Счастливый брак

Чтобы сделать фотографии (хотя Лили все равно снимала), вернуться к Маргарет, показать их и узнать ее предпочтения, а потом мчаться обратно подписывать документы на выбранный участок, времени не оставалось. Энрике уже был здесь, готовый заплатить за один из двух оставшихся клочков земли, затерявшихся среди изящных старинных надгробий. Другие потенциальные покупатели уже бродили между могил. Ее желание быть похороненной на старом кладбище было важнее выбора между светом и тенью. А еще важнее была экономия его собственного времени. Покупка могилы связана с оформлением документов на владение конкретным узким и глубоким участком земли. Маргарет оставалось жить около одиннадцати дней. Чтобы начать оформление документов, не потратив при этом оставшиеся бесценные часы на беготню между Манхэттеном и кладбищем Грин-Вуд в Бруклине, нужно сегодня же без ее помощи решить, какой участок был бы ей больше по вкусу — робкое предвкушение его приближающегося одиночества.

Бродя от одного участка к другому, Энрике ненавидел себя за нерешительность. Вот уже много лет он не знал этого тошнотворного беспокойства от боязни сделать выбор, который не понравится Маргарет, и был совсем не рад вновь ощутить собственную некомпетентность. Когда Маргарет заболела, они поменялись ролями. В первые годы их брака она почти полностью освободила его от принятия решений. Энрике тогда жаловался, что она лишила его прав так же жестко, как империалисты — жителей колоний. Любые покупки для дома, выбор школ для сыновей, с кем встречаться, в каком ресторане обедать, какой фильм или спектакль посмотреть — он не выбирал ничего, включая, если быть честным, и содержимое собственного гардероба. Все переговоры с внешним миром вела его агрессивно-веселая, настойчивая, ясноглазая, практичная организатор-жена, конечно, за исключением его контрактов на романы и сценарии. Но и в них она принимала участие как консультант.

Иногда Маргарет поручала ему уладить какое-то дело, например когда грузчики попробовали сбежать, прежде чем занести все их пожитки в новую квартиру. В шесть часов вечера они объявили, что уходят и вернутся завтра, оставляя молодую пару и новорожденного ребенка на ночь лишь с матрасом и детской кроваткой. Маргарет послала Энрике вниз к бригадиру грузчиков, громиле с огромными, покрытыми татуировками бицепсами, которого он должен был заставить закончить работу в тот же день. Энрике предстояло вернуться с их столовым ножом — или на нем. Но это не означало, что Маргарет уступила ему лидерство; нет, она просто вывела на поле боя свое войско.

Однако когда она заболела, иметь дело с внешним миром стало его прерогативой, и они оба обнаружили, что он виртуозно справляется с запутанной бюрократией больниц и страховых компаний. Энрике понял, что завоевал доверие Маргарет, во время ее первой ремиссии. В течение этих счастливых десяти месяцев, полных любви и умиротворения, одного из самых лучших периодов за всю их жизнь, она могла вновь принять на себя обязанности главнокомандующего, но предоставила ему по-прежнему улаживать проблемы, которые касались ее здоровья. Победа Энрике не была полной — Маргарет доверяла ему лишь в том, что относилось к лечению. По-видимому, вопросы жизни и смерти значили очень мало по сравнению с такими важными вещами, как убранство дома или выбор выходного костюма для Энрике, потому что ими она по-прежнему занималась сама. Тем не менее он получил право голоса во всех областях. Постепенно она начала все больше советоваться с ним в домашних делах. Он был особенно польщен, когда она разрешила ему выбрать между зелено-белой и коричнево-белой расцветкой нового набора полотенец. Кому-то это может показаться смешным, но для Энрике это была грандиозная победа — она символизировала обретение гражданских прав на принятие эстетических решений. Разрешенная ею «гласность» придала ему мужества. Пятнадцать месяцев назад он совершенно самостоятельно выбрал для нее подарок ко дню рождения.

На протяжении многих лет он пытался угодить ей каким-нибудь изысканным и волнующим подарком, выбранным по своему вкусу, и каждый раз терпел неудачу. В первый год их совместной жизни Энрике попробовал воспользоваться излюбленным приемом своего отца: тот всегда покупал матери драгоценности, причем всегда более дорогие, чем мог себе позволить. Но Энрике не унаследовал уверенности отца в своем вкусе, поэтому решил положиться на дорогостоящий бренд и отправился в центр города к «Тиффани». Он видел, что со своими длинными черными волосами, черными джинсами и поношенными белыми кроссовками смотрится там совершенно неуместно. Ему не сразу удалось обратить на себя внимание продавщицы, стоявшей за витриной с серьгами, дружелюбной на вид девушки одних с ним лет. Энрике понравились вещицы, которыми она торговала, особенно одни маленькие серьги в форме звезд с небольшими бриллиантами посередине: на его взгляд, они идеально подходили для изящных ушей Маргарет. Сотрудница «Тиффани» с сияющей улыбкой смотрела на мужчин в дорогих костюмах и пожилых дам, в том числе на одну, которая настолько скрючилась от остеопороза, что едва не протыкала носом стекло витрины. Весело и энергично продавщица выдвигала ящики со сверкающими изделиями, чтобы показать их этим покупателям, а также приветствовала двух других, появившихся позже, чем Энрике. Она смотрела сквозь бледное испуганное лицо Энрике, не замечая его, пока наконец у прилавка никого не осталось. Тогда, нахмурившись, она произнесла «чем я могу вам помочь?» с такой обреченностью, будто помочь было никак невозможно.

Она оказалась права в своем снобизме. Выяснилось, что облюбованные им серьги стоят 4300 долларов — больше половины аванса, который он получил за третий роман. Вздрогнув, когда продавщица назвала цену, он под ее уничтожающе-насмешливым взглядом без дальнейших расспросов вылетел обратно на Пятую авеню.

Энрике отправился в Бриллиантовый район. Он чувствовал себя гораздо комфортнее среди тамошних торговцев — ортодоксальных евреев, моментально почуявших в молодом человеке, очевидно потерявшем всякую надежду найти подарок для своей девушки, идеального покупателя, которому можно всучить что-нибудь совсем дешевое по завышенной цене. Обходительный, чрезвычайно болтливый еврей в традиционной одежде уговорил его купить серьги, объяснив перед этим суть классификации бриллиантов по системе «4С»[31], — это произвело на Энрике более сильное впечатление, чем любое из выставленных на продажу изделий. Продавец заявил, что готов сделать Энрике большую скидку, потому что бриллианты в серьгах, о которых шла речь, по всем параметрам — цвету, чистоте, весу и огранке — были чуть-чуть ниже требуемых для максимальной ценовой категории. Он уверял, что тогда как цена отличается в три раза, разница в качестве столь незначительна, что ее не заметит решительно никто, в том числе ни один из внезапно окружившей их группы экспертов. Черные рукава его сюртука задрались, обнажив накрахмаленные белые манжеты, когда он всплеснул руками, призывая в свидетели весь квартал.

— Никто! — клялся ювелир. — Ни одна живая душа не сможет обнаружить разницы! Идите! Спросите их. Спросите любого. Кто-нибудь сможет — я тут же верну вам деньги.

Эти серьги, конечно, стоили гораздо дешевле, чем те, что он приглядел у «Тиффани», но и 800 долларов наносили весьма заметный урон бюджету Энрике. Поэтому, когда он с трепетом и гордостью вручал коробочку с серьгами своей возлюбленной, его воодушевляло не только горячее желание произвести на нее впечатление, но и мысль о том, какую значительную часть его годового дохода составляет стоимость подарка.

Маргарет искренне старалась соответствовать. Она выдавила улыбку и даже изобразила на лице нечто вроде восхищения. Будучи доверчивым покупателем, возлюбленным Энрике был скептическим: тут же потребовал объяснить, что не так. Впрочем, он немедленно пожалел о своем стремлении к правде. Ему пришлось остановить Маргарет, когда она начала перечислять многочисленные недостатки сережек. Энрике усвоил главное: Маргарет вовсе не считает, что бриллианты — лучшие друзья девушек; более того, они ей не нравятся.