Страница 20 из 22
Виктор Федорович подошел к зеркалу, покрутил головой, как тыквой перед разрезом и нашел, что Анна права, и сам направился в кабинет, где дремала молодая женщина в белом халате парикмахерша. После её услуг он снова стал перед зеркалом, отражающим его в полный рост и, как обычно, сложил ручищи и произнес: виноват, простите.
– Хорошо у вас получилось, Виктор Федорович, даже отлично, только вы забыли опустить голову, сделать наклон, а наклон вы можете сделать классический: у вас живота нет. Вот сделайте, попробуйте, я посмотрю. Так, так, отлично, молодчина. Сенатор достоин таких почестей. Я тоже хотела бы так сложить свои ручки, как вы, но у меня, к сожалению, не тот статус. Скорее, я буду все время приседать и делать губами чмок – чмок. Как вы думаете, Виктор Федорович, ведь Маккейн, после вас конечно, мужчина – во! Ну, я побежала.
За считанные минуты она обошла все кабинеты администрации президента, и даже не здороваясь, всем объявляла судьбоносную новость: Маккейн едет! Приводите себя в надлежащий вид.
Виктор Федорович тоже стал нервничать. Он как бы чувствовал, что Маккейн его не жалует. Полгода тому, когда он был у Бардака, Маккейн тыкал в него пальцем и, не подавая руки, произнес:
– Ти есть москал. А ми москал чик-чик.
«Ну, вот сегодня, я усажу его в мягкое кресло, предложу чашку кофе с коньяком и мы поговорим по-дружески. Я постараюсь убедить Маккейна в том, что мой взор, взор президента страны, направлен не на восток, а на запад, на запад, где размещены мои капиталы, – размышлял президент. Потом ему пришла идея отказаться от подписанных в Москве договоренностей, если сенатор Маккейн затронет эту тему. – Я поспешил с этим договором и кредитом тоже. Америка богаче России, она могла бы отвалить не три миллиарда долларов, а все тридцать».
Как и Анна Герман, он ждал завтрашнего дня.
Когда стрелки показывали два часа, президент засобирался в аэропорт. Ведь надо было встретить великого человека современности.
– Анна, позвони в Борисполь, узнай точное приземление самолета из Вашингтона.
– Сию секунду, сейчас, сейчас, прямо набираю, вернее, жму на кнопку. Алло, Алло! Уже прибыл, о боже. Виктор Федорович, сенатор Маккейн уже приземлился. Его встретил Яйценюх, представляете, какой пассаж! Как он посмел? Яйценюх! Это долговязое ничтожество встречает самого Маккейна. Но мы упустили, надо признать. Нам с вами надо было подъехать к взлетной площадке, уже давно надо было там быть, а мы…, эх мы!
– Но разведка мне донесла, что самолет с Маккейном прибывает в Киев в 16 часов. Тут что-то не так, тут заговор какой-то. Мне докладывают, что Яйценюх не вылезает из посольства США в Киеве, он часто там и ночует. Это посол Пейетт пустил пушку, что в 16 часов самолет с Маккейном должен приземлиться в аэропорту Борисполь. А он приземлился раньше на два часа.
Президент тяжело вздохнул. Это была нехорошая новость. Должно быть, Америка сделала ставку на этого долговязого Яйценюха, такую его мать. Не зря он так нагло ведет себя не только на улице, но и здесь, в кабинете президента, когда ведутся переговоры об урегулировании взрывоопасной обстановки. Яйценюх пищит и даже размахивает руками, а Тянивяму посмеивается и смотрит на президента, как на убитого медведя.
Прошли еще два часа. Маккейна все нет. Где он, Маккейн?
Президент нажал кнопку.
– Начальник службы безопасности генерал Якименко у телефона, – раздалось в трубке.
– Где сенатор Маккейн? Ты располагаешь такими сведениями?
– Он сейчас на Майдане произносит речь со сцены. Его внес на сцену наш Геракл Клочка. Маккейн клянет Россию, обвиняя ее во всех смертных грехах, и заверяет майдановцев в том, что при помощи Америки бандеровцы скоро будут шествовать по улицам Москвы. Ему надели лавровый венок на белую голову, а тройка в составе Яйценюха, Клочка и Тянивяму на коленях вылизывают ему ботфорты на глазах у публики. Тянивяму старается, как никто, все норовит обнажить анус и навести там блеск. Дело в том, что этому жиду американцы не предлагают никакой должности в будущем правительстве из-за его ярко выраженных националистических взглядов. Правда, в толпе не все воспринимают его всерьез. Раздаются возгласы: не бреши, старик. Хватит трепаться, янки.
– Это хорошо. А какие намерения Маккейна? Я ведь его тоже жду.
– Вряд ли дождетесь. Ястреба Маккейна опекают руководители оппозиции. Похоже, он к ним и прилетел. И не только это.
– А что? что? говори, докладывай.
– Похоже, Америка сделала ставку на этих ублюдков.
– Не может этого быть. А насчет ястреба будь осторожен, генерал. Какой же он ястреб, если…, если…у нас там миллионы.
– Будьте осторожны.
После сумбурной речи со сцены Майдана, Маккейн осмотрел разношерстную толпу, даже жал ручки дамам, выразил восторг баррикадам из мешков со снегом и обильно поливаемых водой, взобрался на возвышенность, специально приготовленную к его приезду. Но будка показалась неудобной, не на возвышенности, как ему хотелось, он поморщился и произнес:
– Будка выше, будка – второй этаж, брать кукер (бинокль) и смотреть толпа.
– Сейчас доставим будку и еще одну будку. Положим одну будку на другую, получится второй этаж. Ты – коротконогий, тебе надо повыше, это видно. Она остеклена, там тепло. Подведем туда ток, ввернем лампу, вы поднимитесь наверх и будете глядеть в бинокль. Бинокль сейчас купим. Хороший бинокль стоит тысяча долларов. У меня деньги есть, – сказал Яйценюх, который только вчера в посольстве США получил пятьсот миллионов на нужды революции.
– Окей, окей. Ти, Крилка, Кролка есть наш чьеловэк.
Через сорок минут все было готово. Майдан был освещен прожекторами, люди, как пешки на шахматной доске в непонятной одежде, похожей на одежду аборигенов, передвигались с места на место: они мерзли и чтоб окончательно не замерзнуть, передвигались по заполненной народом площадке.
Сенатор Маккейн смотрел на эту уродливую картину с высоты полета голубя, копающегося в мусорном баке, и получал удовольствие. Ему казалось, что эти дикари не знают страха и жалости. Жаль, что он уже дряхлый старик, а то стал бы во главе этих аборигенов и прямиком на Москву. Москва бы точно не устояла.
Он любовался минут тридцать, а потом понял, что это скучное занятие. К нему тут же подбежал Яйценюх и спросил:
– Хотите посмотреть еще один палаточный городок. Там собрались последователи президента Януковича. Пойдем, пообщаетесь.
– Мой не планировал смотр бандит Янукович.
16
Пора браться за дело, решил посол США в Киеве Пейетт Джефри и дал указание руководству Майдана демократическим путем захватить ряд других зданий после киевской мэрии, а также занять улицу Грушевского, а там до Верховной Рады рукой подать.
Демократическим путем была вынута брусчатка на площади Независимости, привезены, бог весть откуда, возможно, из предгорья Карпат булыжники, способные проломить голову, защищенную каской, заточена арматура, туристические топорики и всякий хозяйственный инвентарь с острыми наконечниками, и самое демократическое оружие – коктейли Молотова.
– Демократическим путем вы будете разбивать головы работникам правоохранительных органов, – поучали демонстрантов Яруш, Этинзон, Бакай и Вальцманенко. – А коктейлями Молотова будем их сжигать живьем тем же демократическим путем. Пусть москали знают, что такое демократия.
Эти лозунги так понравилось демонстрантам, что они стали рассматривать коктейли Молотова и называть их на американский манер – «демократик», а булыжники, помещенные в плетеную сетку и прикрепленные к длинной веревке, которые предназначались для крошения черепной коробки – оружием пролетариата.
Мощные биты тоже получили такое название и орудовали ими на демократический манер: каски не выдерживали удара, страж порядка получал удар по голове и падал замертво. Демократические биты могли переломать руку или ногу. Но мгновенную смерть приносили булыжники. От них невозможно было уберечься: обязательно попадет кому – то по голове и страж порядка падает замертво. Таким образом, стражи порядка оказались беззащитными перед бандеровцами. Они, безоружные, погибали за президентскую власть в то время, когда президент угощал кофе и шампанским какую-нибудь кривоногую красавицу Эштон и все время произносил: виноват и складывал перед ней ручки.