Счастливый брак

— Да-да, скажи ему, чтобы убирался! Скажи, что Маргарет с Максом, — сказал Энрике. Ему очень хотелось вернуться к жене и сказать, как сильно она помогла ему в борьбе с жизненными разочарованиями, какую огромную часть его жизни она составляла, как благодаря ей он мог наслаждаться каждодневными радостями бытия, как многое из того, что она для него сделала, он не осознавал или принимал как должное; и что за последние десять лет, особенно за годы ее болезни и ремиссий, его любовь к ней стала глубже, чем когда-либо раньше; что, как и дети, она — это то, чем он дорожит больше всего.

Зазвонил домофон.

— Он уже здесь? — воскликнул Энрике, готовый разрыдаться от отчаяния.

— Он сказал, что будет через пятнадцать минут, — топнула ногой Ребекка. — Но ты же знаешь Лео. Он всегда опаздывает минимум на полчаса! Не могу поверить, что на этот раз он вовремя. — Она замерла в ожидании указаний. — Я скажу ему все, что ты сочтешь нужным.

— Да что ж это такое, Господи Иисусе! — Энрике расхныкался, как ребенок. — За три года он дважды навестил нас в больнице. — Он произнес это как шокирующую новость, в то время как и Маргарет и Ребекка прекрасно об этом знали. — А теперь он является второй раз за два дня, чтобы сказать «прощай»?

В дверях спальни возникла Маргарет. Ей стоило огромных усилий преодолеть десять футов от кровати до двери. Опершись о дверной косяк, она с трудом перевела дыхание.

— Пух, — попросила она. — Впусти их.

Вновь затрезвонил домофон. Энрике готов был возразить. Его брат покинул их, когда они больше всего нуждались в помощи, как поступал и в других, менее болезненных обстоятельствах; и теперь он пытается украсть бесценные минуты, которые остались у Энрике. Попытки жены противостоять нарциссизму Лео — с помощью холодной, нарочитой вежливости — были напрасны. Такие помешанные на себе эгоцентрики, как его братец, не понимают тонких намеков; им нужно хорошенько дать по носу.

Да и вообще, раз уж она все равно умрет через несколько дней, зачем ей стараться соблюдать вежливость, хотелось спросить Энрике. Он взглянул на нее: безбровое лицо, свалявшаяся пакля волос, торчащие кости, которые, казалось, вот-вот проткнут кожу, левая рука держит пластиковый пакет с содержимым желудка, правая опирается о стену — и почувствовал, как это часто случалось в последнее время, что не может ей возразить.

— Я быстро избавлюсь от него, Пух, — убеждала Маргарет. — На этот раз не стану прятаться, предстану во всей красе. Он долго не задержится, обещаю. Хорошо? — Она утомленно вздохнула, и в этот момент опять раздался звонок.

Энрике сказал Ребекке, чтобы она их впустила. Он стоял в стороне, как часовой на посту. По шокированному лицу Лео было ясно, что в первый раз Маргарет с помощью своих косметических ухищрений удалось обвести его вокруг пальца. Лео старательно отводил глаза в сторону от исколотого тела Маргарет, произнося свою явно заранее заготовленную душещипательную речь, о чем теперь, убедившись в ее бесполезности, уже жалел. По тому, как Лео пыжился, Энрике видел, что тот уже предвкушает, как будет с чувством рассказывать, какие трогательные слова он сказал своей умирающей невестке и как тактично, как участливо вел себя сопровождавший его Иона. Лео сообщил Маргарет, что уже говорил Ионе, как он восхищается тем, как Маргарет воспитала своих сыновей; что из всех известных ему матерей она вела себя наиболее последовательно и очень грамотно поощряла своих детей, благодаря чему Грег и Макс научились мыслить смело и независимо. Лео не беспокоило, что, признавая превосходство Маргарет, он может заставить своего сына сомневаться в том, насколько хорошо его воспитала собственная мать. Наоборот, в этом и состоял гамбит: Лео зарабатывал очки, превознося умирающую женщину, и в то же время подспудно нападал на бывшую жену.

Было бы забавно наблюдать изощренное злопыхательство Лео, если бы Энрике не был таким уставшим — и телом и душой. Таким уставшим, что уже почти забыл, что собирался сказать Маргарет, кроме того, что очень ее любит, и не понимал, насколько сильно любит, пока не узнал, что скоро потеряет. Неужели это то, что он хотел сказать? Внезапно все это показалось ему глупым и жестоким.

Маргарет вежливо слушала своего деверя, осторожно держа на весу мешок с зелено-оранжевым содержимым желудка, пытаясь таким образом ускорить процесс дренажа и тем самым привлекая внимание к переливающейся жидкости. Смесь была зеленой от желчи, оранжевой — от замороженного сока и по виду напоминала радиоактивные отходы. То, как Лео старательно отводил глаза от этого зрелища, было ужасно смешно, но все, о чем Энрике мог думать — вместо того чтобы заново составить красивые и правдивые фразы о своих чувствах, которые он хотел произнести, — так это о том, что его ждало впереди: это был мир, лишенный его контролируемой и контролирующей, красивой и храброй, веселой и требовательной, любящей и сдержанной жены, но полный таких самовлюбленных нарциссов, как его брат, который даже перед лицом неминуемой смерти Маргарет был слишком занят сведением счетов, чтобы найти простые слова утешения и любви.

Есть ли что-то неправильное в том, что он хотел сказать Маргарет, думал Энрике, неловко обнимаясь с братом и племянником, провожая их вниз и распахивая перед ними дверь, чтобы убедиться, что они ушли. Не погряз ли он сам в замысловатом позерстве своей умной, но непутевой семейки? Почему просто не сказать: я люблю тебя, мне будет не хватать тебя больше всего на свете, и спасибо тебе за то, что ты могла любить меня, капризного, инфантильного, дерганого меня, спасибо тебе, спасибо, спасибо…

Но и этого ему не удалось сказать. Зазвонил телефон. Ребекка хотела было ответить, но тут из своей комнаты появился Макс. Энрике был уверен, что его нет дома, поэтому вдвойне удивился, увидев проследовавшую за сыном молодую девушку, которую представили как Лизу. В последнее время Макс часто ее упоминал, хотя всегда просто как приятельницу. Энрике никогда не интересовался, встречаются ли они. После их появления вдвоем уже можно было и не спрашивать. Лиза посмотрела на Энрике: на добродушном и веселом лице ярко сияли голубые глаза. Он чуть не сказал сыну: «Мои поздравления», но вместо этого, как надоедливый зануда, в которого он в итоге превратился, спросил:

— Можешь встретиться с мамой завтра в полдень. Я все устроил. У тебя получится?

Макс кивнул. За эти дни из-за недосыпания у него появились круги под глазами. Он постоянно горбился, будто в спину ему дул холодный ветер.

— Ну, нам пора, — пробормотал Макс и потянул Лизу за руку.

Она подалась к нему, как в танце, радостно улыбнулась и пошла за ним.

— Приятно было познакомиться, — сказала она Энрике с улыбкой, словно хотела извиниться за резкость Макса.

Макс, который все еще готов был бороться с болезнью матери, все-таки согласился с ней проститься. Энрике был уверен, что его младший сын никогда до конца не признает этого поражения.

Он делал все возможное, чтобы скрыть от Маргарет колебания Макса, но она все равно что-то почувствовала. Энрике понял это по тому, с каким облегчением она прошептала:

— Замечательно. Надеюсь, мы хорошо посидим с Макси. С ним так трудно, потому что я не смогла… — Ее голос дрогнул и оборвался. — Потому что я не помогла ему поступить в университет, я вообще для него ничего не сделала. Было слишком тяжело.

— Ты сделала для него больше чем достаточно, — сказал Энрике, целуя ее в лоб.

— Ты сделал, Пух. Ты очень хорошо им занимался.

— Ни черта я им не занимался, — возразил Энрике. — Он сам все сделал. Все сам.

Примерно через месяц после того, как Маргарет заболела, между отцом и сыном состоялся откровенный разговор, о котором он никогда не рассказывал Маргарет. Макс, в отличие от старшего брата, не был послушным мальчиком: он спорил, возражал и доводил мать до сильнейшего раздражения, когда она начинала его воспитывать; к тому же он ничуть ее не боялся. Когда Макс учился в девятом классе, все уже предвещало, что Маргарет предстоит пройти все круги ада. Наметилась линия фронта. Маргарет знала, что Макс такой же способный, как и его старший брат, круглый отличник, а Макс знал, что Маргарет, как и любая еврейская мама, верит, что высокие оценки — лучший показатель успешной учебы. В весеннем семестре Макс нанес матери несколько страшных ударов: получил две оценки Б с плюсом[40], тем самым поставив под угрозу свое будущее в Лиге плюща. Уже через месяц учебы в десятом классе им сообщили, что он не успевает по двум предметам: не сдал работу по английскому и не подготовился к контрольной по математике. А через неделю Маргарет поставили диагноз.