Под вопросом

– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.

– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.

– В пятницу?

– Я не слишком интересный человек.

Он бросает на меня взгляд.

– Уверен, ты очень интересная, Нора.

Я смеюсь, а он улыбается с шурупами во рту, выуживая один и засовывая в следующее отверстие.

– Как ты справился с материалом?

– Что? А, биология? Справился на отлично.

– Молодец.

Он пожимает плечами и берет последний шуруп.

– Знаешь, что странно?

Вся эта ситуация?

– Что странно?

– Я ненавижу колледж.

– Да? Я думала, ты хотел преподавать.

– Да, я хочу быть учителем. Глупо, верно?

– Не совсем.

– Нет? Почему?

– Если это то, чем ты хочешь заниматься, то не вижу в этом ничего глупого.

– Но ведь я ненавижу учиться, – повторяет он. – И у меня отстойно это получается. Почему, ты думаешь, мне приходится часами учить то, что другие усваивают за пять минут?

Я наблюдаю, как он собирает выдвижной ящик, словно хлеб маслом мажет. В нем нет ничего глупого.

– Потому что ты знаешь, какого это – усердно трудиться? – предлагаю я. – В старании нет ничего неправильного.

Он сосредоточен на своем занятии, но я вижу, как его рот изгибается.

– Полагаю, тебе лучше знать.

– Что ты имеешь в виду?

– Я о том, что ты всегда в библиотеке. У тебя пять предметов и работа. Ты тоже усердно трудишься.

Думаю о том, как в прошлом году я делала совсем противоположное и загнала себя в эту ситуацию.

– Ну, мне приходится.

– Да? Почему?

– Чтобы жить хорошо. Разве не этого все хотят?

– Полагаю, так.

– Ты хочешь плохо жить, Кросби?

Теперь он улыбается.

– Да, Нора. Я хочу жить ужасно.

Я смеюсь и подаю ему деталь, на которую он указывает.

– Что ты хочешь преподавать?

Он шумно выдыхает и начинает собирать второй ящик.

– Может, историю.

– Я думала, ты скажешь физкультуру.

– Почему?

Я закатываю глаза.

– Ох, ну не знаю, Кросби. Просто догадка.

– Из-за этого? – спрашивает он, напрягая бицепс. И хотя я изо всех сил стараюсь выглядеть не впечатлённой, легкий трепет сексуального узнавания пробегают по позвоночнику. Он очень… большой.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он смеется и жестом показывает мне отодвинуться, чтобы он мог собрать другую ножку стола.

– Что насчет тебя? Что сделает твою жизнь такой замечательной?

– Не знаю. Но степень кажется первым шагом.

– Степень в чем?

– Я еще не решила.

– Правда? Я думал, что девушка, которая проводит все лето в колледже, должна работать в направлении определенной цели.

Моей целью было поднять отметки с D- до C+ и отработать два с половиной месяца общественных работ, не привлекая особого внимания.

– Просто стараюсь держаться на высоте.

– Чем ты занималась, когда кампус пустовал?

Сглатываю. Не хочется лгать, но я не готова к тому, чтобы кто-то узнал, насколько я все испоганила.

– В основном просто работала. Училась и работала. Ходила на… прогулки. – И по пути вляпывалась в неприятности.

– Одна?

– На моем этаже жили четыре человека, – говорю я. Восемь в моей уборочной бригаде. – Двое не разговаривали по-английски, а другая девушка проводила двадцать часов в день играя на пианино. Ее пальцы прямо-таки кровоточили.

Он морщится:

– Это отвратительно.

– Расскажи мне о вечеринке.

Он кряхтит.

– Ты не хочешь об этом знать.

– Почему нет? – Если я не могу присутствовать на вечеринках, может, я могу жить опосредованно, через Кросби. Но даже когда я думаю об этом, ловлю себя на том, что надеюсь, он не расскажет о перепихе со стриптизершей – или любой другой девчонкой.

– Ты когда-нибудь бывала на вечеринках братства, Нора?

Избегаю его взгляда. Он наверно думает, что я слишком застенчива, но мне просто сложно встретиться с ним глазами, пока лгу:

– Нет.

– Что ж, держись от них подальше. Они частенько выходят из-под контроля.

– Но ты можешь справляться с этим?

Опять смеется:

– Я вроде как люблю это. Благодаря им я могу выносить все остальное дерьмо. Это единственное, что мне легко дается.

– Тусоваться?

– Да.

Думаю о событиях прошедшего года. Как безрассудно я бросилась в тот мир. Как это было здорово. А потом перестало.

– Как ты развлекаешься? – спрашивает он. Я понимаю, что он старается быть любезным. Представить мои предполагаемые хобби – вязание и наблюдение за звездами – интересными.

– Охочусь на привидений, – говорю я.

– Ты чертова лгунья, Нора.

Я не могу удержать невозмутимое выражение лица.

– Я не развлекаюсь, – говорю ему. И теперь мне легко смотреть ему в глаза. – Я вроде как… не могу.

– Не можешь развлекаться?

– Не могу найти в этом баланс, – поясняю я. – Я не могу как ты – бегать, учиться и тусоваться. Всегда так было. Не знаю, почему.

– Так ты только учишься? Никогда не веселишься?

– Учеба – не самая худшая вещь в мире.

– Ну, похоже на то. Ладно, вставай. – Стол собран, мы оба поднимаемся, когда он ставит его вертикально и двигает к стене. Он немного сдвигает его, взявшись одной большой рукой за край, и я сейчас же хочу сделать что-то «веселое». Почувствовать эту руку на себе. – Нормально смотрится? – спрашивает он.

– Да, – чересчур поспешно говорю я. Слегка задыхаясь.

Он одаривает меня странным взглядом.

– Ты в порядке?

– В абсолютном.

– Кто-нибудь беспокоил тебя прошлой ночью?

– Нет. Я даже не видела никого.

Его нахмуренный лоб медленно расслабляется.

– Хорошо.

Из-за того, что моя кровать занимает слишком много места, мы собираем деревянный каркас в гостиной, где едва хватает места. Как и прежде, Кросби делает всю работу. Я в основном наблюдаю и передаю ему детали. Не знаю, чувствует ли он, что в моей комнате происходило что-то странное, или просто хочет сменить тему, но он снова спрашивает о рисунке «Стив Холт», и мы начинаем говорить о телевидении.

Когда каркас собран, он аккуратно проносит его сквозь дверной проем обратно в комнату. Я стою у края, который ближе к двери и приподнимаю его, затем он поднимает матрас, и я подталкиваю каркас под него. В теории все звучало проще, но в итоге мы ставим все на место, и когда я начинаю расправлять скомканное одеяло, Кросби останавливает меня.

– Что?

– Ты должна убедиться, что она крепкая, – говорит он.

– Прошу прощения?

– Залезай. – Он сжимает мою руку и затягивает на кровать, чтобы я стояла по центру. – Прыгай, – говорит он.

– Я не буду… – чувствую себя абсолютно нелепо.

– Прыгай, Нора. Ради моего душевного спокойствия.

– Я не планирую много прыгать на этой кровати, Кросби. Если каркас сломается, то падать всего шесть дюймов. Я выживу.

Он складывает руки на груди.

– Прыгай.

– Отвали. – Я пытаюсь слезть, но он преграждает мне путь. – Кросби...

– Повеселись, – говорит он. – Хотя бы минутку. Я хочу знать, что ты можешь это.

– Ладно, знаешь что? – Вот теперь я рассердилась. – Я ценю твою помощь, но ты заставляешь меня чувствовать себя по-настоящему глупо. Я умею веселиться, просто сейчас мой выбор – не делать этого. Мне нет нужды развлекать тебя, чтобы быть веселой.

Он выглядит удивленным.

– Это не развлечение. – Затем он бросает взгляд на кровать. – Хотя понимаю, что это можно понять неправильно.

Он не останавливает меня, когда я слезаю, отчего чувствую себя слегка обделенной. Словно это был мой шанс, и я упустила его. И если бы позже я попрыгала на кровати одна, то даже близко не было бы так весело, как при Кросби.

– Окей, – говорит он, наступая на кровать. – Я давал тебе шанс. Но если каркас сломается, виновата в этом будешь ты.