Страница 8 из 61
— Ну так и сколько же он прокормит? — охают, слушая это, какая-нибудь боярская дочка и ее няньки.
— У великого шаха Хорезма более шестисот жен и наложниц, — ответит весело толстяк, жадно глядя на личико, как роза выглядывающее из-под серебряного обручика. — Есть старшие, есть более молодые жены, такие, как ты, ханум[32].
— Так он же, наверное, старый? — наивно раскрывает глазки ханум…
— Какой же он старый? Пять десятков всего насчитал. Как раз тот возраст, когда мужчина по-настоящему красоту ценит, вот такую, как у тебя, ханум…
Покраснеет девушка или молодая женщина, но личико так и светится: очень любит каждая из них сладкие, как мед, слова! Только мужчины недовольно морщатся: знают, что купец теперь семь шкур начнет сдирать.
Давно не был в княжестве Полоцком Абдурахманбек, однако за эти годы будто и не изменился, только потолстел еще больше. И когда пришел он во двор, сразу привели его к Брачиславу.
— Салям алейкум! — поклонился купец во все стороны, и ответил ему Брачислав, не ожидая, пока переведет толмач:
— День добрый, день добрый, Абдурахманбек!
И — подождал немного. Знал — теперь начнет купец спрашивать, здоров ли он, хорошо ли себя чувствует, какие новости в доме. Хотя, конечно, все знал хитрый Абдурахманбек, но так делать требует его обычай. Только самый последний невежда сразу начнет с торга, не спросив хозяина, как дела, не показав ему, что интересуют гостя все его заботы. Поэтому князь терпеливо ответил на все расспросы и тут же сам поинтересовался:
— Неужели ты не боишься таких далеких дорог?
— Господин мой, — склонился в поклоне Абдурахманбек, — конечно, боюсь. Однако…
— Много прибыли, правда?
— Нет, не так много. Мы торгуем едва не в убыток себе, поверь…
— Не говори! — махнул рукой Брачислав. — Если бы не было прибыли, не загнать бы вас так далеко!
— Ну, пусть себе есть, но самая маленькая…
— Я не хочу подсчитывать, сколько ты имеешь, поверь! — Брачислав пренебрежительно скривился. — Меня интересует, что ты привез нам теперь.
«Ну что за варвар, — думал, склоняясь в низком поклоне, Абдурахманбек. — Не понимает наслаждения долгой, неторопливой беседой, когда слова служат, чтобы ласкать слух и окутывать нас в джалабу[33] мудрости, чтобы мы, бедные люди, не чувствовали дыхания бархута[34], куда в конце концов отправятся души многих из нас… Однако же он настоящий Джалут-Голиаф… Ничего, нужно потерпеть. Может, это поможет мне в деле…»
А назавтра княгиня и дочери отправились на купеческий струг[35], чтобы посмотреть товары, а заодно и чудеса, которыми был полон тот струг, — чужеземная посуда, ткани — ими обтянуты меленькие, едва над землей, оттоманки, — толстые одеяла, на которых сидят из тех земель люди, вместо того чтобы, как это водится у всех других народов, сидеть на креслах, чтобы не продуло…
А возвращаясь со струга, оступилась княгиня на лестнице, проложенной между стругом и пристанью, и тяжело упала в воду. И почти тут же большая волна — не иначе подослал ее нечистик! — всколыхнула струг, и он бы, наверное, раздавил княгиню, если бы не бросился вслед за ней купец — в том, в чем стоял, и не уперся толстыми, жилистыми руками — одной в пристань, а другой в струг, не удержал его на те несколько минут, когда посыпались в воду дружинники и стража…
Белую, как мука, без чувств княгиню вытащили и тут же, положив на носилки, рысцой понесли в терем, а впереди бежал отрок, чтобы предупредить лекаря. Купец же сам вылез на берег, тяжело кряхтя, а окровавленные его руки слуги тут же помазали желтой мазью, которую купец, как и оружие, всегда возил с собой.
Назавтра Абдурахманбек был зван на торжественный прием к полоцкому князю.
Низко поклонился ему князь Брачислав, посадил рядом с собой. Расспрашивал про дом и жизнь, про незнакомые земли, откуда приехал купец. Благодарил за помощь и удивлялся, откуда у него взялась такая сила, чтобы остановить струг.
— На помощь мне, я думаю, пришел мудрый Джирджис, — кланяясь, отвечал Абдурахманбек и начал тихо бормотать что-то.
Толмач объяснил:
— Джирджис — это Георгий Победоносец. И еще славный бек молится, чтобы пришли на помощь мудрый Георгий и Джибрил, или, как говорят арабы, Рух-ал-Кудс, потому что они очень часто помогают ему…
Епископ, стоящий около Брачислава, насторожился:
— Чтобы не было какой беды… Хорошо, что зовет купец на помощь святого Георгия, но другой, как там его… Джибрил? Не злой ли это дух?
— У вас Руха-ал-Кудса называют святым Гавриилом. — Толмач взглядом поискал иконы.
— Что же это — у них те же святые, что и у нас. А мы же их нечистыми считаем? — обратился Брачислав к епископу.
— Зато у нас говорят про вас — неверные, — не выдержал толмач. — А я так думаю, что все люди пошли от Кабила и Хабила, или Каина и Авеля по-вашему, и разница только в том, что живут они в разных местах, оттого и обычаи стали разные…
— Я попрошу еще о помощи и Биби-фатиму и Амоарону — обе они помогают женщинам. Пусть жена хакана[36] быстрее выздоравливает.
И сидел Абдурахманбек на пиру, и много ел, одно только не мог взять — маринованных грибов, которые назвал, охмелев, скользкими, как пиявки. Удивлялись люди полоцкие тому, но ужаснулись, когда сказал купец, что у себя дома угостит он гостей глазами барана, варенными в молоке.
— В каждой земле свои обычаи, — сказал князь сурово.
Все примолкли. И долго еще — через толмача — рассказывал перс о далеких землях, откуда приехал.
Маленькая Гордислава смотрела большими испуганными глазами на смуглое широкое лицо с черной бородой, на пухлый палец и на удивительный камень. Не знала она, а об этом тоже рассказал потом Абдурахман, что делал перстень великий мастер, думая о недоступной ему девушке, и заклял камень-гранат словами поэта Абу Ахмеда Мансура ибн Мухаммеда, судьи города Герата, который умер от любви: «Как ты привлекла мое сердце, так не смог бы привлечь гранат соломину». Владеет гранат таинственной силой притягивать к себе предметы и также притягивать сердце возлюбленной. Но не хватило у ювелира денег на калым, и женился он только в зрелые годы — на другой. А перстень, который он сделал для возлюбленной, пошел гулять по свету, и вот он на руке Абдурахмана, а до этого сиял своим таинственным светом под иным солнцем, перед другими глазами…
А в конце пира сказал Брачислав:
— Одарю тебя щедро за мою княгиню!
И принесли в палаты богатства великие: медвежьи, волчьи и беличьи шкурки, и соболей, и острое оружие. Но Абдурахманбек отказался и попросил одного — молодую девушку, которая недавно представляла на празднике молодого славянского бога — Ярилу.
— Кто это? — зашептались вокруг.
— Дочь вдовы Катунихи, — ответил Абдурахман.
Не открыл он князю, что был на поганом празднике, где высмотрел красивую славянку с просветленным лицом и синими глазами — синими, как бадахшанский лазурит. Возгорелось в нем сердце. Знал купец толк в женщинах, а перед ним была жемчужина, которая стоила гарема самого султана! Дорого можно было и продать ее, когда надоест. Однако не удалось ему купить девушку.
Хоть и бедная была вдова, продать дочь наотрез отказалась и еще в придачу опозорила гостей — грязным веником выгнала из хаты Абрудахманбека и его толмача, ибо были они настойчивы и ни за что не хотели уходить просто так, не договорившись, не купив. А как же иначе взять красавицу? Обвенчаться с ней не мог купец, ибо, если бы стало известно, что хоть на мгновение отдал он душу неверным, пошел в церковь, отказался от воли Аллаха и пророка его — Мухаммеда, не жить бы ему в своем уютном, большущем доме с садиком, где весной так сказочно красиво цветут персики и абрикосы, а многочисленная свита прислужниц готова исполнить малейшее его желание… Торговать с неверными можно, однако каждый раз, приехав от них, нужно идти к мулле, чтобы наложил он очистительные обряды и хорошо замолил грехи. А здесь муллы — нет. Да и есть у него уже четыре жены и несколько наложниц. Просил он, низко кланяясь, отдать ему ту девушку.
32
Ханум — пани (турк.).
33
Джалаба — длинная белая одежда у арабов.
34
Бархут — колодец, связанный с адом и заселенный душами неверных.
35
Струг — речное судно.
36
Хакан (или каган) — так называли на Востоке князей.