Страница 81 из 86
— Я чуть не умер от скуки, — ответил он. — Так что — мы идем на бранч?
— Да. Конечно. То есть мы с девочками идем на бранч, и будет здорово, если ты тоже придешь. Ты уверен, что хочешь к нам присоединиться? — Ее колебания заставили его занервничать.
— Я бы с удовольствием. Но если тебе нужно встретиться с ними наедине, я хочу сказать, если я там буду лишним, ничего страшного, я пойму. Может, потом пообедаем?
— Мы можем пообедать, если к тому моменту ты от меня не устанешь, но я буду страшно рада, если ты придешь на бранч. Все мои подруги будут в восторге, я уверена.
— В восторге? — с опаской и сомнением спросил Энрике. Что в нем такого, от чего можно прийти в восторг? Его неспособность проникнуть в женщину? Его безвредность?
— Ну конечно. Незнакомец в первый день Нового года? Да они с ума сойдут от волнения.
— Ну что ж, пусть сходят с ума, — сказал Энрике, и Маргарет засмеялась. Откуда в ней эта странная и необъяснимая жизнерадостность? Где она черпает запасы хорошего настроения? Как он мог без этого жить? — Где и когда? — спросил он, молясь, чтобы у него хватило времени перетрясти гардероб. Разумеется, он был в черных джинсах. Возможно, пора сменить их на синие.
— Угадай, куда мы идем? — сказала Маргарет и тут же выпалила: — «Баффало Родхаус». Ничего, что снова туда?
— Наоборот. Я люблю «Баффало Родхаус». Думаю, стоит там и пообедать. Мы никогда не должны есть в других местах.
Маргарет не оценила шутку.
— О боже, — сказала она. — Это было бы ужасно. О’кей! Мне надо собраться. Мы с Лили подойдем к твоему дому в 12.30, позвоним снизу, и все вместе двинемся туда.
— Договорились! — ответил Энрике и снова остался один, только теперь он задыхался от счастья и возбуждения. В безумном танце он кружил по гостиной. Повертевшись перед зеркалом, он сменил синюю рубашку на черную водолазку, черные джинсы — на синие, затем понял, что это неправильно, и снова надел черные. Он заметил, что в черной водолазке и черных джинсах он выглядит строгим и суровым, но было что-то чертовски правильное в том, чтобы казаться неприступным. В конце концов, я сумасшедший, с мрачной гордостью подумал он. Я и одеваться должен, как сумасшедший.
Он изо всех сил старался не оказаться внизу раньше, чем подойдут Маргарет и Лили, но в 12.40 уже стоял на тротуаре. Завидев появившихся в конце квартала двух девушек, он, как ненормальный, замахал руками. Они увлеченно и серьезно о чем-то разговаривали. Что они так глубокомысленно обсуждают? Не его, решил Энрике: заметив, что он их ждет, обе радостно заулыбались и весело замахали в ответ, будто все они были старыми друзьями, которые встретились после долгой разлуки.
Всю дорогу до Шеридан-сквер Маргарет и Лили то и дело восхищались его храбростью, что он отважился пойти на бранч, где будут только женщины. Когда они упомянули об этом в третий раз, он прокомментировал:
— Я уже беспокоюсь, что вас это так радует. Эй, я же просто участвую в этом бранче, так? Меня ведь не зажарят и не съедят?
Девушки захихикали и обменялись многозначительными взглядами. Это его не смутило, он им явно нравился. Учитывая, сколько поводов посмеяться над ним он дал Маргарет, он даже успокоился — почти. Две девушки, с которыми он еще не был знаком, должны были присоединиться к ним в «Баффало Род-хаус». Энрике все еще немного нервничал, не зная, как они отнесутся к его появлению, поскольку предполагал, что Маргарет демонстрирует его подругам отчасти для того, чтобы получить их одобрение. Тем не менее уже было понятно, что он понравился Лили, а она, по словам Маргарет, была ее самой близкой подругой.
Две другие ожидали их внутри, у самого входа. Одна из них, Пенелопа, рыжая, с вьющимися волосами, благодаря строгим блузке и юбке — остальные были в джинсах — в сочетании с такой же строгой манерой держаться выглядела старше своих лет. Она, казалось, ничуть не удивилась при виде Энрике. Но другая, блондинка по имени Салли, уставилась на него с удивленным и растерянным видом:
— Как это вы пришли на наш девичник?
— Ну разве он не смельчак? — настаивала Лили.
— Я смельчак, — подтвердил Энрике, пожимая руку Салли. — Я вообще тот еще хулиган. По пути сюда я заставил этих двоих перейти на красный и перебежать Шестую авеню. Это очень бодрит, разве не так? — Он повернулся к Маргарет, которая даже глазом не моргнула. — Все. Теперь мы вне закона.
Их усадили за столик рядом с тем, где они с Маргарет ужинали.
— Наш столик, — прокомментировал Энрике.
Салли спросила, что он имеет в виду. Маргарет объяснила, что их первое свидание состоялось только позавчера, о чем Пенелопа, видимо, уже знала, судя по ее торжественному кивку. Это было новостью для Салли. Она даже ударила ладонью по столу, воскликнув:
— Ого! И она пригласила тебя на бранч! И ты согласился! Похоже, горячее у вас было свидание!
Общий смех разрядил обстановку. Энрике спросил, откуда они знают друг друга, и девушки наперебой бросились рассказывать. Салли, Лили и Маргарет учились в Корнелле. Лили вместе с Пенелопой работали помощниками редакторов в издательстве, а муж Пенелопы, Портер, был кинокритиком и писал для нового еженедельника, который, по слухам, уже был на грани закрытия, что, по словам Пенелопы, — она явно это осуждала — доводило мужа чуть ли не до истерики. Повернувшись к Энрике, она добавила:
— Да, кстати, Портер читал ваш роман, и ему понравилось. — Она хмыкнула. — Такое редко случается.
— Вы опубликовали роман? — спросила Салли, приоткрыв красиво очерченные пухлые губы и распахнув зеленые глаза с таким изумлением, что Энрике рассмеялся.
— Типа того, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Ему совсем не хотелось исполнять перед ними мрачную балладу о своей карьере. Он спросил Пенелопу, как она получила эту работу, когда познакомилась с Лили, где встретила своего мужа, Портера, и вскоре Энрике прекрасно ориентировался в их прошлом, слушая, как девушки рассказывают о своих отпусках, семьях и, в случае Салли и Пенелопы, о своих мужчинах. Ему нравилось выслушивать их жалобы, но еще больше — наблюдать со стороны за их горячим спором о парикмахерах, стрижках и стилях укладки. Он был очень удивлен, когда они с неподдельным интересом заговорили о новом романе Уильяма Стайрона «Выбор Софи», рукопись которого уже успели прочесть трое из подруг. В отличие от его родителей, Бернарда и любого другого знакомого Энрике писателя, девушек, казалось, волновало лишь одно: хороша ли книга сама по себе. Они не превращали опыт чтения в мудреную проекцию личных амбиций или неоднозначных взглядов на мир. Ему казалось очаровательным их умение столь демократично уравнивать проблемы: безо всяких усилий они перескакивали с вопроса, стоит ли зимой красить ногти на ногах, к разговору о том, приведет ли президентство Джимми Картера к миру на Ближнем Востоке, причем обе темы вызывали у них одинаковый интерес.
— Ты такой милый, — в какой-то момент вдруг сказала Маргарет. — Вы заметили, какой Энрике терпеливый?
— Потрясающе, — подтвердила Пенелопа. — Портер бы скорее застрелился, чем стал бы слушать нашу болтовню.
Энрике улыбнулся — скромной улыбкой, которая, как он надеялся, должна была подчеркнуть его доброту и терпение. На самом деле он был счастлив и благодарен за то, что окружен всей этой женственностью, что может наслаждаться их ароматами, любоваться сочетанием пышных волос — рыжих, черных, светлых, слушать квартет музыкальных голосов: оживленного — Маргарет, недоумевающего — Салли, теплого — Лили и полного сомнений — Пенелопы; украдкой бросать взгляды на их белые шеи, юные груди, маленькие руки, нежные, тонкие запястья и изящные пальцы. Девушки утомились раньше, чем он. Через три часа они собрались уходить и хором сказали, что благодаря ему встреча получилась очень интересной. Это была явная ложь, поскольку он почти все время молчал. Им не хотелось расставаться, поэтому они решили, что все вместе дойдут до метро на Западной Четвертой улице, прежде чем Маргарет и Энрике покинут их компанию.