Страница 2 из 98
— Пап, я не могу так, — всхлипнула девочка, обращаясь к собственной тени, растёкшейся по земле. — Тут каждая веточка о тебе напоминает. Я, наверное, сойду с ума.
Бессильно расплакавшись, Сурин наконец дала выход эмоциям. Здесь, вдали от всех, она могла нареветься вдоволь, на месяца вперёд. Проститься с отцом, но навсегда сохранить его в сердце. Принять как данность, что больше не увидит и не услышит его. Смириться со своим одиночеством.
Сурин вернулась к ферме затемно. Бесшумно въехала во двор и остановила взгляд на дяде Чанёле, курившем на крыльце. Облокотившись на перила веранды, он пристально следил за запыхавшейся девчонкой, никак не высказывая вслух своих мыслей.
Прислонив велосипед к забору, Сурин уже хотела пройти мимо, как мужчина схватил её за руку и притянул поближе к себе. Выпустив табачный дым в сторону, подслеповато прищурился и потёр щетинистый подбородок.
— Почему вы не сказали мне раньше?
— Папа не хотел, чтобы вы знали о его болезни. Он думал, что поправится, — теребя край футболки, призналась девочка.
— Будешь жить со мной?
Сурин вздрогнула и подняла на мужчину непонимающий взгляд. Но, судя по серьёзному выражению лица, тот не шутил.
— Только подумай хорошенько. Жизнь со мной не сахар. И, если всё же надумаешь ответить согласием, не тяни до утра. Пока в моей крови плещется алкоголь, я намного сговорчивее и творю глупости. И что-то мне подсказывает, что моё предложение — величайшая глупость в мире.
***
Сурин согласилась, хотя пожалела о своём ответе уже на следующий день. Пак Чанёль по утрам — зло в чистом виде. Пак Чанёль, мучавшийся похмельем — зло в кубе. Мужчину раздражало буквально всё — он разругался вдрызг с кредиторами, прогнал взашей представителей органов опеки, орал матом на соизволивших позвонить ему на мобильный.
Девочка старалась не высовываться из комнаты лишний раз и занималась сбором вещей, по настоянию дяди складывая только самое необходимое. Бабушка не отходила от неё ни на шаг и неустанно повторяла, что «Чанёль хороший, просто характер у него дурной». Сурин и сама знала, что лучше с родным дядей, чем в ненавистном приюте.
День отъезда наступил неожиданно. Девочка надеялась, что у неё в запасе есть ещё пара дней, но утром мужчина объявил, что не может больше задерживаться на ферме. Что он, вообще-то, занятой человек и не имеет права надолго оставлять своих работников без присмотра. Дав Сурин полчаса на сборы и прощания, Чанёль быстро покончил с завтраком и вновь ушёл кому-то названивать и ругаться.
Взяв пару сумок с вещами и выставив их на крыльцо, девочка поёжилась и с тоской посмотрела на скулившего Рамона. Дядя запретил отвязывать пса, мол, от одичавшей зверюги можно всякого ожидать, и Рамон всякий раз на него рычал, стоило появиться в поле зрения. Сурин не понимала, как можно бояться эту большую добрую собаку, которую ещё щенком подобрал отец. Они на пару вырастили Рамона, брали с собой во все походы и прогулки — пёс был полноправным членом семьи, которой больше нет.
— Готова? — на ходу застёгивая пиджак, вышел из дома дядя.
— Ага, — кивнула девочка.
— А что, прощаться ни с кем не будешь?
— Моя подруга заболела ветрянкой. Мы попрощались через скайп.
Чанёль скептически хмыкнул и размашистыми шагами направился к автомобилю. Сурин хотела пойти следом, как выбежавшая на крыльцо бабушка сунула ей в руки пакет с пирожками.
— Девочка моя! — разрыдалась старушка, прижав к себе внучку.
— Ба, не реви, — взмолилась Сурин, из последних сил сдерживая собственные слёзы.
— Милая, я буду молиться за вас с Чанёлем! Береги себя, — шептала бабушка, сжимая ледяные ладошки внучки.
— Нам пора! — грубо крикнул мужчина, успев за это время забросить в багажник скромные пожитки. — На днях я пришлю помощника, он оформит сделку и выставит дом на продажу. Всё, теперь едем.
— Дядя!
Пак скрипнул зубами и медленно обернулся, заставив девочку прикусить от досады язык. Но ведь попробовать нужно?
— Может, мы возьмём с собой Рамона? — робко предложила Сурин.
— Так давай и бабулю прихватим. Чего мелочиться-то? — рыкнул мужчина. — Садись в машину!
— Ба…
— Я возьму пса к себе. Езжай, не зли его! — умоляла старушка, подталкивая внучку к автомобилю.
Обнявшись напоследок и так и не решившись подойти к рвавшемуся с цепи Рамону, Сурин села в салон и поспешно пристегнулась ремнём. Зажав ладошками уши, она всё равно прекрасно слышала надрывный лай пса, почуявшего разлуку. Он понимал, что его бросили. И девочка тоже это понимала, но ничего не могла поделать.
— Не реви, — потребовал Пак, устав слушать глухие всхлипы.
Сурин послушно кивнула и с тоской уставилась на проплывавшие за окном машины серые поля. Мир потускнел, потерял яркие краски, став чёрно-белым. Всё, что дорого, осталось здесь, а впереди ждала неизвестность.
Девочке ещё никогда не доводилось бывать в большом городе. Всё детство она провела на ферме и послушно соглашалась с отцом, что после учёбы поступит в колледж в Ульсане, выучится на агронома и вернётся обратно, чтобы посвятить жизнь землеводству. Её мир крутился на других орбитах, параллельных тем, где она сейчас оказалась. Сурин даже предположить не могла, что вместо тихого провинциального городка будет жить в сверкающем огнями Сеуле, знакомом ей лишь по многочисленным дорамам, что каждый день смотрела бабуля.
— Да сколько можно рыдать! — недовольно рявкнул мужчина и врубил на полную громкость радио.
Девочка лишь сжалась в комочек и отвернулась в сторону, чтобы дядя Чанёль не увидел нового приступа истерики.
***
За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Мужчина сосредоточенно рулил, в то время как чуть успокоившаяся Сурин играла в незамысловатую игрушку на стареньком мобильном телефоне. Ей нестерпимо хотелось в туалет, но, не желая злить дядю, молча терпела.
Дорога до Сеула заняла чуть больше четырёх часов. Девочка как раз задремала, поэтому пропустила и въезд в столицу, и неспешное лавирование по забитым городским улицам. Проснувшись от грубого толчка, она разлепила ресницы и изумлённо осмотрелась.
— Приехали! — открыв дверцу, припечатал Пак.
Выбравшись из машины следом за дядей, Сурин с любопытством вытянула шею, разглядывая тихую улочку, где жил мужчина. Дома здесь были новые и большие, явно дизайнерские, не похожие друг на друга. Особняк Пака особенно выделялся на фоне соседних владений — со множеством стеклянных дверей и стен, огромными окнами и окружённый ровно подстриженным газоном, он казался игрушечным и нетронутым человеком. Словно в нём и не жил никто вовсе.
Легко подхватив сумки, мужчина кивком головы приказал следовать за собой. Распахнув дверь, пропустил девушку вперёд, щёлкнул выключателем и сбросил вещи у порога. Сурин аккуратно стянула кеды, поставила их у самых дверей и с трепетом осмотрелась, словно пришла не в жилой дом, а в самый настоящий музей.
Нет, здесь определённо не дуло в окна и не скрипели половицы. Здесь не пахло бабушкиной стряпнёй и не раздавался лай Рамона. Этот дом был красивым, ухоженным и дорогим, но неживым.
— Здесь ванная и туалет, гостиная, там кухня и кабинет. На втором этаже наши спальни. Твоя — в конце коридора, — снимая ботинки, вкратце рассказал дядя. — В мою спальню тебе запрещено заходить под любым предлогом. Ясно?
— Да, — послушно кивнула Сурин.
— Ну всё, запугал ребёнка!
Девочка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась, увидев в дверях прихожей молодую женщину. Высокая и стройная, в красивом, цвета спелой вишни, платье, она держалась самоуверенно и ничуть не стушевалась под испепеляющим взглядом Пака.
— Познакомься, это моя помощница Рэй, она тебе всё покажет, — расплывшись в фальшивой улыбке, мужчина скрылся на лестнице, ведущей на второй этаж.
Прищурив ярко накрашенные глаза, Рэй внимательно рассмотрела смущённую девочку и приветливо ей улыбнулась.
— Что, запугал тебя этот изверг? Пойдём, покажу дом!