Страница 44 из 83
- Изоляция позволяла не паниковать, сдерживала: "паникуй, не паникуй один..." - разговор о панике заканчивали мужским достоинством без упоминания кому принадлежит: владельцами могли быть и вражеские солдаты, но в это не хотелось верить. Случай, когда реальность расходилась с желаниями, и фронт приближался без остановок.
- Погасить четырьмя словами панику и удержать нервозность на уровне - особый талант нужен.
- Прежних монастырцев, живших с "что бог даст", наука называла "фаталистами", а случись подобное сорок первому если в новые времена какое названием получат фаталисты?
- Пофигисты. Но это культурное, скромное название, а если проще то "похуисты" В стране много всяких партий, партия "похуистов" ведёт свою родословную с сорок первого, но почему до сих пор не зарегистрирована Минюстом непонятно.
Война очередной пугающий и неприятный рывок в сторону философствующих обитателей монастыря - и тот час возобновлялись разговоры с элементами прежней паники средней тяжести.
- Панические разговоры содержат и "плюс": первые страхи пугают, но копии первых страхов умаляют воздействие первых и ничего нового не дают пуганным, не пугают.
В свободное от домашних хлопот время женщины бегали по кельям и всласть предавались любимому занятию: нагоняли ужасы с попутной проверкой прочности запоров на мочевых пузырях слушателей С глазами, полными ужаса, вещали:
- Немцы евреев и комунистов стреляют! - рассказ настолько выглядел правдиво, что не верить в ужас могли только ненормальные, или скрытые враги, гасившие рассказчиков нехорошими вопросами:
- Сама видела, как стреляли евреев и кумунистов? - шло время истинной демократии: говори, что угодно, но не надейся приобрести уверовавших...
- ... и оглядывайся назад с опаской: "не возьмут за жопу и не притянут к ответу по статье "возведение хулы на власть трудящихся?"
- Это были прекрасны времена полного безвластия, но короткие.
- Иное название просится: "ужасно-прекрасные времена"
Не было в среде монастырцев фальшивых сочувствий и переживаний по далёким убиенным евреям и коммунистам, чужими были те и другие, а заботы о пропитании и "что нас ждёт зимой" выступали на первое место.
- При внимательном рассмотрении равнодушия дорогих и любимых монастырцев факту убиения двух категорий "савецких людей" приходит понимание: "убитых избавили от множества житейских забот, мёртвым ничего не надо, свободны от всего!"
- Может, кто и выражал сочувствие, лицемерил, но лицемерие явление кратковременное, долго лицемерить ни у кого не получалось.
- Думаешь?
- Думаю...
- А "отцы-командиры"?
- Упустил родных, забыл... Какой взрослый станет делиться с шестилетним малым переживаниями о гибели каких-то евреев-комунистов?
- Что евреи, что коммунисты один хер, немцам виднее кого убивать, кому яйца отрезать, а кого миловать - только явные враги, пропущенные вниманием совецкой власти и не попавшие "под метлу органов" в прежние времена, могли так заявлять. Сколько монастырцев, уверенных в одинаковости евреев и коммунистов, проживало за стенами когда-то святой обители нам неизвестно.
Когда распространители ужасов видели, что смерти евреев и кумунистов не оказывают страха - выпускали новую партии страхов:
- Мужиков кастрируют! - натуральный ужас наполнял глаза женщин, но был ужас кастрации мужиков сильнее ужасарасстрелов евреев и коммунистов шестилетний человек уловить не мог.
Мужчин слухи о предстоящей кастрации не волновали, и ничего, кроме непонятной ухмылки не вызывали.
"Кастрация" по звучанию напоминала "стригут", но на вход в сравнительный анализ "стрижки" и "кастрации" ни ума, ни знаний не было.
- Женщинам груди отрезают, детей убивают! - а. это страшнее непонятной кастрации, процесс отрезания понятен, ножом хлеб режут, работу ножа каждый день вижу, понятна, без ножа в доме не обойтись, есть о чём думать.
Словесные ужасы относились к "пугающей теории", но как будет выглядеть практика - ни пугающие, ни пуганые не представляли. .
В борьбе с ужасами первыми друзьями пугаемых выступают пессимисты с великими утишительным "увидим" и "ты уверен?", но оптимисты множат страхи:
- Пропадём...- не спрашивайте оптимиста, как выглядит процесс удаления грудей, не видел удаления грудей и убийство детей
С чемсравнивать будущие ужасы, если кроме редкого и лёгкого подзатыльника ничего от сестры, не получал?
- Минск взяли!
Страшные рассказы о расстрелах евреев и коммунистов гасились насельниками святой обители мощным доводом:
- Нам чего бояться? Придут, проверят, не найдут евреев... Евреи не дураки, чтобы среди нас жить, не касаемся евреев.
Не погашенными оставались страхи о кастрации, отрезании грудей и убийство младенцев, и когда загрузка страхами поднималась выше бровей - монастырцы взрывались:.
- Да гори они все синим огнём! - кто "все", кого следовало жечь синим огнём не уточняли. И ещё одна уверенность утешала:
- Перебьют немцы "товарищей" на этом война и кончится - не допускали и на миг, что враги, изведя евреев и коммунистов, займутся ими.
Откуда в бывшем монастыре, а ныне "люмпен городе" взяться евреям? Евреи сидели и ждали прихода врагов?
Страшные рассказы об отрезании грудей у женщин понимал, но что за "минск", кто и у кого взял, кто дозволил-разрешил и на что годен минск? Почему кто-то неизвестный отдал "минск" немцам? - и монастырцы продолжали мирно спать: не было среди них ни евреев, ни коммунистов, а Минск, немного знавшие географию, видели на большом удалении от подаренных советской властью монашеских келий:
- Далеко до нас... авось, не дойдут...
Как крепко, и какой процент жителей верили, что прущих с запада врагов кто-то остановит и "даст укорот" не знаю, но что граждане не сидели, сложа руки ручаюсь.
Страхи и ужасы подчиняются закону "продвинулись до черты с названием "сыты по горло" - и удаляйтесь, дальше не пропустят!"
- Поди, брешут "груди бабам режут..." Сам-то видел? Нет? С чего, за какие грехи бабам сиськи резать, не проще сразу убить? И с чего начнут враги, когда дойдёт очередь до тебя? "Не знаю"? Какого хера брешешь, пуганых делаешь!?
Враги - врагами, но забота о пропитании никуда не девается, пропитание промышлять нужно и паника от предстоящих возможных вражеских зверств не сказывалась на аппетите в сторону уменьшения. Паниковать - паникуйте, на здоровье, но только до обеда и не до такой степени, чтобы терять аппетит. Почему страхи не убивали аппетит - вопрос ждёт научного толкования.
Вопрос о пропитании не исчезал, но прибавлял в размерах с каждым днём актуальнее...
- ...выбрось "актуальность", замени другим.
- Чем?
- "...становясь вопросом выживания"
- ДлиннО, "актуальность" прописку в монастыре не имела, не знали даму, но есть хотели и пользовались.
Монастырцев спасало незнание "актуальности", многие к сорок первому хорошо помнили времена "становления совецкой власти" и особо не паниковали, и когда наступало время что-то пожить в загрузочное отверстие (рот) недавние паникёры забывали о надвигающихся с запада ужасах:
- Кумунистов и евреев видели, сыты, устояли, выдюжили, теперь посмотрим, что за публика собирает пожаловать - рассуждали скрытые враги "страны советов".
Две заботы людей во всякой войне: наполнить желудок и не потерять голову в процессе военных забав. Заботы меняются местами, но от перемены мест ни одна из пары не исчезает.
Вольный допуск, или бесовские внушения, но крылатое "война войной, а обед по расписанию" родилось в монастыре в "сорок первом грозном" и никак не позже, а если сегодня кто-то возразит нам готов согласиться на условии: