Широки врата

— А что же тогда?

— Он понял, что я могу устроить скандал, что я мог бы поставить ему фонарь под глазом, что заставит американских деловых людей никогда не доверять ему. Но у меня не было никакого желания делать этого. Я просто хотел справедливую долю того, что он получает от испанской войны, как в прибылях, так и в опыте. И поверь мне, я получил это!

— Ты думаешь, что он будет держать уговор на этот раз?

— Что, касается его чертежей, то, вероятно, нет. Он согласился, что отныне мы должны работать вместе над улучшением самолета, и что мне должно принадлежать все новое, что включают в себя наши патенты или является производным от наших идей Бэдд-Эрлинга. Там есть много спорного. Он будет пытаться, без сомнения, обмануть меня, если сумеет. Но он не может выйти из нашего контракта, что касается платежей. Он платит в четыре раза больше роялти, чем он предложил мне год назад, и он согласился оплачивать немедленно по доставке двадцать самолетов в месяц, по крайней мере, пять лет, и дальше до тех пор, пока он продолжит использовать наши принципы. Это означает, что у нас всё в порядке.

Ланни хотелось бы сказать: «Это означает, что тебя поимели». Но это не привело бы ни к чему хорошему. Он ждал, пока его отец перейдёт к той части истории, которая касается его самого.

— Ты оказал мне ценную услугу, Ланни, и я горжусь твоей сообразительностью. Это ставит меня в несколько неудобное положение, потому что ты мой сын. То, что я собираюсь сделать, это созвать совещание наших директоров и рассказать им историю, и пусть они решают. Я думаю, что они проголосуют за передачу тебе акций Бэдд-Эрлинга где-то на сумму от десяти до двадцати тысяч долларов.

«Ну, спасибо», — сказал сын. — «Ты понимаешь, конечно, что я бы предпочел иметь один или два самолета, а фирма сэкономила бы деньги».

— Нет, это не так. Ты прекрасно знаешь, что произойдёт с нами, если самолет Бэдд-Эрлинг появится в воздухе над Испанией на чужой стороне. Мне очень жаль, что эти два мальчика попали в ад, но это их собственный выбор, и я могу только надеяться и молить Бога, чтобы ты не вмешался в эту сумасшедшую авантюру, и не поставил под угрозу имя твоей семьи.

Робби рассказал о событиях дома. Американский народ был в панике по поводу возможности быть втянутым в войну. Американский народ был «изоляционистом» и требовал остаться дома и заниматься своим делом, а весь остальной мир пусть уничтожает себя, если ему так хочется. Собрался вновь избранный Конгресс и первым делом заткнул дыру в Законе о нейтралитете, то есть применил его к гражданским войнам, как и другим прочим. С этого момента никакие военные поставки не могут быть отправлены ни мятежникам, ни лоялистам.

У пирса в Бруклине состоялась довольно комичная гонка между Конгрессом и торговым судном под названием Mar Cantabrico, с грузом на сумму два миллиона долларов, состоявшим из боеприпасов и самолетов. Армия, в соответствии с её обычной практикой, продала на аукционе много подержанных моторов самолетов. Они были куплены неизвестными и, как полагают, погружены на борт этого судна, направляющегося в Валенсию. Портовые власти сделали все возможное, чтобы задержать отплытие, но капитан и команда в той же степени сопротивлялась, устроив даже драку на палубе. Судно отбыло в спешке, оставив несколько самолетов на пирсе. Его преследовали скоростные катера береговой охраны и самолет. Но законопроект был принят и подписан позже, чем судно вышло из территориальных вод. Когда судно приблизится к испанским водам, немецкий или итальянский военный корабль может перехватить его, или какая-нибудь неизвестная подводная лодка его потопит. Что в этом случае потребуют сделать достоинство и честь правительства Соединенных Штатов? Люди помнили, как их честь и достоинство ввергло их в прошлую войну, и очень боялись этих слов[170].

Отец и сын обсуждали эти проблемы по дороге к де Брюинам. Новый закон не представлял для Робби никакой опасности, потому что он мог продавать свою продукцию в Германию, Италию и Португалию. Но Робби был против общих принципов, которые позволяли политикам рассказывать деловым людям, что они должны или не должны делать. Каждое такое вмешательство было посягательством на американскую систему предпринимательства, так Робби называл то, что его сын считал «капитализмом». Теперь, один или два раза отец назвал это «демократией», что позабавило сына, который слышал, как Робби всю жизнь обвинял демократию, как величайшую опасность для его родной страны. Но времена изменились, новый курс был переизбран, и американские крупные бизнесмены решили считать капитализм и демократию одним и тем же.

Ланни пренебрегал семьёй де Брюинов в течение некоторого времени. Теперь он был рад возможности послушать, что Дени говорит Робби о подноготной французской политической жизни: все промахи, совершенные режимом Блюма, шаги, которые принимали двести семей, чтобы противодействовать им и привести народный фронт к провалу. Слушая разговоры молодых людей, Ланни был поражён, как это мощное течение реакции захватило богатую и аристократическую молодежь Европы. Они так ненавидели и боялись левых, что забывали старые национальные противоречия, и эти два молодых француза смотрели с надеждой на человека, который призывал к уничтожению Франции. Класс был больше, чем страна!

И Дени, сын, и Шарло часто виделись с Куртом Мейснером, так и не встретившего своего старого друга, но Ланни мог обнаружить его след в Париже. В те дни, когда Курт был любовником Бьюти, он считал культуру Франции декадентской и намеренно отстранялся от неё. Но теперь он воспевал la vieille gloire franзaise и заявлял, что вся Европа смотрела на неё, как на крепость под осадой варварских орд Москвы. Курт выступал против союза между Россией и Францией, который называл актом измены западной цивилизации. В качестве личного друга фюрера, обладая его доверием, он заверял всех французов, что их усилия свергнуть предательское левое правительство найдёт полное сочувствие фюрера, а, в случае необходимости, получит его помощь. Германия хотела похоронить все древние обиды и объединиться с Францией и Великобританией, чтобы построить новый мировой порядок, основанный на искреннем и свободном сотрудничестве высших наций и высших классов внутри этих стран.

Курт не произносил речи и не появлялся на политическом небосклоне. Он был композитором и пианистом-виртуозом, который иногда играл свои произведения в гостиных элиты. Там он встречал некоторых мастеров податливого французского стиля прозы, и вдохновлял нужную главу в новой книге привередливого джентльмена. Он встретит издателя одного из крупных ежедневных газет и передаст ему заверения Гитлера, а на следующий день могущественный человек созовет своих сотрудников и даст им новую редакционную директиву. Или, возможно, Курт с возмущением расскажет ведущему капиталисту из Комитэ де Форж о секретной помощи, посылаемой из Франции испанским красным, на что последний внесет большие денежные средства на ведение войны Круа-де-Фё. Эта и другие французские фашистские организации были распущены по приказу правительства Блюма, Но они секретно продолжили свою работу и создавали смятение на улицах Парижа.

Ланни рассказал о том, что он видел в Испании, сделав акцент, что это была его чисто деловая поездка. Робби рассказал о встрече с Герингом, но не упомянув участия Ланни в этом деле. В качестве акционера Бэдд-Эрлинга, Дени, отец, был рад услышать о финансовом триумфе, но как французский патриот он был обеспокоен свидетельством немецкой эффективности и напористости. Он сказал, что Германия строит совершенно новую военную машину, и теперь имеет возможность проверить все и обучить своих специалистов в реальных боевых действиях. Офицер французского генерального штаба рассказал ему, что Геринг придерживается определенной практики, посылая своих пилотов на пару месяцев в Испанию, а затем возвращая их и делая инструкторами, на их место отправляя новых, стремясь пропустить как можно больше персонала.

170

17 °Cудно было перехвачено Франко, а с американским честью и достоинством как-то обошлось.