Под вопросом

Застегиваю пальто и направляюсь к выходу. Отшатываюсь, когда компания футболистов-вампиров проносится мимо, отпихивая меня к стене. Их извинения теряются в долбящей музыке, потираю свой ноющий от удара копчик и поворачиваюсь, свирепо глядя на дверную ручку, которая оставила на мне синяк. А затем замираю, потому что знаю эту ручку. Знаю этот чулан.

Когда Келлан впервые заговорил со мной той злополучной майской ночью, я была в равной степени ошеломлена, взволнована и перепугана. Мы уже были пьяны, когда начали разговаривать, и два напитка спустя были в хлам. Может, алкоголь убрал мои запреты, но не помог успокоить нервы, и когда Келлан повел меня через дом, разыскивая пустую комнату, я молола вздор о каждой глупой вещи, которую могла придумать – от нашей не по сезону теплой погоды до периодической таблицы. Думаю, мы оба были благодарны, когда он нашел чулан и поцеловал меня, положив конец импровизированному уроку.

Слегка поворачиваю голову и вижу то, что раньше было официальной столовой в доме, но теперь это просто комната, заполненная диванами и низкопробными постерами. Сорок пять минут спустя после нашего менее-чем-запоминающегося секса я прошла сюда, чтобы увидеть Келлана, стоящего посреди комнаты, и блондинку на коленях перед ним, делающую ему минет, в то время как его братья по братству поощряюще улюлюкали.

Мое лицо наливается жаром от воспоминаний о пережитом унижении, пока я прокладываю себе путь через толпу и выхожу за дверь. Ледяной воздух более чем приветлив. Несмотря на все, это отличная вечеринка. Множество людей, бесплатная выпивка, громкая музыка… но лучшей частью было сидеть вдалеке от всего этого, попивая пиво с парнем, который не должен мне даже нравиться.

Но нравится.

Глава одиннадцатая

Опускаю голову и быстро иду вдоль обочины. Бросаюсь к ближайшему жилищному массиву, чтобы избежать группки людей, прибывающих на вечеринку, сталкиваюсь лишь с парочкой отпетых ребят, приближаясь к домам, которые по большей части погружены в темноту. Уличные фонари и мерцающие тыквы дают немного света, но я приветствую темноту. Точнее, приветствовала, пока не услышала позади чересчур быстро приближающийся звук шагов, который не мог быть ничем иным, как бегом. Украдкой бросаю испуганный взгляд через плечо, готовясь припустить со всех ног – крайне благодарная Тельме за пристрастие к практичной обуви, – а затем резко останавливаюсь, когда обнаруживаю, что ко мне приближается Супермен.

– Кросби? – При виде знакомого человека ритм моего сердца должен бы замедлиться до нормального уровня, но вместо этого оно продолжает колотиться. Он все еще в костюме, но теперь к нему еще присоединились кроссовки и толстая куртка, а красный плащ собрался вокруг шеи, словно он слишком быстро одевался, чтобы обдумать это.

– Хэй, – говорит он, останавливаясь в нескольких футах от меня. Ему трудно встретиться со мной взглядом, возможно, оттого что не может отдышаться, поэтому с секунду я просто наблюдаю, как белые клубы его дыхания рассеиваются в воздухе.

– Что ты тут делаешь? – Думаю о доме, о королевах красоты, обо всем, чем я не являюсь.

– Ты не можешь пойти домой одна. – Он зачесывает пальцами волосы, оставляя торчащие в разные стороны прядки. – Люди вытворяют сумасшедшие вещи на Хэллоуин.

– Я вполне уверена, что все эти люди в твоем доме.

Он быстро улыбается.

– Может быть. Все равно. Пошли.

Хоть это всего лишь тридцатиминутная прогулка, и когда он вернется на вечеринку у него будет много времени, чтобы повеселиться, я чувствую себя обязанной сказать ему пойти домой:

– В этом нет нужды.

– Все равно позволь мне сделать это. – Его руки засунуты в карманы, и я осознаю, что он, должно быть, мерзнет в этом костюме. Черт, я в своем-то замерзла, а о спандексе я вообще молчу.

Квартал мы идем в тишине.

– Как обстоят дела с твоей работой по французскому? – наконец спрашивает он.

– Довольно хорошо. – Я удивлена, что он помнит мои предметы. – Последние пару недель были адом, но, думаю, я в первых рядах. Что насчет тебя? Как экзамены?

– Я доволен биологией и историей искусства, но экономика задала мне жару.

– Два из трех, неплохо же?

Он ухмыляется и пинает кусочек разбившейся тыквы.

– Два из трех – это шестьдесят шесть процентов. Совсем не здорово.

– Кто сказал, что ты не хорош с числами.

– Эй, – внезапно говорит он. – Прости.

Я смотрю на него.

– За что?

– За испорченный вечер. Если ты уходишь из-за Макса или еще чего-то, я не хотел…

Я отмахиваюсь.

– Не волнуйся об этом. Может, сегодняшний вечер просто не был предназначен для этого.

– Это была твоя единственная ночь, чтобы выпустить пар.

– Будут и другие ночи. Например, между Рождеством и Новым годом, или на весенних каникулах…

Он смеется над наводящими тоску сроками.

– Ты не думаешь, что пожалеешь об этом?

Мы минуем тихий квартал, специализированный парк для собак, грунтовые беговые дорожки и голые деревья, окружающие лужайки.

– О том, что меня не исключили?

– О том, что упускаешь то, чего хочешь, изо всех сил стараясь быть хорошей.

– Я хорошая.

– Я знаю.

– Ну, а что насчет тебя? – парирую я.

– А что насчет меня?

– Я видела туалет в здании Союза Студентов пару недель назад. В твоем «списке» не прибавилось новых имен.

Он медлит с ответом. Я ожидаю, что он скажет что-то дерзкое, что-то вроде того, что он еще не обновлял его, но он удивляет меня, когда говорит:

– Я устал от этого.

– От чего? Быть популярным?

– Быть мудаком.

Второй сюрприз за несколько секунд.

– Ты...

– Слушай, Нора. – Он останавливается на углу, высокие деревья загораживает уличные фонари и дома, так что мы окутаны темнотой, только слабые проблески света пробиваются к нам. Я останавливаюсь спиной к деревьям, и когда он шагает ко мне, чувствую холод коры через пальто и джинсы. – Я просто сделаю это, – говорит он, поднимая руку и опираясь ею о дерево возле моей головы. – И если ты не хочешь, скажи «нет».

Он так близко. Наклоняет голову, его рот оказывается всего в паре дюймов от моего, и хотя прежде мы находились с ним в непосредственной близости, такое впервые, и в его взгляде никогда не было какого-либо намерения. По крайней мере, это единственный раз, когда он показал его. Он опускает голову еще на дюйм, затем еще, пока не останавливается в миллиметрах от моих губ, предоставляя мне возможность оттолкнуть его, убежать, не совершать чего-то глупого.

Но мои руки остаются сжатыми в кулаки в рукавах моего пальто, ступни примерзли к мягкой траве, а голова поднята в его сторону. Ожидая того, чего – и я наконец готова это признать – хочу.

Вижу, как его глаза медленно закрываются, а затем рот слегка касается моего. Я никогда не позволяла себе задумываться о том, как целуется Кросби Лукас, но если бы думала, то решила бы, что он будет жестким или агрессивным, распускать руки и бесстыдно тереться бедрами. Но все совсем по-другому. Рука на дереве, и там и остается, в то время как другая находит изгиб моей талии и опускается на него поверх пальто. Чувствую холод его носа, когда он задевает мой, контрастное тепло его губ, и, хотя в настоящий момент шок и трепет занимают ведущее место в моих чувствах, я начинаю испытывать и другие, весьма неожиданные вещи.

Еле заметно вздыхаю, и Кросби, пользуясь возможностью, проскальзывает своим языком мне в рот, осторожно находя мой. Мои пальцы разжимаются ровно настолько, чтобы сжать его куртку, это действие становится разрешающим сигналом, и он шагает еще ближе ко мне, так что теперь я зажата между ним и деревом. Рука на моем боку скользит вверх, чтобы зарыться в мой глупый парик, и когда он пытается оттянуть мою голову назад, тот снимается.

– Что за… – бормочет он и хмурится, глядя на космы в руке.