие Полянки», Абдулла Урюкович подошел к кассе. У него в паспорте стояли австрийская, уругвайская, гвинейская, французская и финская визы.
— Когда ближайший самолет? — спросил он в кассе. — Что?.. Все равно, куда…
Ближайший рейс был на Франкфурт, и отправлялся он через два часа. Пройдя таможенный контроль — вещей у Абдуллы с собой, как вы помните, не было — он принялся нервно расхаживать по залу ожидания.
— Наши граждане на Франкфурт есть? — интересовался тем временем таможенный офицер у служащей на регистрации. — Поступил циркуляр Федеральной службы безопасности; четыре фамилии: Бесноватый; Огурцов… Что?! Это точно?.. Немедленно проверьте! Времени до посадки еще достаточно…
…Прильнув лбом к холодному стеклу, Абдулла тупо смотрел в темноту. Какой-то маленький частный самолетик, сверкая огнями, лихо подрулил почти к самому зданию аэропорта. Что-то в облике самолета задержало внимание Бесноватого; приглядевшись, он понял, что именно — и волна горячего восторга обдала его с головы до ног: на борту летательного аппарата красовалась эмблема Шайзебергского фестиваля!
Дверца самолета открылась, и на ступеньках появился Бустос Ганс. Оглянувшись по сторонам и затаив дыхание, Бесноватый подошел к двери с надписью: «Выход без сопровождения запрещен!» — и опрометью бросился к самолету.
— Бустос, родной мой!.. Неужели это ты?! Тут такое случилось…
— Я знаю, милый… Я уже все знаю! Ты без багажа? Скорее; забирайся скорее — нельзя нам медлить…
И личный самолет Бустоса Ганса, так и не заглушив моторов, бойко покатил ко взлетной полосе.
* * *
…Майор Илюшин сидел в своей видавшей виды «Волге», не трогая ее с места. Операция была закончена, но он все покуривал, слушал радио, да задумчиво смотрел на театр. По радио как раз началась спортивная сводка, — когда, чем-то необычайно встревожившись, Илюшин вышел из машины.
На Театральной площади, постепенно нарастая, явственно слышался какой-то гул, похожий на подземные взрывы или отдаленную артиллерийскую стрельбу. Вдруг, как раскат грома, окрестности потряс страшный грохот — и криво расчертив фасад, как будто перечеркнув его крест-накрест, на здании театра образовались две огромные трещины. Одна из колонн, украшавших театр, медленно-медленно отделившись верхушкой от аттика, повалилась вниз; упав на крышу автобуса — передвижной телестудии фирмы «Пи-Си-Пи» и приплющив его к асфальту, колонна грузно раскололась надвое. Другая колонна, недолетев до земли, рассыпалась в воздухе огромной кучей камня и штукатурки, похоронив под собой «Мерседес» администратора Есаулова (выпив сегодня больше, чем обычно, он отправился домой на такси).
Илюшин потер глаза. Оконные стекла оглушительным градом посыпались на мостовую. Вновь раздавшийся удар грома ознаменовал собой следующее: правая стена, покачнувшись, целиком полетела вниз — а левая часть театра вдруг, на глазах обращаясь в труху, ссыпалась внутрь — туда, куда только что с треском обрушился купол здания. Какое-то время купол еще был виден, но фасад, лопнувший на множество частей, тут же разбил, сплющил его и погреб под грудами битого камня.