Страница 64 из 82
— Это для меня слишком сложно.
— Врешь, Плотникова, для тебя все очень понятно. Даже понятней, чем мне.
Он помолчал, и Аня благоразумно не прерывала его молчания.
— Хорошо. — Штром резко поднялся. — Я еще раз к Деду съезжу, а ты, Плотникова, посиди и подумай.
Она снова оказалась в коридоре. Ожидание продлилось несколько часов. По коридору ходили какие-то люди, на Аню никто не обращал внимания, а она ни о чем не думала. Мозги ее отключились, она словно спала наяву, мысли и мутные образы плавали в сознании, не задевая никаких чувств. На время она не обращала никакого внимания, поскольку оно то ли остановилось, то ли проплывало мимо нее.
Штрому пришлось встряхнуть ее за плечо, когда он вернулся.
— Иди, Плотникова, назовешь внизу свою фамилию, и тебя выпустят. И помни, что я сказал: исчезни. Сегодня же и навсегда. Прощай.
Аня встала и двинулась по длинному тускло освещенному коридору к лестнице.
На улице было темно и ветрено. Выпавший утром снег таял под ногами. Аня взглянула на часы. Оказалось, что пошел уже седьмой час вечера.
Сармы дома не было. Аня не сразу нашла ее записку на круглом столе в своей комнате. Корявым почерком и с кучей ошибок было написано:
«Анна! Ты прекрасная девчонка, и спасибо тебе за все! Мы с Иваром поехали за деньгами, будем часов в десять, так что никуда не уходи! Как я рада! Да, твой Олегушка был в полдень, посидел, мы перекусили и немного выпили. Он тебя не дождался, ушел и будет звонить вечером. Целую. Сарма».
Аня не понимала, отчего Сарма счастлива и почему она, Аня, стала причиной этого счастья. Безвольно переставляя ноги, она добралась до дивана и подумала, что, может быть, есть записка и от Олега. На тумбочке около дивана ничего, кроме книжки на английском, не было.
Совершенно машинально Аня выдвинула ящик, хотя записки там быть не могло, и непроизвольно открыла шкатулку, где хранила свои ценности.
Шкатулка оказалась пустой. Ни золотого браслета дяди, ни ее побрякушек из серебра, ни сберкнижки.
Аня туповато смотрела на шкатулку, пытаясь вспомнить, куда она переложила все свое богатство, заглянула в сервант, но ничего, кроме документов и писем, не обнаружила. Какая-то смутная догадка мелькнула в ее сознании, и Аня пошла к телефону. Номера Виктора она не вспомнила, но нашла его на стенке.
Трубку подняла Раиса Андреевна, сразу возликовавшая:
— Ой, Аннушка, что ж это я вас так давно не видела и не слышала?! Вы меня огорчили! Эта гнусная Галина просто обнаглела! Представляете, на той неделе…
— Раиса Андреевна, — монотонно произнесла Аня, — Виктор дома?
— Витенька убежал полчаса назад. Не знаю, куда, но…
— Но?
— Но я случайно слышала, как он говорил по телефону. Судя по всему, он пошел провожать кого-то на вокзал! По-моему, уезжает этот ужасный Олег! Я, откровенно говоря, очень рада, потому как…
— Куда он уезжает?
— Ну, я же не подслушиваю чужих разговоров, Аня! Куда-то уезжает и, как мне показалось, навсегда! Такое событие меня…
Аня положила трубку.
Она вспомнила, что и московские, и ленинградские поезда отправляются с вокзала по вечерам.
Аня оделась, вышла из дому и сперва неторопливо, а потом почти бегом ринулась на вокзал.
По табло информации в кассовом зале она определила, что ленинградский поезд отправляется через двенадцать минут.
По лестничным переходам она взлетела на перрон, метнулась к головному вагону и сразу увидела Виктора. Слегка растерянный, он озирался по сторонам и, заметив Аню, крикнул радостно:
— Вот и ты! А Олега нет! Сказал — второй вагон, десять минут осталось, так и опоздать можно!
— Куда он едет?
— Да на чей-то день рождения в Питер! То ли брата, то ли свата! Он у меня свою зажигалку «ронсон» забыл, просил поднести! Слушай-ка, я что-то засомневался! Может, он сказал двенадцатый вагон, а не второй? Давай жди здесь, а я побегу!
Он тут же ринулся вдоль перрона. Аня посмотрела ему вслед, рассеянно отвернулась, скользнула взглядом по параллельной платформе — в свете фонарей мелькнула знакомая шапка. Мелькнула и тут же исчезла в потоке людей, двигавшихся вдоль дизельного поезда, уходящего неизвестно куда.
Ане показалось, что ее будто ударили. Ни о чем не думая, она бросилась к переходу и, на кого-то натыкаясь, кого-то сбивая, взлетела на противоположную платформу.
Не разбирая дороги, Аня бежала вдоль вагонов и уже в середине состава увидела шапку.
— Олег! — крикнула она что было сил.
Он уже стоял около проводника и подавал ему билет. В руках всего лишь небольшая сумка.
— Олег, — тихо повторила она.
Первого пронзительного крика он не услышал, а на едва прошелестевший шепот обернулся.
Тяжелое лицо его дернулось, он оставил билет в руках проводника и шагнул ей навстречу.
— Олег, не уезжай! — задыхаясь, проговорила она. — Не уезжай, все будет хорошо. Я тебя люблю. У нас все есть, есть деньги, мы за все заплатим и уедем вместе.
— Пошла отсюда вон, проститутка! — скаля зубы, проговорил он. — Вон, сука!
— Подожди, ты же не понимаешь! Тебе не надо никуда ехать, я все сделала, я все уладила, мы будем вместе и уедем, куда хочешь…
— Я — с тобой? Да что ты мне дашь, кроме сифилиса? Иди, валяйся по кроватям со своими близнецами, со стариками, с иностранцами, с кем хочешь! Да меня блевать тянет, едва я тебя вижу!
До нее не доходил смысл его слов, она на них даже не обижалась, не чувствовала несправедливости, потому что все сказанное было правдой, а имел ли он, Олег, право это говорить, она решить не могла.
— Ну да, да, все так! Я что хочешь для тебя сделаю!
— Ты мне не нужна, падаль!
Проводник громко крикнул:
— Отправляемся, молодой человек! Целуйте вашу девушку и если едем, то едем!
Олег быстро оглянулся. Потом повернулся к Ане и незаметным резким движением ударил ее локтем в солнечное сплетение. У Ани перехватило дыхание, на миг промелькнула мысль, что все происходит совершенно не так, как ей сейчас представляется, что все совершенно по-другому, но, пока она пыталась разобраться в этой путанице, поезд дернулся, снялся с места, застучал колесами, и поплыли мимо квадраты освещенных окон, а потом стало пусто, невыразимо тихо.
Боль под ребрами отпустила. Аня отвернулась от огней исчезающего в темноте поезда и пошла к лестнице.
Она не сразу узнала Виктора, который уже внизу схватил ее за руку.
— Слушай, Анька, я ни хрена не понимаю! На том перроне ты его, что ли, нашла?
— Да… Он уехал, — безжизненно сказала она.
— Куда?
— Не знаю.
— Подожди, этот дизель направляется, кажется, в Калининград. Или в Вильнюс?
Она посмотрела ему в глаза и вдруг засмеялась.
— А ты знаешь, он меня ограбил. Все взял. Браслет, кольца… Даже сберкнижку. Зачем?
Виктор остановился и выпрямился.
— При желании получить деньги по чужой сберкнижке не так уж и сложно… Ты ничего не путаешь?
— Он был должен двенадцать тысяч долларов… За это его хотели убить. И он убегает.
— Двенадцать тысяч? Убить его хотели?! — Виктор завыл, словно зверь. — Вранье это, Аня! Он мне по пьянке сознался, что в Питере в университете у своего товарища плащ украл! И пропил! Товарищи без всякой милиции выгнали его! Избили и выгнали! Черт возьми, какая же сволочь! Ведь это он у меня из хаты отцовские золотые часы спер, тогда, в августе, когда мы с тобой познакомились! А я все мучился: кто? На Галку думал, на тебя, на других девок, а он мне в расследовании помогал! Ну уж нет, гад, так дело не пойдет! Стой здесь и жди меня!
— Зачем?
— А затем, что я сейчас сбегаю в отделение вокзальной милиции и все сообщу! Его снимут с поезда через полчаса! Всякую подлость надо карать! Жди!
— Да, конечно, — ответила Аня, не соображая, с чем соглашается.
Виктор исчез, а она побрела неизвестно куда и очнулась уже далеко от вокзала. Оглянувшись, обнаружила, что идет куда-то к центру, поскольку увидела громоздкое здание оперного театра. Она приостановилась, соображая, куда же двигаться дальше, и в тот же миг около нее резко тормознули синие «жигули», кто-то быстро выскочил из них, схватил ее за руку и в одно мгновение затолкал Аню в салон на заднее сиденье. Она упала грудью на чьи-то колени, дверца захлопнулась, и машина тут же сорвалась с места.