Страница 13 из 98
— Да почему?!
— Там папа умер, — прошептав это, Сурин отвернулась и до конца пути не проронила ни слова.
И всё же, она была благодарна мужчине, когда тот привёз её домой и помог добраться до комнаты.
— Завтра придёт моя горничная. Цзыань китаянка, но по-корейски треплется лучше нас с тобой. Она за тобой присмотрит.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Сурин, но за мужчиной уже закрылась дверь и шаги его вскоре стихли.
***
Цзыань оказалась милой женщиной лет сорока — полноватой, с длинными жгуче-чёрными волосами, собранными в пучок, и карими глазами. Она ярко красилась, подчёркивая губы ярко-красной помадой, а линию ресниц вырисовывая изумрудным карандашом, но это не смотрелось вульгарно, хотя у Сурин время от времени и возникало желание стереть эту безвкусицу большим кухонным полотенцем.
Горничная с энтузиазмом учила девочку готовить китайские блюда. Они часами стояли у плиты, контролируя процессы варки, жарки и тушения, а затем, довольные своими экспериментами, встречали усталого Чанёля и заставляли его пробовать свои шедевры.
Пару раз Пак пытался сбежать, иногда ему это даже удавалось, но в большинстве случаев у племянницы получалось усадить его за кухонный стол и придвинуть тарелку с ароматным блюдом. Вначале Чанёль морщился, вяло ковырялся в ингредиентах, но затем, распробовав вкус, съедал всё подчистую и, неизменно бросая короткое «спасибо», сбегал к себе на второй этаж.
А по утрам, когда Цзыань ещё не успевала прийти на работу и Сурин сама варила для мужчины кофе и готовила бутерброды, он отчитывал её за подобные фокусы, в сотый раз повторяя, что ненавидит есть дома и, мол, старается держать себя в форме, а такими темпами скоро ни в один костюм не влезет.
Девочка внимательно его слушала, улыбалась, кивала, а перед самым уходом выходила в прихожую, чтобы проводить дядю, и торжественно протягивала его кожаный портфель. И мужчина знал, что придя на работу, обязательно обнаружит аккуратно сложенную в бумажный пакет выпечку — Сурин безошибочно угадала его главный секрет и теперь бессовестно этим пользовалась.
— Цаньле стал другим, — как-то раз, во время очередного чаепития, заявила Цзыань. — Он ведь и правда никогда дома не ел. Я первое время готовила, а потом совсем перестала. А тебе вот поддаётся!
— Скажете тоже, — смутилась Сурин, облизывая испачканные в шоколаде пальцы. — Дядя похож на дикого тигра, которого я пытаюсь приручить, только получается это весьма скверно.
— Может, он и зверь. Только что все животные любят? Ласку! А ты с ним ласкова и добра, вот он и тянется к тебе.
Девочка довольно улыбнулась словам горничной. Китаянка была права — Сурин удалось найти подход к ледяному сердцу Пака. Оно оттаивало медленно и неспешно, словно нехотя, но девочка чувствовала, как стена, разделяющая их, с каждым днём слабела и рушилась.
Если раньше они почти не разговаривали, то теперь Чанёль мог поболтать с племянницей пару минут перед сном, пусть и говоря на отвлечённые темы. Он не возражал, когда Сурин тайком пихала вкусности в его портфель. Смиренно выдерживал ежевечерние экзекуции из категории «а это ещё вкуснее, чем было вчера!»
Но всё же пропасть между ними была ещё слишком большой. Пак до сих пор не разрешал встречать его после работы или звонить по пустякам в течение дня. Никогда не рассказывал о своих делах, не интересовался событиями в жизни девочки, разве только самочувствием. Да, они жили под одной крышей, изредка пересекаясь, но Чанёль упрямо не желал признавать в Сурин своего человека.
И все эти постоянные метания сводили девочку с ума. Мужчина был то мучительно близко, то слишком далеко. Он то улыбался и был приветлив, а иногда напоминал неприступную холодную скалу. И Сурин разбивалась волнами непонимания о его твёрдый берег и совершала всё новые и новые попытки — размягчить, отогреть, добиться. Как часто казалось — вот она, победа. А потом все её старания рушились, словно карточный домик, обнулялись, и приходилось начинать сначала.
— Ему нужно время. Он столько лет жил один, — фыркала Цзыань, намывая пол в гостиной. — Наберись терпения или просто оставь свои попытки.
— Но я хочу стать к нему ближе!
— Люди боятся привязываться. Слишком больно становится, когда теряешь человека.
***
Больничный Сурин уже подходил к концу. Головные боли наконец отпустили. Теперь можно было со спокойной совестью готовиться к началу учебной недели, благо накануне позвонил Минсок и вывалил на одноклассницу ворох домашних заданий, которые она пропустила за неделю.
Несмотря на воскресный день, дядя вновь собирался на работу. Кажется, он опаздывал, потому что носился по дому слишком уж громко, сбивая все углы и ругаясь, что в шкафу нет ни одной чистой рубашки. Сурин на это заявление лишь закатывала глаза — прошлым вечером они с Цзыань собственноручно выгладили аж пять сорочек. Впрочем, мужчина всегда бесился, если его поджимало время.
— Нет времени на кофе, на работе выпью, — отмахиваясь от протянутой кружки, ворчал Пак.
— Это займёт пару минут!
— Где мой галстук?!
Сурин лишь поджала губы, когда мужчина вихрем унёсся на второй этаж и продолжил ругаться уже там. Когда он, с трудом собравшись, спустился вниз, племянница уже ждала его с пальто в руках.
— Как мило! — скривился дядя, торопливо одеваясь. — Рано не жди, у меня приезжает заказчик из Гонконга.
— Не забудьте пообедать!
— Во-первых, у меня ещё ваше вчерашнее мясо не переварилось, во-вторых, хватит мне «выкать». Я что, столетний дед, что ты со мной так разговариваешь?
— А как надо? — растерялась девочка.
— Просто на «ты».
— Хорошо, дядя Чанёль. Как скаже…шь.
— Да не дядя. Просто ЧАНЁЛЬ! — повысив голос, гаркнул мужчина. — Всё, до вечера!
Лишь услышав, как хлопнули ворота и стих шум мотора, Сурин пришла в себя. Вот это дела — просто Чанёль. Улыбнувшись такому приятному заявлению, девочка задумчиво поднялась к себе в комнату и долго смаковала на языке имя дяди, привыкая к нему, словно слыша заново без этой уродской, набившей оскомину приставки «дядя».
У Цзыань сегодня был выходной, поэтому девочка оказалась предоставлена самой себе. Половину дня она посвятила домашнему заданию, а затем завалилась на кровать, чтобы дочитать книгу, заимствованную тайком из богатой библиотеки Чанёля.
Кажется, девочка всё-таки задремала, потому что звонок в дверь услышала далеко не сразу. Не ожидающая гостей, она испуганно выглянула в окно и замерла от страха и удивления — у ворот, кутаясь в тонкое серое пальтишко, стояла Оми и требовательно нажимала на кнопку звонка.
Чертыхнувшись, Сурин надела на ходу толстовку и выбежала во двор, нехотя щёлкая замком и поднимая на подругу обиженный взгляд.
— Привет! А я уж испугалась, что тебя дома нет! — счастливо улыбнулась Рой, заглядывая в глаза девушки. — Ты как?
— Завтра в школу, — пробурчала Ли, словно это всё объясняло.
— Не пустишь? — заглянув за спину подруги, поинтересовалась Оми.
Сурин уже хотела фыркнуть и захлопнуть дверь перед носом девчонки, как осенний ветер, ударивший ей в лицо, откинул в сторону волосы, обнажив замаскированный под прядями синяк на скуле.
— Это что? — моментально подобралась Ли.
— Это я Мине правду рассказала, — шмыгнула носом Оми.
Сурин прекрасно помнила слова о том, что Чанёль ненавидит гостей. И знала, что вначале нужно спросить у него разрешения, прежде чем кого-то впускать… Но он же допоздна будет на работе. Да Оми сто раз успеет уйти, прежде чем дядя вернётся. Ничего, один раз можно и рискнуть.
Она провела подругу на кухню и согрела чайник. Выставила на стол все сладости, найденные в шкафчике, и села напротив, ожидая объяснений. И Оми всё рассказала — плача, обжигаясь чаем и заедая своё горе ореховыми конфетами.
Как оказалось, она подошла к Мине уже на следующий день и выложила всё, как на духу. В ответ возмущённая и оскорблённая девица наградила её хорошо поставленным ударом и взяла с Оми клятву, что та и на метр к Сехуну не приблизится.