Поражение демона (ЛП)

— Я никогда не пойду с тобой, — мягко сказала танцовщица. — Я и не собиралась это делать. Я солгала. Люди так делают.

Она закрыла глаза и склонила голову, ожидая расплаты.

Он мог убить ее сейчас, если бы захотел. Син отказалась показывать страх и держалась бодро. Конечно, она рисковала, превращая себя в разменную монету в демонических играх, но она никуда не собиралась идти. Она не продается. Время ожидания тянулось бесконечно, а потом она ощутила прикосновение. Свет хлынул из-под пальцев Анзу, растворяя боль от раны на её животе. Син подняла голову. Лицо демона почти полностью изменилось — золотое и застывшее, как витраж на оконном стекле. Он не убил её. Вместо этого, Анзу медленно кивнул и отступил, задержав на мгновение над ней руку, но не касаясь, в своеобразной демонической версии прощания.

Син задалась вопросом, если бы он мог говорить, чтобы он сказал ей? Что она сможет полюбить его, если он станет слушать всё, что она рассказывает о любви, что станет делать для неё приятные вещи, что смог бы научиться чему-то у Ника? Но он лишился дара речи. Она никогда не узнает об этом.

Анзу задержал взгляд на Нике перед уходом, тот пристально посмотрел в ответ. Его друг в прошлой жизни, его враг в нынешней. Демоны выполнили условия сделки, подумалось Син.

Демон исчез за дверью и все присутствующие разом расслабились, стряхивая молчаливое оцепенение ужаса. Они победили. Больше не нужно бороться за власть и место под солнцем, теперь у них все это есть.

Ник лег внутри дымящегося, разрушенного круга и вытянулся рядом с неподвижным телом брата. Джейми пошатнулся, Мэй поднырнула, чтобы поймать его. Они оба оседали, но умудрились остаться на ногах. Рука Мэй тесно обвилась вокруг талии брата. Он оперся на руку Мэй, словно это единственное спасение в мире, и что-то выплюнул на пол. Джейми поднял голову, и Син поняла, что его рот и зубы окрашены темной кровью, а лицо белое как мел. Глаза его вновь стали как у Мэй — темно-карие и вполне человеческие. Почему то это шокировало Син больше всего.

Девушка слышала, как оживал дом внутри и снаружи, избавляясь от вторжения Анзу, горячки битвы и победы. За окном послышался шум дождя, настоящего, серого дождя, а не демонической бури, падающего на тихие улицы Лондона. Крошечный вздох заставил Син стремительно обернуться. В кругу вызова, все еще дымящемся, пошевелился Алан. Он мучительно пытался встать, опираясь на колени и руки, плечи сгорбились, спину выгнуло от боли, а из груди рвались жуткие стоны. Син знала, это потому, что ее Алан — златоуст и прекрасный лжец — отдал свою речь демону, а сам не пользовался словами слишком долго. Звериные звуки даже отдаленно не напоминали человеческие.

— Ник, — наконец выдавил из себя Алан, голос его был хриплым, словно его душили. Ему удалось сесть, и он протянул руку к брату, боясь прикоснуться к нему. Рука Алана наконец опустилась на плечо Ника, очень нежно, почти невесомо, так Син вытягивала одеяло из-под Тоби, когда не хотела его будить. Ник взвился и уставился на брата неестественно черными, мертвыми глазами. Алан не дрогнул.

— Не смей! — зарычал Ник. — Никогда больше не смей так делать!

— Хорошо, Ник, не буду. Я обещаю, — Алан успокаивающе похлопал его по плечу.

— Ты врешь! — не унимался Ник. — Ты сказал, что никогда не уйдешь, а сам всегда врал!

— Я знаю, — бормотал Алан. — Я знаю. Прости.

— Я скучал по тебе, — яростно бросил Ник, его голос сорвался и он прижался лбом к коленям Алана.

Алан усмехнулся, этот звук — ужасный и восхитительный — наполнил Син торжеством, как адреналин, выплескивающийся после ее выступлений, прокатывающийся по ее утомленному телу, но усиленный стократ. Мэй победно засмеялась, все еще прижимая брата к себе, и Син поняла, что их улыбки зеркалят друг друга — радостные и бешенные.

Син смотрела на Алана, а он — на неё. Он выглядел старше своих лет, изможденный, словно после тяжелой болезни. В уголках глаз появились гусиные лапки, а волосы щедро осыпало сединой. Не изменились только его глаза — синие, бездонные и такие любимые.

— Алан, — прошептала Син.

— Синтия, я здесь, — шепнул он в ответ.

Она получила его назад. Ярмарка спасена. Они лгали и убивали не хуже магов, загнали их в ловушку, превратились в таких же чудовищ, готовых отдавать людей на корм демонам. Один одержимый уже разгуливает под дождем по Лондону, и будут еще. Это цена за победу, но она того стоила.

Алан погладил Ника по волосам дрожащей рукой.

— Шшш, все в порядке, — он снова лгал, превращая ложь в колыбельную, — все будет хорошо.

Син повернулась к окну. Темный силуэт проскользнул мимо, уходя в дождь. Человека не стало. Остался одинокий демон. Син бывала во многих сражениях, чтобы понимать — вкус победы тем горше, чем выше её цена. Она надеялась, что больше никогда победа не будет так горька, как эта.

Глава 22. Хозяйка Ярмарки Гоблинов

Огни Ярмарки сияли на ветвях деревьев вокруг Кенсингтон Гарденс. Фонарики в форме лилий плыли по серебристой поверхности озера. Син танцевала. Ее костюм украшали крошечные светящиеся маячки, вроде того, что она использовала в доме Черного Артура: маленькие жемчужинки с огоньком внутри, соединенные серебряной нитью как паутинкой, оплетающей все тело. Наряд задумывался с целью зажечь взгляды старой публики, а так же изумить тех, кто пришел впервые. Ярмарка Гоблинов раскинулась вокруг озера, больше, чем когда-либо была, словно небольшой город. Син знала, что нет ничего важнее, чем эффектное шоу. Она танцевала на берегу — светящееся видение, белой тенью отраженное в воде, ее ноги ступали по темной траве. Рядом с озером горели два высоких факела. Публика потихоньку стекалась к месту представления, негромко переговариваясь. Раздались первые аплодисменты. Факелы создали в этом вечере пещеру, заполненную теплым оранжевым светом. Зазвучала музыка, выводя представление на новый уровень. Первыми начали барабаны, заставляя сердца присутствующих трепетать в новом ритме, а затем Маттиас повел чарующую, завораживающую музыку флейт. Син крутилась в такт, казалось, музыка окружает ее как призрак, держит в своих сияющих руках. Низкий, восхитительный голос Алана пел о любви и доверии во тьме. Его голос изменился, но не потерял красоты. Син легко изогнулась, словно была соткана из воды и света. Ей волосы разметало ветром, кудри плыли в течение ночного бриза. Она взметнула руки над головой и плавно опустила их, скользя ладонями по телу. Она танцевала у озера, окруженная деревьями. Догорел закат, осенняя ночь шагала сквозь Ярмарку, прорезая путь туда, где стояла пагода. Лицо Син, обращенное к толпе, взывало к каждому и ни к кому в отдельности. Затем, она вытащила длинный нож и сильно и точно метнула его в сторону пагоды, где Кьяра уже отбросила занавес. Удар, и нож с глухим стуком вошел в дерево, пришпиливая ткань. За занавесом стояли Мэррис Кромвель и Мэй. Над их головами сиял, словно корона, шпиль — память о возлюбленном королевы. Мэррис была в черном, ее волосы струились черной волной и никто не разглядел бы в них красноту. Облачение Мэй в точности повторяло костюм Син. Танцовщица сама разработала дизайн, у Мэй еще не хватало опыта для создания сценического имиджа. Платье девушки, длиннее, чем у Син, напоминало вечернее. И хотя сияние маячков слегка затмило блеск её волос, глаза Мэй сверкали.

— Мэй, дочь Ярмарки, — голос Мэррис эхом отразился в ночи. — Возьмешь ли ты мой народ, как своей собственный, будешь ли заботиться и оберегать его, стойко защищать силой духа и тела?

— Я буду, — ответила Мэй, — если они примут меня. А если я стану делать это плохо, у них будет шанс передумать. Через семь лет я созову людей, подобно сегодняшнему, и призову Синтию Дэвис. Я прислушаюсь к мнению народа Ярмарки, захотят ли они избрать её своим лидером или оставить меня. Я буду управлять так хорошо, как умею, но если через семь лет они выберут её, я последую за ней со всей душой, как за своим лидером.

Мэррис обратила черные глаза к Ярмарке. Она не хотела возвращаться, но Син связалась с ней через некроманта, управлявшего сейчас домом Мезенция. Она не умоляла, но доказывала, что такой способ передачи власти будет наиболее правильным и логичным, и безопасным для Ярмарки Гоблинов. Син была уверена, что какая-то часть Мэррис все еще беспокоится о благополучии Ярмарки, и оказалась права.