Улыбка бога Птах

Банкир сел на валун лежащий у кромки воды, поболтал в озере ногами. Оператор скучно щелкал фотоаппаратом. Продюсер колупал старую известку на стене собора. Редактор пошел по шатким мосткам, уводящим от берега в синеву озера, на самом конце которых были привязаны три лодки плоскодонки. Дошел до края, посмотрел вдаль, туда, где тающей в мареве полоской был виден другой, уже эстонский берег, потом наклонился и глянул в воду, старясь разглядеть, где дно.

– Остатки стен выглядываешь? – раздался вопрос прямо около него, заставив от неожиданности вздрогнуть.

Рядом с лодками стоял крепкий мужик в камуфляже. Редактор готов был побиться об заклад, что его не было на мостках, все то время что он шел сюда. А мостки тянулись метров на сто от берега. Он осмотрел мужика, кого-то он ему напоминал. Редактор напрягся. Вспомнил. Дружинника из его сна. Того самого дружинника, что привел к Александру Невскому гонца. Только тот был лет на двадцать постарше.

– Вечер добрый, – ответил Редактор, только сейчас обративший внимание, что день шел к концу и наступил северный светлый вечер, подернувший сказочной дымкой все вокруг, – Каких таких стен?

– Так здесь в хорошую погоду остатки стен Кобылинска видны, – пояснил мужик.

– Это что за Кобылинск?

– Да был, говорят, в старину город такой. Город не город, крепостишка пограничная. Ворота охраняла.

– Что за ворота? – уже заинтересовался Редактор.

– Пойдем что ли на берег? – то ли спросил, то ли позвал мужик и развалистой походкой зашагал к поселку.

Редактор поспешил за ним. Вот именно такой же походкой уходил дружинник, когда оставил гонца с князем. Только спину его тогда обтягивала кольчуга, а не камуфляж, перетянутая толстым кожаным ремнем с коротким мечом в темных кожаных ножнах.

– Про Чудское побоище слыхал? – не оборачиваясь, спросил мужик.

– Слыхал, – ответил Редактор, – А тебя как зовут?

– Меня, – переспросил мужик, – Торбеней.

– Так что за ворота, Торбеня, были здесь?

– Ворота, как ворота. Вон там, – Торбеня указал на центр озера, – стоял Воротний камень, остров такой черный. Пока на Нарове-реке плотину не построили, и вода не поднялась, его от нас видать было легко. А ноне он под воду ушел. Он ушел, и Кобылинская крепость ушла. В Кобылинске старая церква стояла, и она ушла. Там где ты в воду зырил, там иногда стены видать от той церквы и от крепости.

– А что за Воротний камень?

– Так вот в летописи, что про нас писала, описка вышла. Было написано Воротнiй камень, а там то ли муха засидела, то ли монашек заснул, но написали Воронiй. Буквицу «т» пропустили. Вот с тех пор и пошло. Битва у Вороньего камня и все такое. И камень тот искать начали … и объяснять с чего он Вороний. Что, мол, черен он как ворон и все такое, – мужик уже сошел с мостков на берег и встал, широко расставив ноги, – А он спокон веку был воротами для трех водных путей.

– А что за пути? – заинтересовано, спросил Редактор, поманив рукой всех остальных.

– Так это,… путь на север в реку Нарову и во Вряжское море – это раз, путь на юг в Псковское море – это два, и на восток в Новгородские земли – это три. А посередь трех путей – Воротний камень, а на нем воротняя стража, что все эти пути сторожит и ворога по ним не пускает. А в подмогу ей пограничные крепостицы, в коих сидит крепостная дружина и порядок и на путях и землях округ тех путей блюдет. Так было.

– А скажите, – в разговор вступил Продюсер, – Действительно здесь псов-рыцарей потопили в огромном количестве?

– Кого? – повернулся к нему мужик.

– Тевтонов, – уточнил Продюсер.

– Это рыцарев из Пруссии что ли? – тоже уточнил мужик.

– Их.

– Да не топил их никто. Пришли они в Кобылинск, а тута князь Александр с Навскими братьями пробегали. Посидели они, перемолвились, и князь их в охранную дружину взял. Сюда – в Кобылинск, в Гдов, в Сторожинец и в Сыренец. Тута они и служили.

– Стоп, стоп, – поднял руки вверх Редактор, – Во-первых. Это что за Навские братья? Второе. Это что за Сыренец? Третье. Как он их более десяти тысяч рыцарей, как нам в учебниках говорят, по крепостям распихал. Тут ведь более ста человек и не стояло, судя по месту.

Оператор краем уха слушавший разговор, крутил головой, стараясь найти какой-нибудь интересный кадр. Белокаменная церквушка все-таки, если ее обойти со стороны поселка, и попытаться дать на фоне озера в этой вечерней дымке должна была заиграть таким средневековым эпосом что ли. Он перехватил камеру и пошел в обход Собора. Завернул за высокую сосну и, выйдя на поляну, почти нос к носу столкнулся с тевтонским рыцарем. «Реконструкторы, что ли подъехали, – подумал он, – Хотя машины слышно не было. Да может, они тут игры играют. Вот и натура».

– Привет! – кивнул он рыцарю.

– Здрав буде, брат, – глухо отозвался рыцарь.

Рыцарь был хоть куда. В кольчужной рубашке, с накинутым поверх плащом из сурового полотна. Шелом он держал в руке, и вообще выглядел очень колоритно, с закинутым за плечи щитом, пристегнутым тонким ремешком, чтоб не болтался. После приветствия он повернулся, и Оператор неожиданно увидел в начищенном овале щита свое отражение. На него смотрел суровый русский дружинник в надвинутом на глаза шишаке, в панцирном доспехе, держащий в руке тяжелую булаву. «Ни фига себе!» – чуть не крикнул он, сразу забыв и про съемки и про реконструкторов.

– Эй! – окликнул он рыцаря, – Наших не видал?

– Вон они у храма, – кивнул в сторону стоящей на берегу церквушки тевтон.

Действительно на берегу, вперемешку с рыцарской братией расположились дружинники. Выглядело все очень по-домашнему и миролюбиво. Чуть в стороне, почти на крыльце церкви, сидел, по всей видимости, воевода или князь, а рядом с ним предводитель тевтонов. Разговор их близился к концу. Наконец Оператор увидел, как они крепко пожали друг другу руки и обнялись. Рыцарь поднял руку.

– Братья мои! Князь Александр берет нас в службу. Десять из нас остаются здесь, сторожить Воротний камень и пути для торговцев и люда простого. Еще десять, пойдут в городок Гдов, там стоять. Остатний десяток служить будет в Студенце, реку Нарову бдить. Сам я, с ближними моим десятком, иду под руку Магистра в его дружину, – он замолчал.

– Братья! – теперь говорил Александр, – Будете служить верой и правдой. Будет вам почет и уважение в землях этих. Забота и ласка. Придется татя какого встретить или набег воровской отразить, на вас надежа. От меня вам слово доброе, и чарка полная, и любовь братская. Все. Пора договор и круговой чашей связать.

Дружинники и рыцари ударили в щиты, и… Оператор вышел из забытья.

Он стоял на полянке у белокаменного собора, а рядом местный мужик пояснял что-то Редактору и Продюсеру. Оператор прислушался.

– ….А Навские братья это те, что в городах Верхнем Навьграде и Великом Навьграде стояли и еще на реке Наве и у Навь озера. Это те братья, что из Нави к нам пришли, покой края этого хранить, – мужик пояснял охотно, – Они и крепости здеся ставили и пути водные хранили… и много чего еще. Сыренец – то же крепостица, там, на реке Нарове, где Ольгины курганы, еще со времен князя Рюрика и его дружин. Он, говорят, и Навских братьев позвал. Но то все байки и сказы. А тама, – он кивнул через озеро, – Тама замкИ, – он сказал не зАмки, а замкИ с ударением на «И», – ливонских братьев и тевтонских братьев стояли. Хотя все они из одного дома – Тевтонского. Навские дружили с ними, никогда не цапались.

– А как же Ледовое побоище? – удивился Продюсер.