Страница 4 из 114
— Пограничники не беспокоят?
— Я здесь не чужой, меня хорошо знают в этих местах.
— Спасибо за разговор. К сожалению, мне придется часто вас беспокоить. Подпишите, пожалуйста, протокол, и я вас больше не задерживаю.
Когда Ветров взялся за дверную ручку, Трифонов его остановил:
— А почему у вас в доме нет охраны или сторожевых собак на крайний случай?
— Были две кавказские овчарки. Их Матвей зарезал. Грязный тип. Мразь! Он все живое ненавидит. Я говорю о садовнике. Ну об охране я никогда не думал. У нас здесь тихо. Телохранители дорого стоят. Нет резона содержать оболтусов. Если тебя хотят убить, то современные средства позволяют это сделать, невзирая на охранников.
Наташа подала Ветрову ручку, но он достал свою и, надев очки, прочитал записанное и поставил свою подпись.
— Вы родились в марте? — спросила девушка.
Ветров не сразу понял вопрос, потом кивнул.
— Совершенно верно.
Ветров, не дожидаясь новых вопросов, вышел, оставив дверь открытой.
— Я так и думала, что он Рыба, — улыбнулась Наташа.
— Что это значит? — переспросил Трифонов.
— Ничего, — усмехнулся Куприянов. — Наш лейтенант помешана на гороскопах. Ищет себе жениха по созвездиям.
— Зря усмехаешься, Семен. Астрология живет больше тысячи лет.
— Ну а я, по-твоему, кто? — спросил Трифонов.
— Козерог. Тут нет сомнений.
— Угадала. — Следователь погладил себя по загривку. — Тебе только в эксперты идти. — Он повернулся к капитану: — Давай сюда экономку.
В комнате появилась полная округлая брюнетка с черными искрящимися глазами и решительным выражением лица, которое характерно для женщины, всю свою жизнь старающейся жить не хуже других и не желающей мириться с тем фактом, что это неосуществимая мечта. В молодости она безусловно слыла красавицей, но сейчас эту красоту скомкали заботы, жировые складки и усталость. В ее черных глазах застыли слезы.
— Боже, ума не приложу, как это могло случиться. Я ушла из дома на полчаса, и вот тебе результат. Утопилась! Черт меня дернул... И все напрасно!
— Можно не так быстро, Недда Петровна?— Трифонов поднял руку, будто загораживался. — Что напрасно?
Женщина плюхнулась на стул, который опасно затрещал.
— Мать у меня живет здесь, в соседней деревне. Соседка позвонила, мол, маме плохо. Любка Сорокина. Маме уже далеко за восемьдесят. Ну я и побежала, а там все в порядке. Она сослепу приняла не то лекарство. Соседка к ней заглядывает, присматривает, мало ли что потребуется. Давление у нее скачет, ну а она снотворного выпила — перепутала. Любка звонит...
— Далеко деревня?
— За лесом. Полчаса ходу.
— Туда, обратно — час будет. А вы сказали, что отлучились на полчаса.
— Ну я так, примерно.
— Во сколько вы ушли и когда вернулись?
— Ушла в половине шестого, а вернулась около семи. Ну а тут капитан Настю ищет. Чую — беда. У меня чутье хорошее. Редко подводит. В комнате ее нет...
— И вы тут же побежали к берегу и нашли ее халат.
— Не знаю почему. Ноги сами принесли.
— Они тоже чутьем обладают? Разве Анастасия Ивановна пошла бы одна к берегу топиться. А лестница?
— Ходила она нормально. А если в голову чего втемяшится, то ее не переубедишь. Упрямая и настырная. Очень тяжелый человек. Но добрая душа. Сильный характер, а сколько раз я ее в слезах заставала. Так она одеялом прикрывалась. Кому охота свою слабость наружу выпячивать. Короче говоря, я вернулась в дом, позвонила генералу. Он бывает у нас в доме. В карты с хозяином играют.
— Но в доме уже находился капитан!
— А что с них толку. Настя им сотню раз звонила, а они и ухом не ведут.
Женщина с укоризной взглянула на Куприянова.
— Когда вы уходили из дома, чем занималась ваша хозяйка?
— Не знаю. В три часа я отнесла ей поднос с едой, а с посудой забрала. Она читала в постели. Чего зря беспокоить.
— Она вас ни о чем не просила?
— Даже от книжки глаз не отвела. Вид у нее был спокойный, признаков нервозности я не заметила.
— Вы ушли. Где в это время находилась медсестра, садовник и его сын?
— Ну сынок целыми днями где-то шастает. Он здесь торчит, только когда Алиса приезжает. Дочка хозяйская. Вот он к ней и липнет. Я ей звонила, она скоро приедет. Ну а Вика по четвергам выходная. У нее роман.
— С кем?
— Вы ей этот вопрос задайте. А садовник с обеда лыка не вяжет. Нажрался и спит. И потом, Настя не позволяла ему заходить в дом и сыну тоже. У них старая вражда.
— Дом оставался открытым?
— Нет, конечно. Я заперла входную дверь и ворота. Когда вернулась, все нараспашку.
— У кого есть ключи?
— У всех, кроме Насти. Они ей ни к чему. Она сама запиралась и пряталась, а запасные есть на кухне, но никто об этом не знает.
— Как же, по-вашему, она вышла из дома, спустилась с лестницы, открыла дверь, дошла до берега и проплыла два десятка метров?
— Ума не приложу.
— Однако побежали к берегу. А как собака реагировала на домашних?
— Рычала, но никого не трогала. Настю она слушалась.
— Кто же ее мог отравить?
— Не знаю. Настя как-то сказала: "Дик, ты моей смерти не перенесешь, умирать будем вместе!" Настя часто болтала глупости, мы и внимания не обращали. Крыша у нее поехала.
— А как к медсестре относилась?
— Вику доктор Кмитт привел, а Настя ему доверяла. Плохую не предложит. Ну а потом хозяйка заподозрила ее в связи с мужем.
— Сплетни?
— Я вижу взгляды. Какие у Максима делаются масляные глазки, когда он на нее смотрит. Мартовский кот. Ну а у Вики роман на стороне. Гордая баба.
— Хорошо, Недда Петровна, вы свободны. Подпишите протокол и попросите зайти медсестру.
Когда экономка покинула комнату, Наташа тут же отреагировала.
— Она все врет. Путается на каждом шагу.
Куприянов сделал более глубокие выводы:
— Зачем ей травить собаку, а потом преодолевать барьеры и устраивать спектакль с утоплением? Смерть есть смерть, приняла бы тот же яд, что и собаке дала. В крайнем случае повесилась бы, если веревка имелась.
— Веревка имелась, — сказала Наташа. — Лапы у собаки связаны.
— Веревку мы не нашли, Наташа, — хмуро заметил Трифонов. — Кроме той, которой связан пес. Тут другое не ясно: откуда она знала, что покойная много раз звонила в милицию. Причем знала, куда конкретно. А телефона мы в ее комнате так и не нашли. И еще. Она тебе звонила в три часа, а домработница в это время ей еду приносила, и та книжку читала со спокойным видом, а ты говоришь, что она нервничала и кричала.
— Не нравится мне эта баба! — резко заявила Наташа.
Трифонов усмехнулся.
— Напрасно. Она без второго дна. Непонятно, чем продиктовано ее молчание.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина лет тридцати с небольшим, на которую можно смотреть и описывать долго и в деталях. Главным казались ее необычные глаза: серо-зеленые, безразличные, как морская вода в стакане. Чувственный рот и дерзкая упрямая линия подбородка. Стати и форм в ней хватало, при этом она излучала какую-то притягательную силу.
— Скажите, откуда вы родом? — мягко спросил Трифонов.
— Из Москвы.
— А как получилось, что вы завербовались нянькой в пригород Питера?
— Случайность. Жила с одним парнем в Питере, но, когда поняла, что он мне не подходит, ушла. Доктор Кмитт вошел в мое положение и рекомендовал меня в этот дом. У меня медицинское образование.
Трифонов немного съежился. Его коробили слова женщины. С такими дамами надо работать молодым ребятам, а не старомодным ханжам.
— Сколько времени вы здесь находитесь?
— Девять месяцев.
— В каких отношениях вы были с покойной?
— В ровных. Скажем так: она меня терпела. Я ей не возражала и не перечила, старалась не разговаривать слишком много. С больными лучше не спорить, они легко возбудимы и могут дойти до припадков или впасть в депрессию.