Страница 41 из 63
– И что дальше? – полюбопытствовал фон Штагель. – Получил он свое или нет?
– А кто его знает. Могу только сказать, что в судовой роли на новой лодке его не было.
Чуть дальше за столом моторист второго класса Люшке негромко переговаривался с Биттнером, кочегаром.
– …опасные воды, – говорил моторист, – …Атлантика – кипящий котел…
– …теперь везде опасно, – отвечал Биттнер. – Это вопрос стратегии: кто хитрее, не кто сильнее.
Одна стена была задрапирована гладко, без единой морщинки, натянутым нацистским флагом. Стул под ним пустовал – командир лодки отсутствовал и как будто бы даже подчеркивал это свое отсутствие. Прочие офицеры беседовали, ели, пили, но не забывали поглядывать на дверь, выходившую на улицу.
– На прошлой неделе сволочи томми
едва не пустили ко дну лодку Эрнста, – с полным ртом говорил Ханлин.
– Я что-то такое слыхал, – перебил его сосед Дрексель, молоденький необстрелянный новобранец. – Где-то у берегов Исландии…
– Эти сукины дети выскочили нам в лоб, – продолжал Ханлин. – Закидали бомбами все вокруг лодки и довольно сильно подпортили рубку, но ребятам удалось сделать срочное погружение…
– Везучие, черти, – пробурчал Крепс.
Бруно восхищенно любовался кельнершами; девушки – их было три – сновали от стойки к столикам и обратно с большими подносами, уставленными пивными кружками. Две были высший класс – юные, белокурые, крепкотелые; про ту, что повыше, Руди порассказал ему немало интересного – а вот третья подкачала. Кривозубая уродина, отворотясь не наглядишься, а поди ж ты, самая общительная! Она охотно плюхалась на колени к клиентам, и ее голос тонул в общем грубом хоре.
– А вот в «Парадизе», – заметил Бруно, – девочки танцуют прямо на столах!
– Ишь распалился, кобелина! – не сдержался фон Штагель.
– Ну и что? Айда в «Парадиз»! Вы, болваны, думаете, горбатиться в машинном отделении большая радость? Хрен! Я хочу сперва всласть надышаться духами, а уж потом нюхать солярку с мочой. «Парадиз», а потом «Морской клуб». Сегодня мы хорошенько повеселимся.
– Я за! – заорал Дрексель.
– А, была не была! – Фон Штагель огляделся. – Шиллер, а ты?
Но тут в пивной установилась тишина: открылась входная дверь, и оттуда словно дохнуло холодом. Все звуки замерли, и стало слышно, как пыхтит в бухте буксир и где-то вдалеке тоскливо воет ревун. По твердым доскам пола решительно простучали башмаки: с улицы вошел Коррин, а с ним еще двое. Они остановились – Коррин чуть впереди, – и командир стремительно оглядел пивную, на миг заглянув в глаза каждому из своих людей.
– Хайль Гитлер! – отрывисто сказал он, щелкнув каблуками и вскидывая руку в нацистском приветствии.
Моряки вытянулись по стойке смирно и дружно ответили:
– Хайль Гитлер!
В светлых рыжеватых волосах Коррина пробивалась седина, лицо было жесткое, пронзительные, очень темные глаза смотрели повелительно и властно. Высокий – заметно выше шести футов, поджарый, атлетического сложения; на щеках – оставленные рапирой отметины, на верхней губе – едва видный шрам, из-за которого казалось, будто уголок рта Коррина изогнут в презрительной усмешке. Пилотка подводника, накинутый на плечи темно-коричневый плащ в каплях дождя, черные перчатки. Шиллер съежился под пристальным взглядом этого человека, чувствуя себя букашкой, которую изучают через окуляр микроскопа.
– Меня зовут Вильгельм Коррин, – спокойно и куда тише, чем ожидал Шиллер, объявил командир. – Итак, – он снова оглядел пивную, прищурив темные глаза, такие холодные, что по спинам моряков пробежала ледяная дрожь, – это и есть мой новый экипаж. Каждая новая команда все моложе, Герт… впрочем, они стареют быстро. – Помощник коротко улыбнулся тонкими губами, и командир вновь сосредоточил внимание на моряках.
– Да, – повторил он, – одни из вас, возможно, вернутся из похода стариками. Другие не вернутся вовсе. Кто-то станет героем. Но трусов среди вас не будет, не сомневайтесь. – Он на миг уставился в толпу, и кто– то нервно заерзал под его пристальным, изучающим взглядом. – Кое– кого из вас я уже знаю, кое-кому выпало служить под моей командой впервые. Мои требования очень просты: служить как должно моряку под германским флагом и неукоснительно выполнять мои приказы.
Фон Штагель поднес кружку к губам, но Коррин немедленно почувствовал это движение; он молча посмотрел на фон Штагеля, и тот поставил кружку на стол.
– Мы поплывем на самом совершенном из военных судов, когда– либо сходивших с германских стапелей, – продолжал Коррин. – И на то время, что я буду командовать этим судном, каждый из вас станет его составной частью. Вы будете дышать вместе с лодкой, валиться с ней с борта на борт, переворачиваться, ее вибрация проймет вас до самого нутра, и вы узнаете ее как любовник – свою возлюбленную.
Коррин взялся за спинку стула. Обтянутые черными перчатками пальцы были длинные и чуткие, как у хирурга.
– К сожалению, я не смогу присоединиться к вам сегодня – меня вызывают в штаб. Веселитесь, делайте что хотите с кем хотите, но помните: мы выходим из бухты на рассвете, и всякий, кто не сумеет доложить о прибытии, будет отвечать передо мной. Ясно? – Он взял со столика бутылку красного вина, налил полбокала и высоко поднял этот кубок. На миг Шиллер увидел сквозь стекло лицо командира: в море крови плавало что-то уродливое, мало похожее на человека. – Тост, господа! – провозгласил Коррин.
Стаканы были поспешно наполнены и в молчании подняты над столами.
– За добрую охоту! – сказал командир. Он отхлебнул из бокала и отставил его на стол; не глядя больше на свой экипаж, он присоединился к тем двоим, с которыми пришел, и они покинули заведение. С улицы донеслись их шаги.
В пивной долго было тихо; потом кто-то что-то пробормотал, и очень медленно жизнь стала входить в нормальную колею.
Бруно покачал головой.
– Я в «Парадиз», – заявил он. – Сейчас или никогда.
"Найдено затонувшее судно". Эти два слова раскаленным клеймом впечатались в мозг Шиллера. Что это – потопленная U-198? А если так, почему она не там, где ей следует быть, не в мрачной бездне океана? В ту страшную ночь много лет назад уцелел только он, Шиллер, и теперь прошлое всплыло, призвав его в этот забытый уголок.
Конечно, все они мертвы. Все его друзья и боевые товарищи. Он был там до конца, он своими глазами видел, как падали глубинные бомбы, как поверхность океана опять и опять выбрасывала бурлящие белопенные гейзеры. Но что-то и по сей день связывало его с ними, даже по прошествии стольких лет – он по-прежнему был одним из них, частью смертоносной U-198. Пусть он состарился, ослабел, хуже видел и страдал мигренями, пусть жил совсем не так, как когда-то мечтал жить, он по– прежнему оставался моряком германского военного флота, членом экипажа подводной лодки U-198.
Возможно, подумал он, это наша лодка, тогда я должен быть здесь, я должен сказать последнее прощай своим товарищам.
Он махнул рукой бармену, и когда тот подошел, сказал:
– Будьте добры еще пива…