Путешествие в тайну

– Вот этот валет и навел нас на мысль, что кто-то пытается пустить следствие по мистическому следу, – спокойно перехватил нить рассказа Пилигрим. – И им это удалось. Недаром же МВД подключило Евгения Борисовича, известного мастера по оккультным делам. Кто-то очень грамотно хотел нас направить в сторону «Ордена рыцарей смерти» и всей этой эзотерики, связанной с тамплиерами и прочей мишурой. Кто ж мог знать, что нам эта история знакома еще по делу Потапова. Потому как только мы услышали про валета, сразу начали искать зеркало.

– А при чем тут зеркало? – отважилась задать вопрос Маша.

– Видите ли, милая леди, – галантно раскланялся рассказчик, – по легенде, зальцбургская колода раскладывается в полный пасьянс только в зеркальном отражении. Вот когда там, в зеркале, червонный валет чернеет, то пасьянс сходится. А когда пасьянс сходится, можно вызывать духи братьев тамплиеров и заказывать им покарать своих врагов.

– Ужас какой! – всплеснула руками Маша.

– Однако, – невозмутимо продолжил Пилигрим, – зеркало стояло накрытое черной тканью и, судя по пыли на сгибах, не открывалось давно. Это навело нас на мысль, что те, кто инсценировал действо, с легендой знакомы плохо. Тем не менее, мы начали искать тех, кто имел доступ к архивам. Кроме самого покойного, круг таких людей оказался весьма узок. И все же нам был неясен мотив. Зачем убивать человека?

– Хотя нынче убивают легко, – бросил реплику генерал, – тем не менее, было бы за что.

– Когда же мы обнаружили пропажу документов, стоимость которых превышает сотни тысяч долларов, мотив высветился сам собой.

– Да, делиться в наше время никто не хочет, – опять подал голос генерал.

– Короче. Ребята перемудрили с мистикой. Но надо отдать им должное, идея неплоха – направить следствие в Германию или в дебри тайных орденов и масонов с розенкрейцерами. Пока бы там рылись, искали и думали, при чем тут все эти тамплиеры, маги, алхимики, преступники с документами смотались бы уже куда-нибудь в Европу. То, что кража заказная, сомнений не вызывает. Такие документы ищут только знатоки. Покойный, похоже, знал, где что лежит, и сам предложил помочь в поисках. Потом спохватился, что это криминал… и подписал себе смертный приговор. Историю с картой он, по-видимому, рассказал подельникам сам. В связи с тем, что увлекался этой темой долгое время. Вот и все, дамы и господа.

– А убийц и воров нашли? – уточнил Леша.

– Нашли, нашли, – улыбнулся генерал. – Нашли, осудили и документы вернули. Найти легко, если знать, где и кого искать. А главное, иметь желание найти. Подключив нас, им другого и не осталось. Дело попало на контроль ФСБ, поэтому милиция крутанула его быстро – у них свои каналы в преступном мире налажены. Но это неинтересно. Пора спать. И так, наша Шахрезада нас до полночи тут продержала. Вот и костер прогорел. Спокойной ночи.

– А можно мы завтра придем? – осторожно спросила Маша.

– Так он же обещал каждую ночь по истории рассказывать всю неделю, – усмехнулся Евгений Борисович. – Вот и пусть отдувается. Так что милости прошу к ужину к нашему костру.

– До завтра, – разулыбались молодые и, хлопнув калиткой, нырнули на свой участок.

– Пошли спать, Кот Баюн, – потрепал по плечу Пилигрима хозяин, – Завтра им про что баить будешь?

– Будет день – будет пища, – философски изрек гость и сладко потянулся.

Дубровицкая волость с 1182 года принадлежала князю Глебу Юрьевичу, сыну Юрия Яковлевича из рода Туровских и Пинских князей и Городненской княгини. В 1190 году Дубровицкая волость вошла в состав Смоленского княжества, унаследованного Князем Глебом от своего тестя Ростислава Мстиславича. После его смерти в марте 1195 года похоронили князя в Киеве в церкви Святого Михаила. Дубровицкая же волость в результате междоусобиц досталась князю Александру Глебовичу, владевшему ею до 1224 года. При слиянии реки Пахры с ее притоком рекой Десной, на холмистом междуречье высится церковь Знамения. Сейчас трудно представить, что только в XVII веке здесь построили деревянную церковь Ильи Пророка, на месте древнего капища, где наши предки падали ниц перед деревянным идолом бога дождя, молнии и грома Перуна, задабривая его различными дарами-жертвами.

Затем владел Дубровицкой землей боярин Иван Васильевич Морозов, потомок одного из старинных боярских родов, связанных с Москвой середины XIV века. Под 1627 годом в описи значились боярский двор, шесть крестьянских дворов, двор с деловыми людьми. В церкви были образа и книги, колокольня с колоколами. К 1646 году село Дубровицы значительно выросло, тогда здесь появился отдельный двор приказчика и 13 дворов деловых людей. Иван Васильевич закончил жизнь монахом под именем Иоаким, а свою землю, «село Дубровицы да село Ерино», завещал в 1656 году дочери Аксинье (Ксении), вышедшей замуж за князя Ивана Андреевича Голицына, который имел честь стоять на запятках кареты брачного поезда Алексея Романова.

Род князей Голицыных происходит от литовского князя Гедимина, внук которого Патрикий, прибыв в 1408 году в Москву, женил своего сына Юрия на дочери великого князя Московского Василия I – Анне. Правнук Юрия – Михаил Иванович Булгаков-Голица («голица» – боевая рукавица) стал родоначальником князей Голицыных. Участник похода на Новгород в 1495 году, боярин, воевода в 1514 году попал в литовский плен. В 1551 году был отпущен в Москву, где его с почетом принял грозный царь Иван Васильевич, пожаловав ему двор в Кремле. Но последние годы Михаил Иванович Голица провел в Троице-Сергиевом монастыре монахом под именем Иона, где и умер в 1554 году. Позднее прозвище трансформировалось в фамилию. Много поколений Голицыных верой и правдой служили Отечеству, занимая высокие должности в управлении государством, оставаясь управлять Москвой во время отъезда царя. При Иване Андреевиче, сестра которого Федора была женой князя Дмитрия Пожарского, в 1662 году в Дубровицах поставили новую деревянную церковь, скотный двор да четыре избы для дворовых людей.

Борис Алексеевич Голицын родился 20 июня 1654 года. В детстве он был определен в стольники к царевичу Федору Алексеевичу. Обучался наукам и языкам у знаменитого общественного и церковного деятеля, писателя и поэта Симеона Полоцкого. Он прекрасно разбирался в изящных искусствах и легко общался на иностранных языках. При регентше малолетних царей Ивана и Петра Софье Борис Алексеевич был назначен начальником Приказа казанского дворца, то есть в его обязанности входило управление большими южными и восточными окраинами государства – бывшими казанским, сибирским и астраханским ханствами.

Борис Алексеевич был дальновидным и решительным политиком, поэтому стал поддерживать вторую жену царя Алексея Михайловича Наталью Кирилловну Нарышкину, вдовствующую царицу, делая ставку на молодого Петра, несмотря на то, что царица, по отзыву князя Куракина, «была править некапабель ума малого». Постепенно он завоевал доверие и привязанность царицы-матери, которая и стала называть его «дядькой», то есть воспитателем, своего сына. Поначалу он был единственным, кто знался с иностранцами, живущими в Москве. Именно он познакомил Петра с Францем Лефортом, ставшим в дальнейшем его другом и сподвижником. Как отмечал русский историк В. О. Ключевский, был кравчий князь Б. А. Голицын человек умный и образованный, но «пил непрестанно» и, правя Казанским приказом почти неограниченно, «так абсолютно, как бы был государем», разорил все Поволжье. В момент просветления Б. А. Голицын, некогда знаменитый политик и вельможа, вскоре принял постриг во Флорищевой пустыни под Гороховцом, и 18 октября 1713 года под именем монаха Боголепа отошел в мир иной, оставив нам уникальный памятник архитектуры и своему честолюбию церковь Знамения.

Открытие церкви Знамения проходило пышно. На церемонию прибыл император Петр I с сыном Алексеем. 11 февраля 1704 года при огромном скоплении народа, собранного с окрестных деревень «на 50 верст расстоянием от Дубровиц», начались торжества по освящению храма. Длившиеся целую наделю, они завершились всеобщей трапезой за огромным праздничным столом, на убранство которого было затрачено 5000 рублей серебром, деньги по тем временам немалые. Прямо из Дубровиц Петр I отбыл в Петербург и больше никогда в этих местах не появлялся. Его старый «дядька» уже не принимал участия в государственных делах, «люто запил» и больше никого не интересовал.