Зорькина песня

— Ты молодец, Зорька, — сказала Галка, поспешно глотая лепёшку и деловито похвалила: — Ловко сменяла! Ещё дай!

— Не дам.

— Не дашь?!

Наташа скорчила гримасу и сразу отступила от Зорьки, будто боялась запачкаться.

— Ты что?! — вдруг очень естественно ужаснулась она, всплёскивая руками. — С ума сошла. Платье сменяла! Это же не положено!

— Подожди, — быстро сказала Галка, переводя жадный взгляд с банки молока на негодующую Наташу. — Чего ты, в самом деле? Ну, сменял человек, ну и что здесь такого?

Зорька благодарно взглянула на Галку. Выручает всё-таки. И с чего Даша взяла, что она нехорошая?

— Ты, кажется, забываешь, что я староста, — с упрёком сказала Наташа.

Галка досадливо поморщилась. Оглянулась по сторонам. Нинки возле вагона не было. Девочки даже не заметили, когда она исчезла.

— Зорька, давай пополам, а мы сменяем — тебе дадим, — деловито предложила Галка. — Верно, Наташа?

Наташа замялась, неуверенно покачала головой.

— А если узнают?

— Да брось ты! Давай, Зорька, ты для нас, мы для тебя…

Зорька обрадовалась. Вот здорово! И Даше молока больше будет. Галка притащила кружки. Они разделили поровну молоко и уселись на пороге вагона. Наташа ела медленно, аккуратно, отщипывая двумя пальцами крохотные кусочки лепёшки и запивая их маленькими глотками. Галка — быстро, не успевая пережёвывать.

— Зоренька, а ты почему не ешь? — ласково спросила Наташа. — Не хочешь?

— Ну да, не хочу! — Зорька с сожалением посмотрела на молоко, — это я Даше.

Галка посмотрела сначала на молоко, потом на Зорьку.

— А ты отчаянная… с тобой можно водиться, — сказала она. — Как ты тогда этого Сашку по голове чайником!

— Пусть не лезет, — гордо сказала Зорька и встала, — я сейчас, я только Даше отнесу.

Залезая в вагон, Зорька оглянулась и увидела Нинку. Она бежала к вагону в одних трусиках, прижимая к голому животу две большие лепёшки.

Зорька залезла на нары. Поставила банку с молоком на подушку перед Дашиным носом. Рядом — кусок лепёшки. Даша приподняла голову. Похлопала глазами, — наверное, решила, что всё это ей снится. Потом недоверчиво провела пальцем по краям банки.

— Правда, молоко, — удивлённо и радостно прошептала она, — белое… это… это мне?

Внизу послышался отчаянный писк Нинки.

— Не дам!.. Чего ты?! Сама иди меняй!

И негодующий голос Наташи:

— Жадина!

И тишина.

Интересно, что там такое? Зорька свесила голову. На порог вагона плюхнулся мешок. За мешком показалась потная, растрёпанная голова Мари и аккуратная, с крендельками косичек — Анки Чистовой.

— Ой, не можу, — сказала Маря, отдуваясь. — Пока паёк получили, все взмокли… Анка, где наволочка с сахаром? Вы чего такие тихие?

Нинка вскарабкалась на нары, быстро проползла к своему месту на коленях, всё так же прижимая к голому животу лепёшки, и юркнула под одеяло с головой. Повозилась, устраиваясь, потом высунула наружу острый нос и спросила, шамкая набитым ртом:

— Даша, хочешь лепёшечки?

Наташа и Галка как ни в чём не бывало подскочили к Маре, помогли ей подняться в вагон.

— Маренька, милая, — ласково затараторила Наташа, — а мы тебя ждали, ждали, хотели уже на помощь идти… Устала, бедненькая? Анка, давай помогу.

— Обойдусь, — сказала Анка, отстраняя от себя Наташину руку.

Наташа отступила, обиженно передёрнула плечами. Маря села на опрокинутое ведро, замахала перед красным лицом ладонями, шумно дыша.

— Ф-фу, жарища клятая! — И осуждающе добавила: — Не гоже так, Анка. Наташенька до тебя всей душой, а ты грубишь… Обе дивчины хоть куда, а не дружите меж собою. И чего не поделили?

Глава 12. Карты на замке

Ребята тесно сбились в кучу возле печки. Они так близко расселись и разлеглись друг возле друга на полу, что трудно было разобрать, где чья рука, где чья нога.

— Сашка, иди к нам, расскажи что-нибудь, — позвал конопатый Генька, — скучно…

— А ты помечтай о невесте, — насмешливо сказал Саша.

Ребята одобрительно рассмеялись. Генька вспыхнул.

— Ну чего ты привязался? Невеста, невеста… Нужна она мне! Я этот женский пол терпеть ненавижу!

— Да ну? — притворно изумился Саша.

Он любил подтрунивать над доверчивым, как овца, Генькой. Тем более, что Генька к каждому слову относился серьёзно и совсем не понимал шуток.

— Да ведь и ты ей не очень-то нужен, — заметил Саша.

— Это почему? — подозрительно спросил Генька.

— А что в тебе хорошего? Одни веснушки…

Генька самолюбиво напыжился.

— Да я… Да она… — От возмущения он растерял все слова и только поводил вокруг выпученными глазами.

— Женишься? — вкрадчиво спросил Саша.

— Женюсь! — заорал Генька так уверенно, словно свадьба была назначена на завтра.

— Вот это да!

— Жених!

Генька растерянно переводил взгляд с одного смеющегося лица на другое. Постепенно до него начал доходить весь комизм положения, в которое его так хитро втянул Саша. Он почесал затылок, вытер нос указательным пальцем и сказал беззлобно:

— Да ну тебя, Сашка, всегда ты придумаешь чего-нибудь, лишь бы посмеяться над человеком. Прямо не знаешь, как с тобой разговаривать.

Хохот мальчишек разбудил Веру Ивановну. Она обеспокоенно подняла голову, потом села, оправляя халат.

— В чём дело, ребята?

— Да вот… Сашка опять Геньку разыграл, — давясь смехом, объяснили ребята.

Вера Ивановна улыбнулась, посмотрела на часы, достала из-под подушки книгу.

Саша добродушно похлопал Геньку по спине.

— Не горюй, не дадим мы тебя в обиду. И верно, зачем она тебе — такая?

Генька окончательно успокоился.

— А то! Прямо лягушка какая-то, а не девчонка… Во, ребята, случай со мной был! Идём мы с Мишкой, братаном, в ночное на рыбалку, а…

Саша повернулся к открытой двери и стал смотреть, как бежит мимо вагона земля.

«Действительно, лягушонок, — думал Саша. — Рот до ушей, хоть завязочки пришей, и глаза круглые, как коричневые пуговицы… А за себя, видно, постоять умеет. Как она меня! — Саша усмехнулся. — Что ж, сам виноват…»

В степи было безветренно. Быстрый дождь плеснул по вагонам и пропал. Паровозный дым висел в неподвижном воздухе желтоватыми клочьями. Запах дыма перебивал свежий запах вспаханной, смоченной дождём земли.

— Сашка, ты чего сидишь, как лунатик? Я думал, ты спишь…

Саша повернулся к Геньке.

— Думаю. Коля-Ваня один уехал… Трудно ему будет. Он же совсем больной.

— Думай, не думай — только без него мы пропали! — Генька оглянулся на Веру Ивановну и добавил шёпотом: — Крага вчера грозился: «Николай Иванович либе… либел…»

— Либерал?

— Во! — обрадовался Генька и тут же удивился: — У тебя. Сашка, язык, что ли, по-особенному устроен? И как ты их только выговариваешь?

— Ну давай рассказывай дальше, что было, — нетерпеливо заговорили ребята.

— Так я и рассказываю. Я себе, значит, иду на станцию сводку послушать. Наши навтыкали Гитлеру под Тулой, будь здоров и не кашляй! Мильон танков взяли в плен!

— Правда?!

— Точно! Сам слышал, как Левитан рассказывал!

— Генька, ты же про Крагу хотел, — напомнил Саша.

— Так я же про то и говорю… А Крага идёт с нашей, — Генька скосил круглые глаза на Веру Ивановну и перешёл на еле слышный шёпот. — Она голову опустила, а Крага долбит своей палкой, как дятел: «Николай Иванович с вами либе… В общем, распустил вас… родной отец!»

— Это он про Колю-Ваню так?! — возмутились ребята.

— Тише, — зашипел Генька, — говорит: «Я дисциплину наведу!» Почему, мол, про драку не доложили? Это про лягушонка, когда она Сашку по голове чайником тюкнула…

Вера Ивановна подняла голову, прислушалась к шёпоту Геньки. Саша незаметно подтолкнул его.

— Ты чего? — удивился Генька. Оглянулся. И невинным голосом затянул: — Верванна, есть охота, аж кишка кишке марш играет.

— Кто у нас сегодня дежурный? — спросила воспитательница.