Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 22



А нет же: зависть водит человеками. Злопамятство. Зломыслие одолевает людей. Вдуматься: кому поперек горла может стоять Тит Ефремович? Да уже никому, все погодки давно во сырой земле. Но злостные, пакостные деяния вокруг личности генерала ведь свершились? Свершились, и какие ещё! Значит, отходя в мир иной, кто-то из прежних завещал детям, а то и внукам: шпыняйте этого Кологрива, гадьте ему, чтоб ни дна ему, ни покрышки!

И в тишайший вечер, при аметистовом очаровании неба вдруг шарахнула на всю округу полная мерзопакостности и подкузьмления музыка. Ясно, знаком вам этот ввинчивающийся в подкорку разухабистый ЕВРЕЙСКИЙ мотивчик, имеющий название «Песня про Йосифа» По всем ресторациям и прочим гадостным злачным местам горланят лабухи про этого Йосифа, страдающего от мозолей, про какую-то оппонентку его тётю Хаю. И зубоскальский припевчик у этой песни такой:

С добрым утром, тётя Хая, о-ё-ёй,

Вам посылка из Шанхая, о-ё-ёй,

А в посылке бочка пива, о-ё-ёй

И Талмуд из Тель-Авива, о-ё-ёй!

Ладно, добро бы неведомые мерзавцы всего лишь сломали тишину и лиризм майского вечера. Так нет, пели они злостно переиначенные слова! Вот что пели тёмные силы:

С добрым утром, тётя Рива, о-ё-ёй,

Вам привет от Кологрива, о-ё-ёй,

Вот беда нам с генералом, о-ё-ёй,

Спиздил меч, потом орало, о-ё-ё-ёй!.

И просто онемел Тит Ефремович. Ну, плюнуть в душу, втоптать в грязь — но почему именно ЕВРЕЙСКАЯ выбрана для этого песня? Нельзя было, что ли, сморозить то же самое, но на мотив удалой РУССКОЙ песни? Допустим, песни «Было у тёщи семеро зятьёв».? Или «Жил-был король когда-то. При нём блоха жила»?

А нет, с умыслом не сделали этого, применили еврейщину, чтобы было больней. И ещё: добро бы. в песне задействовали такие слова:»Пропил меч, потом орало» А нет же, с нажимом поётся, что именно «спиздил». А это — науськивают следствие и дознание.

Что ж, быстро сориентировались преданные и физически развитые личный повар и личный шофер. С кухонным ножом «Шеф-мастер № 1» и помповым ружьём бросились они в тот квартал леса, откуда радиофицированные злодеи транслировали хулу — и ничего, пусто в лесу, только отпечатки колёс легковушки. Скорей всего — «Нивы».

И вроде опять разлился покой над местностью, из кухни, где повар готовил купаты, соблазнительно потянуло пряностями и дымком, и Тит Ефремович сосредоточился на чтении поэмы В.Шульжика:

Слева шланг и справа шланг,



Надеваю акваланг,

Набираю глубину

И стрелой иду ко дну.

Уже и соловьи, придавленные рёвом песни про тётю Риву и Кологрива, начали прочищать горлышки — и снова оно ударило, уже из другого квадрата леса!

По воинской взаимопомощи сосед, генерал-лейтенант Соловцов, в придачу к людям Тита Ефремовича, отрядил своих шофёра и повара — и снова ни с чем вернулась команда, с носом оставил команду враг. Облапошил и улизнул. И ещё четырежды до полуночи, всякий раз меняя дислокацию, радиобандиты содрогали отдохновенную местность, так что в рыданиях и растрепанных шиферных волнах завивки Валентина выдала всем французского снотворного «Ивадал». И, случись это в менее обеспеченной среде, нежели генеральская, никто от этих снотворных таблеток не сомкнул бы и глаз, с ужасом думая о стоимости каждой таблетки.

И оно было бы хорошо, кабы не подействовал хваленый патентованный «Ивадал», кабы бессонница погнала побродить по округе.. А заснули все без задних ног, не побродили, не спугнули шастающих в ночи варнаков — и боже правый, что открылось утром на улицах респектабельного посёлка! Все заборы, все столбы электросетей, витрина продмага, остекление автобусной остановки — всё было оклеено фотографическими коллажами. На которых изображался Тит Ефремович Кологрив при всех орденах и в погонах генерала армии — но! Видать, жила ещё в ком-то завистливая память о том триумфе Тита Ефремовича, о той его виктории военных лет, когда победил он национальное тяготение обгаживать пароходы союзников. Оттого на погонах Тита Ефремовича вместо каждой звезды изображалось по витиеватой и затейливой куче человечьего кала! При этом — человеконенавистнический по липкости клей употребили бандиты, никакие химически активные смывки не подошли для того, чтобы облагообразить поселок, и только присланный Московским военным округом взвод огнемётчиков вызволил посёлок из скверны и коллажи отжёг.

И что же делать теперь? Тяжкий для воина, но один остаётся путь — ретирада, отступление на заранее подготовленные позиции. Поэтому совершенно тайно, совершенно инкогнито отбыл Тит Ефремович в посёлок Красный Пейзан, на дачу дочери Валентины.

И не будем цепляться к Титу Ефремовичу. Да, затравили, замытарили человека: на въезде в посёлок Красны й Пейзан послал генерал шофёра: а ступай да глянь, что там за бумаги прилеплены к трансформаторной будке, вдруг да опять коллажи?

Нет, пронесло, не пронюхали покуда враги, не рассекретили нового местопребывания, аграрного содержания бумажки облепляют трансформаторную будку:»Продаётся первотёлка, покрыл с гарантией»; «Пять печных вьюшек, одна треснутая, но не влияет»; «Прыскун садовый, производство Третий рейх, сталь Круп, ржа не берёт».

И с безмятежным сердцем въехал Тит Ефремович на улицу Вторая Свищёвка (как часто водится в России — Вторая Свищёвка на местности есть, а Первой и Третьей нету), сделал глубоко вентилирующее легкие «уффф!» и зажил на даче у дочери. Тут и гантельной гимнастикой он подзанялся, согнал преизрядно вес, так что маршал Занов из «группы ангелов» не взялся бы ныне трунить над Титом Ефремовичем, что у него «жир метастазирует в сало». И в плетеной ивовой качалке размеренные стариковские мысли посещали Тита Ефремовича о многих жизненных недоделанностях. О том, что задним умом крепок у нас мужик, а как бы хорошо в своё время капитана Шнайдера называть Шницером, что на их языке значит «вонючка». Но что уж теперь горюниться об этом, упущено время. Да ведь разве есть хоть один человек на свете, который умер — успев сделать всё, что хотел? Нету такого человека. Но, в общем и целом, сложилась жизнь. Удалась.

Ан нет, Тит Ефремович, до конца не удалась, не скроилась. Присутствует в Москве бойкий ансамблик, в репертуаре которого есть песня про дедушку, весьма схожего с Титом Ефремовичем. И везде-то преследуют, одолевают этого дедушку четыре преотвратных таракана и сверчок. Близко к словам этой песни доложим, чем кончилось, чем увенчалось дело: злою судьбой убитый, прокляв весь белый свет, сбежал аж в Антарктиду от квартирантов дед. Прибыл на Южный полюс, открыл свой сундучок, а там… Конечно, там опять четыре преотвратных таракана и сверчок.

Точно так и Тит Ефремович: сбежал со своей дачи от варнаков-радиофикаторов леса, затаился у дочери, не увидеть его за трехметровым непроницаемым забором — так опять выследили, клятые ищейки, опять опоганили вечернюю тишину прпевками про тетю Риву и Кологрива! Что ж, подпёрла пора ввиду этого принимать радикальные меры. Может быть, покланяться самому Ебордею Гордеичу с просьбой избавить и оградить…

…Нескладным и дерганым получилось то утро. И даже у повара, надо полагать, в то утро всё валилось из рук. Потому как подал он «макароны по-флотски» — сваренные только с одного конца. И вместо Всесоюзного радио с новостями по стране прорезалась на приёмнике «Шарп» какая-то пасквильная радиостанция, где неведомая злопыхательница сообщала, что в Стране Советов «каждый четвёртый поросёнок не попадает в торговую сеть, умирая в младенчестве от болезней».

Да, вывел уже из гаража и прогрел машину шофер, и Валентина огладила на отце парадный мундир, чуть засборивший на животе от гантельных гимнастик. И, похлопавши себя по карману — здесь ли адресованная Ебордею Гордеичу (сочинённая но компьютере дочерью Валентиной) докладная о неслыханной и планомерной травле — шагнул за порог Тит Ефремович, уведомив дочь, что будет он к ужину.

Но нет. никогда он тут больше не будет. Не сядут более неразливанные генералы, тесть и зять, не разговеются водкой «Посольская» и не грянут любимую песню «Широка страна моя родная!», где кульминацией, конечно. служат слова: