Страница 45 из 57
Перед собранием я забежала на минутку к Настасье Акимовне и расцеловала ее. Но когда я разглядела ее; сердце у меня екнуло. Она была в тяжелом состоянии, более тяжелом, чем я думала... Лежала слабенькая, исхудавшая. У нее всегда были такие веселые голубые глаза, круглое полное румяное лицо, а теперь черты лица заострились, глаза запали и потемнели, и эта бледность, когда бледно не только лицо, а и шея и руки...
- Наверное, я не поднимусь,- проговорила она с горечью,- Ича так страдает...
Она нерешительно посмотрела на меня, и глаза ее наполнились слезами. Лицо искривилось. Ее тошнило. Я вытерла ей лицо, дала воды.
- Я позову дядю,- сказала я, испугавшись.
- Он был... зайдет еще. Это все ураган наделал. Когда судно тряхнуло и меня сбросило на пол, внутри у меня что-то лопнуло... Доктор-то делает все, что можно, да только... Слышь, Марфенька... по-моему, умру я!
- Да что вы, милая, хорошая! Не думайте так! Вы поправитесь. Пройдет время, и силы восстановятся. Все будет хорошо.
Мы все вас так любим. А сейчас я позову дядю. Если я вам буду нужна, велите меня позвать. Я буду за вами ухаживать.
Я еще раз поцеловала ее... и стремглав побежала за дядей. Но дядя уже шел к ней.
Собрание открыл Барабаш и предоставил слово начальнику экспедиции. Капитан сел в сторонке и смотрел в пол. Выглядел он мрачным и угнетенным. Похоже, что он не спал и эту ночь, чувствуя себя виноватым во всем: и в болезни жены, и в смерти матроса Лены Ломако, и даже в том, что случилось с "Ассоль". Неловко чувствовал он себя: капитан судна, пожизненно отведенного в "сухой док", который никогда не заполнить водой, разве что повторится роковое стечение обстоятельств, но тогда корабль безусловно погибнет.
Как его убедить, что в разыгравшейся трагедии он совсем не виновен?
Иннокентий был предельно краток. Напомнив нам задачи экспедиции научный поиск Течения и подробное изучение его, к которому мы едва приступили, он сказал:
- Поскольку нет никакой возможности вывести "Ассоль" на воду, то будем изучать течение с острова Мун.
Иннокентий коротко, но доходчиво обрисовал конкретные научные задачи, которые мы можем решить, находясь на острове. Работы будет много, так что надо всем подтянуться. К работе приступим немедленно. Затем слово взял капитан Ича. Меня вдруг бросило в жар: я подумала, что все эти месяцы в океане на любом собрании первым, естественно, всегда выступал капитан. А сегодня власть как бы перешла к Иннокентию, как будто капитан "Ассоль" уже не был больше капитаном. Но ведь его никто еще не снимал, и "Ассоль" существовала. Нехорошо, что и Барабаш и Щеглов забыли об этом.
Не знаю, задело ли это Ичу, по-моему, он был и выше этого да и не до самолюбия ему было.
Негромко и спокойно он сказал, чтоб к научным работам приступили дня через два, так как сейчас он объявляет аврал, который потребует участия всего личного состава корабля.
- Какой аврал? - удивился Иннокентий.
- "Ассоль" здесь, на суше, как бы парализована,- пояснил Ича,возможность стянуть судно на воду полностью исключена. Необходимо срочно принять меры для пуска и поддержания в действии важнейших устройств и механизмов судна. Прежде всего необходимо обеспечить питание судовых механизмов и котлов водой. Тогда "Ассоль" будет жить, пусть на земле... Будет отопление, тепло, свет, оживут приборы. Батареи, которыми мы сейчас пользуемся для освещения, скоро сядут...
Все смотрели на капитана с недоумением, Иннокентий понял:
- Ручей! Я вчера подумал об этом...
- Да, ручей. Будем перегораживать русло. Боцман, подготовь лопаты, ведра, доски - все, что нам понадобится для плотины. У нас там есть запас рукавиц, давай их. Пригодятся. И сапоги...
На этом собрание закончилось, начался аврал. На "Ассоль" остались Миэль, на которую возложили обязанности кока, и дядя возле Анастасии Акимовны.
Капитан уже выбрал место, когда мы еще спали, для плотины и теперь живо распределил обязанности. Харитон, Валерий, Шурыга и Ефим Цыганов рыли канаву для основания плотины, другие заготовляли камень, благо камней на острове Мун хватало. Третьи подтаскивали щебень и гальку. Мы с Барабашем таскали на самодельных носилках ракушки. Скоро их уже высилась громадная куча, но это была лишь сотая часть того, что нам понадобится.
Руководил работой капитан, но он и сам таскал камни, рыл землю, показывал, где что делать.
Сказать, что работа кипела, слишком слабое выражение. Не припомню за всю мою жизнь, чтоб люди работали с таким увлечением, как на этом аврале.
К обеду основание плотины было готово, рыть особенно глубоко не пришлось, так как у ручья было скальное основание.
Миэль накормила нас супом из мясной тушенки и ленивыми варениками, обещав к ужину блины.
После обеда приступили к возведению самой плотины. Мы ее закруглили, получилась каменная подкова. Она росла и росла - каждый слой камня обильно засыпали галькой и ракушками. К вечеру все так устали, что с ног валились, но настроение было хорошее - поработали всласть, и, главное, на земле!
Плотина была почти готова, за исключением середины, куда, сердито бурля, устремился ручей. Он фыркал, как рассвирепевшая кошка, и сбивал с ног. Меня перенес Иннокентий.
- Хорошо поработали,- сказал капитан,- завтра заложим трубу для спуска воды и закроем перемычку. Боцман, подбери трубу пошире.
На борту "Ассоль" нас встретил встревоженный дядя. Настасье Акимовне стало хуже, началось воспаление брюшины, она без сознания, требуется немедленное внутриартериальное переливание крови. Дядя взял Шурыгу за руку и смущенно обратился к нему:
- Знаю, дружок, вы устали; к тому же недавно давали кровь... но Настасья Акимовна может умереть.
- Да что вы, доктор,- вскричал Шурыга,- какой может быть разговор?! Раз для спасения нашего кока нужна кровь, так берите сколько надо. Что вы так на меня смотрите?
- Много надо... не меньше литра.
Шурыга присвистнул и несколько изменился в лице. Но сразу овладел собой.
- Я здоров как бык! Берите сколько надо.
- С условием, если вы завтра будете лежать.
- Да черта мне сделается! Ладно, доктор, буду лежать. Лишь бы спасти Настасью Акимовну.