Страница 17 из 22
– О знакомое лицо, – сказал Крыса. – Что если его исполосовать лезвием вдоль и поперек? А затем обработать соляным раствором. Что ты на это скажешь Ехремов, руководитель партии предателя украинского народа Януковича.
– Я ни в чем не виноват. Кроме того…, я позвоню сыну, он выделит пятьдесят тысяч баксов для вас лично и столько же Щокину, прокурору.
– Не откажусь от такой благодарности. Эй, вы, снимите наручники с Ехремова. Уведите его, напоите чаем, а я к Генеральному, к Виктору Ивановичу.
К Генеральному не так просто было пройти, но следователь Крыса, на то он и крыса, пролез…вслед за секретаршей Клавдией, которая, благодаря своей молодости была так хороша, что Щокин вызывал ее бессчетное количество раз в течение рабочего дня.
– Важное сообчение для правоохранительной системы, – сразу произнес он, – не терпящее отлагательств.
– Клава, подожди, извини. Крыса выйдет, сразу же заходи.
– Пане генерал! Этот жлоб Ефремов предлагает лично для вас пятьдесят тышш доллалов. Разумеется, его сразу же придется отпустить. Думаю: это довольно сладкий пирог, нельзя отказываться.
– А ты сколько получишь?
– Ну, тышшонку, не более того.
– Знаешь, Крыса, Ефремов слишком крупная фигура, он себя недооценивает. Ты ему так и скажи. Его надо пощипать и основательно. А посему есть такой вариант: его предложения остаются в силе. Тебе тышшу, а мне 50 тышш, а потом отвези его в Печерский суд, пусть там выложит четыре миллиона гривен на развитие судебной системы. И пусть гуляет. Спустя недельку снова посадить и снова в Печерский суд. Сколько сможет, пусть выкладывает. Понял, Крыса?
– Так точно, понял.
– Ну, все. Когда баксы будут?
– Как только…
– Гляди, не подкачай, а то сам очутишься в камере.
– Сохрани Боже.
– То-то же.
Ефремов выложил сто тысяч долларов и еще 3,6 миллиона гривен, а потом еще 60 тысяч. Это все, что у него было, у его сына, у его супруги, в семейном бюджете вообще. Зато он избежал пыток, тюремной решетки и всевозможных издевательств. Теперь он мечтал уехать в Россию, но не мог, у него отобрали все документы, какие только у него были и взяли подписку о невыезде из Киева. Эта мера бессрочная. Если его только упаковать в чемодан и вручить супруге. А вдруг на таможне потребуют открыть чемодан, вот в чем проблема.
Остальные члены партии Януковича, правда, далеко не все, так или иначе, отправились на тот свет искать правды и справедливости. С некоторыми просто не стали возиться и начали отстреливать как дичь. В число «насмерть осужденных» попал и украинский журналист, писатель Олесь Бузина. Как писатель, он прославился тем, что издал книгу под названием «Вурдалак Тарас Шевченко», где впервые в мировой критике, слишком раздутый авторитет Шевченко подвергся сомнению, а творчество поэта, его несколько скверный хохляцкий характер, беспощадному разоблачению и осуждению. Щирые младшие братья, не смогли простить такого отношения к своему кумиру.
Раскрыть внутренний мир этого человека очень трудно, можно только обойтись общими фразами, можно только сказать, что… Олесь Бузина был чистокровный хохол, но это был умный хохол, может быть единственный не зомбированный, может быть единственный, кому было дано свыше разобраться в безумном мирском водовороте.
И это дало ему такое благо, в результате которого он смог увидеть своих зомбированных земляков и будущее своей заблудшей Родины, которую он так любил.
Может таких, как Бузина, было всего лишь два человека в сорокамиллионном государстве, а может, десять, а может сто, но никак не больше. Ведь если собрать цвет украинской нации, а это почти полтысячи депутатов Верховной Рады, президента и его администрацию, долговязого рыжего Яйценюха и членов его правительства, то это тоже полтысячи, то найдется ли там Олесь Бузина? Нет, конечно, даже тени его невозможно увидеть, ибо всего лишь один волос, упавший с головы Бузины, в миллион раз ценнее для Украины, чем зомбированные отцы нации. Все они уйдут в небытие, их забудут, как прошлогодние листья, а имя Бузины останется в истории страны.
Злодейское убийство Бузины тупоголовыми украинскими нацистами вызвало волну возмущения в Европе и докатилось до ООН. Кажется, только американцы обрадовались, но кто скажет, что американцы блещут умом? Разве что Вальцманенко, Яйценюх и другие члены хунты. Они от американцев в неописуемом восторге. И в рабской преданности.
17
Света Даваленко не знала своего отца и к двадцати пяти годам совершенно потеряла интерес к вопросу, мучившему ее долгие годы, кто у нее отец и где он сейчас находится. Она живая, крепкая, сама мать четверых детей от разных мужиков, которым уже потеряла счет, не бедствовала. Государство заботилось о матерях – «одноночках», – выплачивало на каждого ребенка приличную сумму. Если учесть, что Света расходовала на малышей мизерную сумму, то выходило, что она прилично зарабатывала. Обычно грех происходил под выпивку в стоячем положении, где-нибудь у дерева, забора, за углом дома или курятника; кавалер оставался у нее на ночь совсем бухой, а на кровати было не поместиться: там лежали малыши, занимая все место. Так и жила в свое удовольствие: пила, гуляла направо и налево, благо, что государство исправно выплачивало деньги, не проверяя, куда она их тратит.
В декабре, когда бушевала революция в Киеве, а детишки находились в интернате, Света, лежа в кровати, сладко потянулась и почувствовала сильный позыв к тому самому греху.
«А что если махнуть на Майдан? Там мужиков полно. Да я даже на групповуху соглашусь. Еще и деньжат подбросят».
Эта умная мысль током пробила ее мозг. Она вскочила и начала собирать чемодан, считать деньги, надо же было на дорогу, да еще навести марафет. Как без него? Ночь она дурно спала, а утром уже топала к автобусу, который доставил ее на железнодорожный вокзал. Это был понедельник. А в среду Света уже стояла у входа на Майдан. Всякие дебилы смотрели на нее, как коты на сало, но не всякий решился подойти. Командир десятки проходил мимо, неожиданно повернул голову и сказал:
– Эй ты, сучка, никуда не уходи. Сифилисом не болела, гонореи у тебя нет? Тогда стой здесь. Я передам сумку с коктейлями Молотова и тут же вернусь.
– Морда у тебя, как у козла, но там, промеж ног, что-то есть. Ты хороший жеребец?
– У меня до колен.
– Тогда я стою, жду. А как тебя зовут?
– Юзеф.
– Ну, Юзеф, торопись.
Юзеф вернулся, взял ее за руку, отвел в палатку и плотно закрыл вход. В палатке было зловонно и холодно.
– Замерзну я тут у тебя.
– Ничего с тобой не случится, выпей сто грамм, снимешь трусы и станешь на четвереньки, как сука, и я в тебя войду, как кобель. Каждая баба сука, каждый мужик кобель.
Света сделала все, как ей приказали, и было не только хорошо, но и жарко.
– Вода есть? – спросила она.
– С водой напряг.
– А как же гигиена?
– Э, брось, какая еще гигиена? Революция – вот твоя гигиена.
– Сколько платить будешь?
– Двести гривен в месяц.
– Это мало.
– Я сказал в месяц? Обшибся. Двести в день.
Юзеф собрался уходить. Уже вечерело. В палатке горела свеча, поэтому стоял полумрак.
– Почему уходишь?
– Я не могу с тобой тут оставаться, когда мои товарищи там, рискуя жизнью, мерзнут. Побудь одна. В двенадцать ночи все погружается в сон. Тогда приду, согрею тебя.
– А ужин?
– Сейчас принесу картошку, капусту, колбасу, хлеб, а ты приготовишь что-нибудь к этому времени. Если замерзнешь, тяни коньяк. Непочатая бутылка в тумбочке.
Света осталась одна, прикладывалась, согрелась. Спряталась под одеяло, под два одеяла и заснула. Проснулась в три ночи, потянуло по маленькому. Свеча давно догорела, в палатке было темно и холодно. Она присела в углу и выпустила жидкость, а потом спряталась под одеялами. Утром, когда стало совсем светло, явился другой майдановец, ниже ростом и шире в плечах. Он разделся до нижнего белья и полез под одеяло, взобрался на Свету.