Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 75



— Кого-то поставил, а кто-то обижен без всякой причины… Вот поэтому мне на родной завод идти не хочется. Если б получше чувствовал — махнул бы, как другие, на Алтай.

— Это с двумя-то крошками? — вмешалась мать. — И чего только в голову не взбредет, когда сидит человек один-одинешенек… Да ты приглядись, что у вас делается.

— Верно мать говорит! — поддержал Гаврила Никонович. — Надо тебе сходить на завод. В вашем-то бюро как раз и надо было поставить главными североградцев. Чай, они танки проектируют.

— Сходи, Максим! Дело советуют родители, — присоединил свой голос Егор. — Там народ хороший. А Ухов опять про тебя спрашивал. Может, ты им сейчас позарез нужен.

— Ладно. Схожу, посмотрю, — согласился Максим и стал пить чай.

Татьяна, украдкой взглянув на него, подумала: «Гордый какой… Себя уважает. Этот не стал бы работать бригадиром…»

В раздумьях прошло несколько дней. А когда охваченные общим подъемом встать на защиту Родины пошли работать в цехи завода Зинаида и 13-летний Саша, Максим уже не мог усидеть дома и пошел вместе с ними.

На заводе Максим решил поначалу пройтись по цехам, благо у него уцелел старый пропуск. Хотелось хорошо рассмотреть создаваемый здесь тяжелый танк.

На заводском дворе он увидел справа огромный корпус, которого раньше не было. «Здесь, очевидно, и сосредоточено танковое производство, — подумал он. — И когда только успели возвести такую махину?» Корпус этот был значительно выше и шире прежних тракторных корпусов, тянулся нескончаемо далеко и мог бы вместить в себя до десятка прежних цехов.

«Обойти, осмотреть его у меня сил не хватит, — подумал он. — Пойду-ка я прямо на-сборку — это, очевидно, в конце…»

На сборке сразу испытывалось несколько танков. Гул двигателей, лязг гусениц, грохот и металлический стук работы висели в воздухе вместе с серыми клубами дыма и едкого газа. Было нечем дышать. У Максима закружилась голова, и он вышел во двор, где стоял после пробежки еще дышащий хором, окрашенный в белый цвет, широкий, угловатый, пугающий своим видом КВ.

Максиму вспомнилось, как он рассматривал в лагере под Сталинградом средний танк Т-34 («тридцатьчетверку»). Там могущество сочеталось с гармонией линий, с легкостью, которая, казалось бы, и несовместима с такими понятиями, как «броня», «гусеницы», «орудийная башня».

КВ походил на плохо отесанную, громоздкую глыбу, на которую был поставлен кованый железный сундук, из которого торчала пушка.

Художник-анималист сравнил бы «тридцатьчетверку» с сильным и грациозным зверем, вроде пантеры, а КВ — не иначе как с носорогом.

Внимательно осмотрев тяжелый танк, Максим удивился, что раньше, на фронте, он как-то не приглядывался к нему, не видел его приземистости и угловатости. «Ладно. Если придется мне работать над тяжелым танком, я постараюсь ему придать, как у «тридцатьчетверки», более обтекаемую и менее уязвимую форму…»

На втором этаже знакомого здания Максим только свернул в коридор, как его обнял вихрем налетевший инженер-конструктор Фирсанов.

— Максим! Здорово! Значит, подействовало наше письмо? Тебя отозвали с фронта?

— Здравствуй, Игорь Сергеич! — Глядя на чистенького, аккуратного Фирсанова удивленными глазами, воскликнул Максим. — Какое письмо? Что-то я не пойму.

— Да как же? Ведь тогда, в Сталинграде, мы с Силиным написали письмо директору завода — просили тебя отозвать из армии в нашу группу.

— Да меня в тот же вечер отправили на фронт.

— И воевал?

— А как же иначе? Был механиком-водителем. После ранения попал в эвакогоспиталь. В Москве перенес тяжелейшую операцию. Когда немного пришел в себя — отправили в Зеленогорский госпиталь.

— Был здесь? А мы и не знали…

— Даже домашние не знали, пока мудрили надо мной врачи…

— Что? Как же теперь?

— От военки освободили — возвращаюсь обратно в конструкторское. Но, говорят, у вас тут засилье североградцев?

— Народ замечательный! Пойдем, я тебя представлю главному.

— Погоди. А что Ухов делает?

— Начальник конструкторского бюро — второй человек… Ты его знаешь?

— Нет… скорее, он меня знает. Хотел что-то расспросить о танках в бою.

— Замечательно! Мужик мировой! Пойдем, я тебя познакомлю…

Они зашли в приемную. Незнакомая девушка-секретарь, увидев Фирсанова, сказала:

— А Леонид Васильевич в цехах.

— Вот товарищ к нему… По важному делу.

— Посидите, он должен скоро вернуться.

— Спасибо! — поблагодарил Максим и сел.

— Желаю успеха, Максим! А я побегу к технологам — срочное дело, — сказал Фирсанов.

— Ладно, беги! — кивнул Максим…

Максим не успел осмотреться, как вошел невысокий, лысый человек в штатском костюме и, приветливо улыбаясь, протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ Клейменов. Фирсанов сказал, что вы здесь. Пойдемте ко мне, — кивнул он на дверь кабинета. — Я давно хотел вас видеть.

Максим вошел впереди хозяина в тесный кабинет, сел у стола, изучающе взглянул на Ухова, удивленный его простоватой внешностью и вниманием.



— А вы не похожи на брата, — с полуулыбкой сказал Ухов, поглядев на смуглое, чернобровое лицо гостя, с еще не отросшими волосами.

— Я в деда. Во мне что-то татарское…

Ухов вдруг изменился в лице и, извинившись, взял ручку и что-то записал на лежащем листе бумаги. Подумал. Еще сделал приписку и опять поднял серые добрые глаза на Клейменова:

— Извините, тут одна мысль… Записал, чтоб не забыть… А вы, говорят, воевали в танке?

— Да, в «тридцатьчетверке».

— Интересно. Конструктор в танке, в боевой обстановке. И как?

— Ничего, обыкновенно…

— Слышал, были ранены?

— Да, и тяжело… Еле выжил.

— Что, танк пробило?

— Да, снаряд угодил в борт… Наверное, шарахнули из новой противотанковой.

— У них появились новые пушки?

— Да, мы захватили одну.

— Правда? Какая она? — встревожился Ухов.

— С длинным стволом. Калибром примерно такая же, как наша танковая. А на щите нарисован силуэт нашего танка и написано: «Стрелять только по КВ».

— Что вы? Где же эта пушка?

— Не знаю… Хотели отправить в Москву. Нас удивила не сама пушка, а снаряд — он был из алюминия.

— Не может быть!

— Я сам видел… Тут какой-то секрет.

— Вон какое дело… — вздохнул Ухов. — Снаряды, видимо, со смертельной начинкой… Да, немцы определенно подготовили какой-то коварный сюрприз, а мы ничего не знаем. Пойдемте к главному — надо немедленно связаться с Москвой…

Когда Ухов с Клейменовым вошли в кабинет, Колбин сидел за большим столом в расстегнутом кителе.

— Жан Аркадьевич, я привел конструктора Клейменова, который воевал в танке.

— Да, да. Здравствуйте, товарищ Клейменов. Я очень рад! — Колбин, привстав, поздоровался с Клейменовым и снова сел, откинув со лба спутанные волосы.

— Мы пришли, чтобы поговорить, — начал Ухов. — Товарищ Клейменов знает много такого…

— Хорошо. Но не сегодня. Я готовлюсь к докладу… Послезавтра большое совещание — вот мы и попросим товарища Клейменова выступить, поделиться своими наблюдениями.

— Немцы выпустили новую пушку, которая пробивает КВ, — почти закричал Ухов.

— Что? Вы видели ее?

— Да, видел.

— Садитесь, рассказывайте, — указал Колбин на стул.

«Бюрократ», — подумал Максим и, присев, сердито взглянул на главного.

— Что? Какая она из себя? — нервно сжимая карандаш, спросил Колбин.

— Обыкновенная… только ствол длинный.

— Очевидно, большая начальная скорость, — сказал, словно бы про себя, Колбин и спросил: — А калибр? Какой калибр?

— Показалось, что такой же, как и у танковых пушек — семьдесят пять миллиметров.

— Тут важен не калибр, а снаряд, — вмешался Ухов. — У пушки необычный снаряд.

— Что за снаряд?

— Алюминиевый!

— Вздор! Алюминий не может пробивать броню.

— Может быть, какой-то сплав? — заметил Ухов.

— Алюминий! — упрямо настаивал Клейменов. — Я сам держал в руках этот снаряд. Он вдвое легче нашего.