Корабль ночи

18

Кип резко стукнул молотком по шляпке гвоздя; второй удар, и шляпка вдавилась в дерево. Он вытащил из груды сваленных под стеной дока деревяшек третью доску, и аккуратно прибил ее поперек закрытой двери. Подергав самодельный заслон, Кип решил, что нужна четвертая, и стучал молотком до тех пор, пока не счел, что дверь заколочена наглухо. Он отступил на несколько шагов, утирая потный лоб.

Он взмок от усилий и страшно устал, таская доски через всю верфь. Он постоял, глядя на заколоченную дверь. Нужна была цепь, толстая и крепкая. И амбарный замок – тяжелый и тоже крепкий. «Тут где-нибудь должна валяться цепь, – подумал он, – а если нет, можно снять ее с какой-нибудь лодки в бухте. Но док надо запечатать. Запечатать, чтобы ничего… чтобы никто из них… не мог выбраться. Еще досочку, – сказал он себе. – Прибей еще доску вон там, в самом низу».

– Эй! Что это вы тут делаете, интересно знать?

Кип напрягся и повернулся на голос. В его сторону быстро и решительно шагал плотный негр в джинсах и ярко-голубой рубахе, почти лысый, если не считать клочков седых волос над висками. Смотрел он с подозрением, недоверчиво. В зубах он сжимал трубку, и за ним тянулся кудрявый сизый шлейф дыма. Кип замер на месте с молотком в руке и смотрел, как подходит Кевин Лэнгстри.

Хозяин верфи вдруг остановился и посмотрел сперва на молоток, потом на доски, потом опять на молоток.

– Что это ты делаешь, интересно знать? – спросил он, не вынимая трубки изо рта.

Кип прошел мимо него и положил молоток на заднее сиденье джипа, рядом с заряженным карабином, прихваченным на всякий случай. Лэнгстри сердито засопел, подступил к двери и задергал доски.

– Отставить! – в сердцах рявкнул Кип.

Лэнгстри круто обернулся и ощерился:

– Ты что, спятил? Черт подери, что здесь происходит, приятель?

– Я опечатал док, – ровным голосом пояснил Кип, – чтобы никто не мог туда войти.

– Я знаю, что там у тебя! Знаю-знаю, Кокран мне утречком все доложил! Я знаю, что у тебя там эта вонючая лодка! Ну так вот что: это моя верфь, тут один хозяин – я, Кевин Лэнгстри! Кто тебе дал право распоряжаться здесь, пока я в отъезде?

– Лодку обязательно нужно было убрать из бухты…

– КОНЧАЙ ЗАСИРАТЬ МОЗГИ! – Лэнгстри выхватил трубку изо рта, его трясло от ярости, и Кип ничуть не удивился бы, если бы Лэнгстри его ударил. – Нет у тебя такого права, нет и нет! Любую другую лодку еще ладно бы, хрен с тобой, но НЕ ЭТУ! – Он ткнул трубкой в сторону дока: – ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТА ДРЯНЬ СО МНОЙ СДЕЛАЛА? Знаешь? Сорок лет назад она разнесла мою верфь в клочки и угробила два десятка лучших работников! Не приведи Бог умереть так, как умерли они, – кого раздавило железом, кого разорвало, кто обгорел в головешки, а я стоял в самой гуще этого ада! Нет, брат, этого мне не забыть. А ТЕПЕРЬ ЭТА ГАДИНА ОПЯТЬ ОБЪЯВИЛАСЬ! Не знаю откуда, не знаю как, а только убирай ее с моей верфи к чертовой бабушке! – Он опять повернулся к двери и стал дергать доски. Послышался треск, один из гвоздей выскочил.

Кип схватил Лэнгстри за плечо и угрюмо, с нажимом, процедил:

– Я же сказал: отставить.

В глубине глаз Кипа светилось бешенство. Лэнгстри хотел было послать констебля куда подальше, но по здравом размышлении убрал руки от досок.

– Черт возьми, верфь-то все же моя… – начал он.

– Верфь, точно, твоя, – перебил Кип. – А остров – мой.

– Да хоть ты десять законов представляй, нечего указывать мне, что я могу, а чего не могу! И уехал-то всего на неделю, а тут на тебе, полный бардак – в доке лодка эта клятая, склад взломали и невесть чего навыносили, все трясутся как овечьи хвосты, к дверям и то никто не подходит – боятся…

– А что вынесли со склада? – спросил Кип так, словно это было очень важно.

Лэнгстри некоторое время испытующе смотрел ему в глаза.

– А вот пойдем, сам поглядишь! Высадили дверь и давай мести: канаты, доски, керосин, солярку – бочками, сукины дети, бочками! – и черт его знает что еще: наборы комплектующих, аккумуляторы, сверхпрочные тросы…

– Может, разошлось на ремонт, пока вас не было?

– Как бы не так! За неделю столько добра не перевести. Мы теперь все больше обшивки латаем да красим… И такую тяжесть увели у тебя чуть не на глазах, чтоб они лопнули!

Кип схватил Лэнгстри за грудки.

– А теперь вы послушайте, Лэнгстри, – очень спокойно сказал он. – Вы сделаете так, как я велел, – оставите док в покое. Утром мы выведем лодку в открытое море и затопим, но покамест забудьте о ней! СЛЫШИТЕ?!

Напуганный напористостью Кипа, Лэнгстри кивнул. Он вырвался от констебля и попятился.

– Ну ты, парень, того, совсем свихнулся!

Но Кип уже шел к джипу. Он сел за руль, завел мотор, вырулил из– за дока на дорогу и помчался мимо остолбенелого Лэнгстри в деревню, снедаемый тревогой за жену и дочь. Он чувствовал, что заразился странным безумием, страхом, грозившим подняться и смять его. Сегодня ему на миг приоткрылась истина, и он понял, до какой степени не в его власти предотвратить то, что должно случиться. Керосин, сказал Лэнгстри. Солярка в бочках, канаты, тросы. И аккумуляторы. О Господи, нет. Он прочел правду в безумном, остановившемся взгляде Кейла, о ней говорили обглоданный труп Джонни Мейджорса и останки матроса с немецкой подводной лодки на голом дощатом полу. И вот самое страшное – ограбленный склад.

Только один человек в целом свете мог помочь.

Бонифаций.

Мур ехал по лесной дороге к маленькому аэродрому. Рядом сидела Яна. В безветренном воздухе пахло душной сыростью – грозой. Небо стало однообразно серым, низким, солнце спряталось, над Кокиной неподвижно зависли облака. Сегодня Яна проснулась, злясь на Кипа еще сильнее, чем накануне, – Мур до сих пор видел по ее лицу, как она сердита. В течение утра они почти не разговаривали, девушка лишь настояла, что, прежде чем посылать радиограмму в Кингстон, ей нужно взглянуть на самолет. Мур выехал на поляну и увидел его: самолет стоял там, где они его оставили. Но, подъехав поближе, он понял, что ошибся.

– Иисусе! – вскрикнула девушка и выпрыгнула из машины, не дожидаясь, пока Мур затормозит. Она побежала вдоль самолета, Мур поехал за ней.

– Черт, черт, черт! – бушевала Яна. Злые слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам. Она провела рукой по неровным вмятинам на фюзеляже. Стекло кабины было разбито, в передней ее части виднелись остатки приборной панели, свисали какие-то провода, сиденья были вспороты. Яна замотала головой, отказываясь верить, и ринулась мимо Мура к открытому капоту двигателя. Мур увидел путаницу оборванных проводов, вырванные свечи. Кто-то бесповоротно уничтожил самолет. Яна с треском захлопнула капот и отступила, дрожа.

– Вандализм! – проговорила она. – Чистейшей воды вандализм, а мистер Кип тем временем протирает штаны в деревне! Он думает, он такой ас, что ему позволено всем приказывать и указывать, а сам порядок навести не может!

– Не понимаю, – пробормотал Мур. – Зачем кому-то…

– Мотор за день не починишь, – не унималась молодая женщина, – даже если удастся достать здесь запчасти! Нет, я этого так не оставлю!

Мур махнул рукой в сторону домика за границей летного поля:

– Может быть, они ночью что-нибудь видели или слышали. Пошли. – Он потянулся, чтобы взять Яну за руку, и она отпрянула, а потом следом за ним прошествовала к грузовику.

Над дощатым домиком грозовой тучей висела тишина. Пустой загон, сарай, на квадратном клочке земли – зеленые стебли табака. На крыльце лежала велосипедная рама без колес, а сбоку за домом стоял старый громоздкий автомобиль. Тесно сплетенные кроны деревьев походили на крашенный зеленый потолок, а несколькими ярдами дальше начинались дикие джунгли.

Мур с Яной взошли по гаревым ступенькам на невысокое крыльцо. За дверью-ширмой темнела настежь распахнутая входная дверь.

– Добрый день! – крикнул Мур в дом. – Есть кто дома? – Он подождал ответа. Ему показалось, что он слышит странное гудение, что– то вроде жужжания насекомых, но он не был в этом уверен.