Широки врата

У Ланни здесь появился шанс, только один шанс, что судьба подарила ему. Он не должен упустить его. «Хосе, могу ли я поговорить с вами?» — тихо спросил он.

«Это очень опасно, Сеньор». — Мужчина снова посмотрел в сторону двери, несмотря на то, Ланни он закрыл её после того, как впустил его в комнату. — «У меня есть обязанности, сеньор, и если я задержусь, это вызовет подозрение».

— Я буду говорить быстро. Я человек, который не хочет видеть, как убивают людей. Я родом из страны, где люди свободны, и там можно говорить, что думаешь.

— Я знаю это.

— Я очень хочу, поговорить с тем, кто понимает мой образ мышления. Я мог бы хорошо оплатить ваше время.

— Я знаю, сеньор, но это было бы опасно для нас обоих. Я человек, за которым очень внимательно наблюдают.

— Вот поэтому вы меня интересуете. Вы не могли бы прокатиться со мной в моей машине?

— Не могу, сеньор. Если они увидят нас, они меня расстреляют.

— Разве нет такого место, где мы могли бы встретиться в ночное время, если я обещал бы быть очень осторожным и убедился, что за мной не следят?

— Они следят за всем и за всеми. Я хромой, и мне трудно передвигаться, чтобы остаться неузнанным.

— Я посещаю дома разных людей в этом городе, и я не думаю, чтобы за мной следили. Сразу за домом алькальда растёт большой дуб, под ним очень темно. Если я припаркую машину там в десять часов этим вечером, то я не думаю, что кто-нибудь заметит, оставил ли я там машину или кто сидит на заднем сиденье. Если проходя мимо, вы смогли бы быстро влезть в машину, то я мог бы запереть двери, и мы тихо поговорили бы, как мы делаем это сейчас. Я не думаю, что это кто-нибудь заметил. Если вы пройдёте мимо, ничего не говоря, я пойму, что за вами следят, и я не буду говорить с вами. Вы можете вернуться позже, и можете быть уверенным, что я не буду обращать на вас внимание, пока вы не войдёте в машину.

— Очень хорошо, сеньор, я постараюсь сделать это, но вы должны знать, что это может стоить мне жизни, если произойдёт ошибка.

Ланни провел день, изучая руины мавританской крепости Касереса, теперь используемых в качестве водохранилища. Но пока он сидел, делая вид, что исследует искусно вырезанные колонны, он размышлял о рискованном шаге, который собирался сделать. Человек может быть искусным агентом, посланным узнать о нем. Он может быть негодяем, который будет брать деньги Ланни, а затем продаст его. Он может быть трусом, лжецом, шантажистом, кем угодно, кто может принести вред человеку, который был один во враждебной стране в условиях войны. Ланни пришлось столкнуться с тем, что всё, что он делает, может быть признано шпионажем, ни меньше. И если они поймают его, то это может грозить расстрелом.

Но он не уедет, не сделав попытки. Вряд ли ему представится ещё один шанс, как этот. Эпизод с радиоприемником выглядел естественным, и отказаться от такого шанса означает гневить судьбу. Насколько он должен доверять этому человеку? Должен ли он попытаться, чтобы человек выдал себя, если он был шпионом? Возможно, делая так, Ланни испугает его и сделает подозрительным. Может быть, разумнее было бы прийти прямо с правдой и завоевать доверие человека. Как генерал планирует сражение, так и Ланни стремился предусмотреть все непредвиденные обстоятельства и спланировать, как на них ответить. В своем уме он вел воображаемые разговоры, но беда была в том, что он мало знал об этом хромом официанте, и не смог придумать много вариантов разговора.

В назначенный час Ланни сидел в темноте под старым дубом на заднем сиденье автомобиля, ожидая и слушая шаги. Дверь автомобиля была приоткрыта, так что её можно было открыть быстро и без шума. Несмотря на это, он вздрогнул, когда без предупреждения дверь открылась и темная фигура проскользнула на сиденье рядом с ним. Дверь была закрыта, опять же без звука, показывая, что человек что-то знал об автомобилях. — «Всё в порядке, сеньор».

— За вами не следили?

— Я не думаю, но говорите тихо и быстро.

— Я не знаю вас, Хосе, но я предполагаю, что вы честный человек, и я могу доверять вам. Я прошу вас дать мне слово, что вы никому не расскажете, что я вам собираюсь сказать. Я даю такое же обещание, что ничто и никогда не заставит меня сказать слово о вас, или раскрыть, что вы мне скажете. Договорились?

— Да, сеньор, вы можете доверять мне в этом. Но вы должны знать, что я бедный человек, и калека, и я нахожусь в плохом положении. Они посадили меня в тюрьму и почти приговорили к расстрелу прошлым летом, когда они взял Касерес. Только мой хозяин смог спасти меня. Ему было нелегко найти человека, который будет работать так много, и кто знает, что желают дамы и господа, и кто может немного говорить на разных языках.

— Они здесь расстреляли много человек?

— Сотни, сеньор. Они расстреливали тех, у кого были синяки на плечах, доказывающие, что они стреляли из винтовок. Они расстреливали тех, кто пах порохом. Они расстреливали тех, у кого были враги, которые донесли, что они имели дело с красными, или продавали им товары, или что-то ещё. Они все еще расстреливают каждую ночь.

— Я слышал выстрелы и интересно, это был расстрел.

— Прошлой ночью они расстреляли школьную учительницу, по их словам, она была шпионкой. Она пряталась в водоводе в течение длительного времени, и двое ее учеников приносили ей еду. Вчера кто-то услышал, что один из детей сказал: Я должны взять колбасу учительнице. Солдаты проследили за ребенком. Вот такие дела, сеньор.

— Я пытался найти кого-нибудь, кто бы поговорил со мной, но без успеха.

— Они не знают, что с вами, сеньор. Некоторые из них уверены, что вы являетесь агентом, но они не знают, на чьей стороне. Другие считают, что вы просто один из тех богатых американцев, которые имеют много денег и делают странные вещи с ними.

Ланни начал свою историю, отклоняясь лишь незначительно от фактов, чтобы усилить её романтические аспекты. Он сказал:

«У меня есть молодой друг, англичанин, благородный и щедрый сердцем парень. Его отец друг моего детства, и я наблюдал, как он рос. С самого детства я думал, что он женится на моей сестре, которая была того же возраста. Но он стал социалистом, а ей это не понравилось, и она бросила его. Тогда он решил, что будет воевать за правительство Испании. Может быть, это было глупо, не знаю. Во всяком случае, он приехал в Мадрид, как пилот. Его самолет был сбит, и я слышал, что он был ранен, и привезён в качестве заключенного в Касерес. Моя сестра убивается из-за него, так же, как и его мать и отец, мои дорогие друзья. Мы не смогли ничего узнать о нем, тогда я сказал: «Я поеду в Касерес и посмотрю, смогу ли я узнать, где он находится и как с ним обходятся, и, возможно, смогу отправить ему еду». То есть это точно не шпионаж, и это не должно рассматриваться как что-то плохое».

Был тишина. «Это будет рассматриваться очень плохо, сеньор», — наконец, сказал человек. — «Вы находитесь в большой опасности».

— Может быть и так, но я должен довериться кому-то. Можете ли вы сказать мне, есть ли военнопленные в этом городе?

— Да, сеньор, есть, но это большая тайна, и никто не смеет говорить об этом.

— Вы знаете, где держат офицеров?

Опять тишина. Мужчина выглянул в темную улицу, прежде чем прошептал: «Они находятся в круглой башне старой казармы».

— Вы знаете, сколько их там?

— Около пятидесяти, я полагаю.

— Вы знаете какие-либо имена?

— Нет, сеньор, это может стоить жизни человеку, задающему такие вопросы.

— Они никогда не выпускают их, я полагаю.

— О, нет, как они могут?

— Вы слышали что-нибудь о том, как с ними обращаются?

— Я слышал, что очень плохо.

— Вы не знаете кого-нибудь, кто мог бы узнать, есть ли мой друг среди этих заключенных?

Опять более долгое молчание. — «Было бы очень опасно попытаться, сеньор».

«Слушайте», — сказал Ланни. — «Мне очень нужна помощь, и я готов платить за это. Я не богатый человек, но я зарабатываю деньги на картинах, и все, что у меня есть или могу получить, я готов потратить, чтобы попытаться сделать жизнь проще для этого молодого англичанина. Я считаю, что люди, которые охраняют заключенных, не все святые, и что один из них мог бы заработать немного денег. Может быть, у кого-то есть девушка, которая может чего-то хотеть. Может быть даже, что есть кто-то, кто не совсем верен форме, какую он носит. У меня нет ни малейшего представления, но, возможно, оно есть у вас. Вот несколько купюр по сто песет, и вы можете взять одну из них для себя и заплатить другими тому, кто может что-нибудь узнать для меня».