Страница 20 из 117
И тебе становится жаль злую фею.
По взгорьям разбросаны сиротливые избушки. В одной из этих избушек живет здоровенный чернявый человек по прозванию Дидрик Силач. А еще его называют Дидрик Кобылятник. Живет он совсем один, и никто с ним не знается.
Дидрик Силач был в заключении, сидел в каталажке Старого Форта.
— А за что его туда посадили?
Этого Ютта не знает — или не хочет об этом говорить. Зато Меррит, которая знает все на свете, может рассказать и о том, за что Дидрика держали под арестом в Старом Форте.
— За то, что он женихался с кобылицей!
Ютта, фыркнув, пригибает голову и прячет лицо за спину Младшего Братишки. Но глазищи Меррит остаются серьезными.
— Ничего тут смешного нет. А знаешь, Амальд, почему его за это посадили? Очень просто, ведь, если бы его кобылица ожеребилась, у нее бы родился ужасный уродец. Тролль! Конечно, а что ж ты думаешь, откуда берутся тролли?
— Да ну тебя, Меррит, замолчи!
У Ютты такой вид, будто ей стыдно за свою подругу.
Меррит, однако, и не думает молчать, она еще много чего знает про Дидрика Силача и его кобылицу. Когда стало известно, что он взял себе в возлюбленные кобылицу, то к нему пришли и хотели ее отобрать, а он вскочил на нее верхом, ускакал в горы и там оставил ее пастись — в такой дали от людей, что никто не мог ее отыскать!..
Но и это еще не все.
Меррит:
— Амальд, поди-ка, что я тебе скажу! Знаешь, что было дальше?
Ютта принимается тихонько напевать.
— Перестань, Меррит, ты просто хочешь напугать Амальда!
— Ничего подобного, он ни капельки не боится, верно, Амальд? Смотри, а то я могу не рассказывать, хотя я еще кое-что знаю.
Ютта:
— Правда, Меррит, не надо, пожалуйста.
— Нет, а все-таки я расскажу, ты только послушай, Амальд! Представляешь, у этой Дидриковой кобылицы в самом деле родился жеребенок — там, в горах, — но какой! Жутко страшная девочка-кобылка с человечьим телом и лошадиной головой! И знаешь, она и сейчас живет в горах, многие видели ее там и слышали, как она ржет! Ее видели даже у Дидрикова дома, она иногда прибегает по ночам повидаться с отцом и поесть у него картошки. Потому что она ужасно любит картошку.
Вот такая была Меррит. А там хочешь верь ее рассказам, хочешь не верь.
Но ведь Дидрика Силача она не выдумала — вон он ходит, окапывает картошку, растущую вокруг его дома, здоровенный и угрюмый, и кто его знает, по виду от такого чего угодно можно ожидать. А однажды вечером сверху, с холмов, доносится удивительно тоненькое и нежное лошадиное ржание. Может, конечно, это настоящая лошадь, а может, девочка-кобылка, дочка Дидрика, спустилась с гор, чтобы повидаться с отцом и полакомиться его картошкой.
И много еще других необыкновенных людей живет в летнем царстве зеленых лугов…
Как-то вечером большая ржаво-красная луна висит над окутанными туманом вересковыми пустошами за наружной каменной городьбой.
Туманная луна не бросает на землю тени, она как огромное голое лицо выступает из серой мглы.
— Смотри, Амальд, вон идет Тетка с Чашкой!
Тетка с Чашкой возвращается домой с ношей торфа. Она трусит мелким шажком, кирпичи торфа подпрыгивают в решетчатом коробе у нее за спиной, а на шерстяном шнурке, которым она подпоясана, болтается маленькая синяя чашка. Тетка никогда с ней не расстается, за что и получила свое прозвище.
Меррит сидит и держит тебя за руку, пока Тетка ковыляет мимо с торфяным коробом и синей чашечкой.
Тетка с Чашкой старая-престарая, ей уже, наверно, больше ста лет. Живет она в маленькой, обросшей травою каменной хижине, у самой калитки наружной городьбы, за которой начинаются пустоши. Вместе с нею живет Дядька с Чашкой, только он ей не муж, а брат. Дядька с Чашкой моложе Тетки с Чашкой, но все равно уже такой старый, что у него даже рожки на голове выросли. Но он еще может резать торф. А Тетка с Чашкой тоже еще бодрая и подвижная, она помогает ему раскладывать и сушить торфяные кирпичи и потом собирать их в кучи.
— А знаешь, почему они оба такие крепкие, хотя уже совсем старики? Потому что пьют воду из красного железного источника, который бьет наверху, в пустоши. Если пить красную воду каждый день, можно прожить больше ста лет, это источник молодости!
— Но почему же тогда все не пьют из красного источника?
У Меррит и на это готов ответ:
— А потому, что от красной воды люди не только старые делаются, но еще и память свою теряют. Тетка с Чашкой и Дядька с Чашкой все на свете перезабыли. Не помнят, кто они и сколько им лет, имен своих и то не помнят. Так и зовут друг друга — ты да ты, а по имени никогда.
Это, стало быть, Тетка с Чашкой. А еще есть Экка из Колодезного Дома.
Экка приходится Ютте теткой. Она живет в добротном и красивом доме на взгорье, имеет собственный земельный надел и держит корову и кур.
Одета Экка всегда в черное, потому что она вдова и носит траур по своему покойному мужу Бендику.
Воду Экка берет из небольшой запруды, сделанной в протекающем по ее усадьбе ручье. Эту прекрасную, аккуратно выложенную камнями запруду построил Бендик. Ее называют Колодцем, поэтому-то дом Экки окрестили Колодезным Домом.
Экка выносит свое белое постельное белье в поле и расстилает на траве, чтобы оно хорошенько отбелилось.
В этом во всем ничего необычного нет. Необычное начинается дальше, и рассказала о нем опять-таки Меррит, ведь она столько всего знает.
Так вот, по ночам, когда белое постельное белье Экки лежит на зеленой траве, является одинокая тень Бендика и видит, как это белье в сумерках светится.
— Ну и что, Меррит?
— А Экка знает, что Бендик пришел, она это сразу чувствует. Но что толку-то, все равно же он мертвый! И все-таки Экке очень хочется, чтобы он вошел в дом, пусть хоть и мертвый.
— Ну и он входит?
— Погоди, ты слушай. Не боишься? Нет, правда, это жутко страшно. Ой, Амальд, сядь вот тут поближе, а то мне самой страшно рассказывать!
Вечер стоит хмурый, трава шелестит от сильного ветра, вода в Колодце у Экки подернулась мелкой черной рябью. Глазищи Меррит широко распахнуты.
— Ну вот, представляешь, однажды Экка приносит белье с улицы домой и хочет погладить, но надо же сперва его потянуть, а ей не с кем, она и придумала привязать простыню одним концом к дверной щеколде. И вот, только она потянула, смотрит, а в дверях стоит Бендик и держит простыню за другой конец, помогает ей тянуть! Амальд!
— Ну чего ты?
— Ой, Амальд! По-моему, он сейчас здесь!
— Кто? Бендик?
— Да. Потому что мы так много про него говорим!
И Меррит приникает к тебе, ты чувствуешь губами ее холодные волосы, она дрожит от страха и не смеет поднять глаза.
— Амальд, ты что-нибудь видишь?
— Что вижу?
— Его!
— Да нет здесь никого!
— А я тебе говорю, он здесь!
Она с криком вскакивает с места.
— Бежим!
И вы со всех ног мчитесь через поля вниз по склону холма.
Но Экка с ее Колодезным Домом никак нейдут у тебя из головы.
В сумерки Бабушка зажигает свечи на пианино. Приходит Меррит и садится играть свои гаммы. Одна гамма не похожа на другие — когда ее слышишь, внутри так странно что-то трепещет.
— Почему она такая, а, Меррит?
— Какая такая?
Ты пытаешься объяснить, но словами это выразить трудно.
— Нет, но я понимаю, что ты хочешь сказать, правильно, она в самом деле такая. У нее даже есть свое название… как же она называется?
Это знает Бабушка: «мелодическая минорная гамма».
Мелодическая минорная гамма пронизана сумерками, и, когда ее слышишь, сам собою приходит на память дом Экки и Колодец, в темной воде которого отражаются бегущие по небу тучи. Тучи, печаль и траур заполняют его глубь. А когда белье Экки лежит на траве и в сумерках светится, является Бендик, стоит и смотрит на расстеленные простыни и наволочки, такие бледные и печальные…