Добрые времена

— Хорошенького понемножку! Ешь лучше!

Потом пели любимые песни — «Хаз-Булат» и «Фонарики». Неожиданно каплю дегтя в общее веселье внес Андрей. Он с самого начала много пил, не обращая внимания на замечания жены. Потом сказал ей что-то резкое и демонстративно поднялся из-за стола, крутя в руках папиросу. Лада насторожилась.

— Что-то с Андреем творится, не пойму, — шепнула она Роману.

Он кивнул в знак понимания и, воспользовавшись тем, что все со смехом слушали очередную байку дяди Павлика, незаметно выскользнул следом за Андреем. Тот стоял на терраске, упершись лбом в стекло, словно что-то высматривая в вечернем полумраке.

— Андрей, ты чего? Нашей свадьбой недоволен? — окликнул его Роман.

— А, Рома! — вяло оглянулся Андрей и снова уперся лбом в стекло. — Прости, что нарушаю ваше веселье. Больно уж настроение пакостное...

— Что-то случилось? Может, помочь надо? — продолжал допытываться Роман.

— В двух словах не скажешь, — вздохнул Андрей.

На терраску буквально ворвалась Валентина, раскрасневшаяся от праведного гнева.

— У, храпоидол! — закричала она, не обращая внимания на Романа. — Нализался! Все люди как люди, веселятся. А ему все не так.

— Прекрати! — не поворачиваясь к жене, ровным голосом сказал Андрей.

Валентина неожиданно коротко и зло взревела:

— Вот, смотри, Ромочка! Всю жизнь с ним мучаюсь, Может, у вас с Ладой по-другому будет.

Андрей, уже не сдерживаясь, выругался, отшвырнул щелчком сжеванную папиросу и направился к двери.

— Куда? — попыталась задержать его у двери Валентина. — Не пущу!

— Не волнуйся, — процедил Андрей. — Домой. Веселиться настроения нет.

Он выбежал на улицу. Валентина на секунду замешкалась, а потом ушла следом.

Вышедшая из комнаты Лада удивленно проводила ее глазами.

— Куда это она, будто с цепи сорвалась?

— За Андреем, домой.

Лада поскучнела.

— Видать, опять поругались.

— Похоже.

— Ну ладно, пойдем, — она взяла его под руку. — А то перед гостями неудобно.

Часа через два стали расходиться. Роман и Лада вышли провожать гостей. Неожиданно она предложила:

— Слушай, давай добежим до Андрея. Тут ведь недалеко. А то что-то у меня душа неспокойна.

— Ах ты, добрая моя душа! — нежно обнял ее за плени Роман. — Конечно, пойдем.

Им открыла Валентина, вся в слезах.

— Что, не помирились? — коротко спросила Лада.

Та даже не смогла ответить, только махнула в сторону кухни.

На кухне стоял верстак, за которым Андрей обычно занимается резьбой по дереву. Он и сейчас сидел за верстаком и с задумчивым видом тесал маленьким острым топориком какую-то заготовку, постепенно превращая ее в лучины.

— Ты чего делаешь? — удивленно спросила его Лада.

— Вот полюбуйтесь, люди добрые! — слезливо выкрикнула Валентина, выглядывая из-за плеча Романа.

— Уйди! — бросил Андрей.

— Семьдесят пять рублей на помойку! — опять выкрикнула Валентина.

— Какие семьдесят пять рублей? — не понял Роман.

— Ну да! — так же слезливо выкрикнула Валентина. — Это ведь он маску изничтожил. А уже покупатель есть...

— Уйди! — так же монотонно сказал Андрей.

— Лада, — решительно заявил Роман, — убери ее в комнату, а я поговорю. Тут надо разобраться.

Он подсел к верстаку, Андрей аккуратно смахнул последние стружки в стоявшую рядом корзину, потом встал и направился к холодильнику.

— Выпьем? — спросил он, доставая початую бутылку водки.

— Давай, — согласился Роман.

Андрей кивнул, вытащил из буфета две рюмки, поколебался и спросил:

— А Лада?

— Потом, — сказал Роман. — Давай излагай.

Они молча выпили, Андрей сморщился, понюхал кусочек хлеба и, наконец, начал:

— Все Колька Симаков, сволочь. Подкатывается тут однажды. Приносит маску шамана. Кто-то ему с Севера привез. «Можешь, — говорит, — такую сварганить?» Посмотрел я — хорошо сделано. Понравилось. «Что ж, — говорю, — могу, и даже лучше». — «Ну, сделай». Достал я липовую доску большую, вырезал. Да еще трубку этому шаману присобачил. Страшен, как смерть. Моя благоверная даже испугалась. «Убери, — говорит, — эту гадость». А Колька и скажи ей: «Эта гадость, между прочим, сейчас в страшной моде. За нее запросто семьдесят пять рублей дадут. Ты сколько ее делал?» «Дня три», — отвечаю. «Вот видишь, двадцать пять рублей за вечер. А за месяц семьсот пятьдесят рублей. Чуешь?»

Роман даже присвистнул.

— Побольше, чем министр получает!

— Вот, вот. Скажу честно, поддался я на это дело. Правда, Симакову говорю: нет у меня заготовок, да и покупателей где я искать буду? Отродясь торговлей не занимался. А Колька, змей, смеется. «Ты, — говорит, — главное, талант свой проявляй, об остальном не беспокойся». Как я теперь понимаю, у него тоже свой интерес имелся. Не меньше, видать, чем по сотне их загонял...

— По полторы, — раздался из комнаты всхлипывающий Валин голос.

Видно, что женщины внимательно слушали Андрееву исповедь.

— А ты почем знаешь? — недобро покосился в сторону комнаты Андрей.

— Сказывали...

— «Сказывали», — передразнил жену Андрей и снова взялся за бутылку. — Еще по одной?

Роман прикрыл ладонью рюмку:

— Потом. Давай рассказывай.

Андрей вздохнул.

— Потом так потом. Ну, короче, взялся я за это дело. Так наловчился, что за пару дней маску лепил. Штук десять сделал и чувствую: аж тошнит меня от этих шаманов. Думаю, нет, так дело не пойдет. Пора завязывать, иначе свихнешься. А тут эта...

Андрей опять покосился на дверь, ведущую в комнату, и оттуда послышались всхлипывания.

— Вот, слышишь? Деньги бабе в голову ударили. Она уже не мужа видит, а одни двадцатипятирублевки.

— Что ты мелешь? — запричитала Валентина. — И не думала вовсе...

— Говорю ей, мочи нет, — не обращая внимания на реплику, продолжал Андрей. — Друзей не вижу, просто в домино с ребятами поиграть и то некогда. Так, веришь, до чего додумалась? Бутылку в холодильнике держит. Только я за кепку, она сразу мне стопарик. «На, Андрюшенька, выпей, только не ходи, делом занимайся».

— И неправда! — взвизгнула Валентина.

— Правда, мать, правда! — соизволил ответить Андрей. — Все, говорю, кончать надо. А она: «Ну еще парочку. Детишкам пальто справить». Тьфу!

В кухню влетела Валентина, за ней Лада.

— Неужто я не понимаю! — горячо заговорила Валентина. — Что я тебе, враг, что ли? Так зачем же почти готовую изничтожил? Семьдесят пять рублей.

— Опять за свое? — взъярился Андрей. — А завтра снова...

— Ни, ни! — испуганно сказала Валентина.

— Суду все ясно! — усмехнулся Роман. — Пали вы, ребята, жертвой вещизма.

— Чего, чего жертвой? — испугалась Валя.

— Проклятое наследие прошлого, — продолжал шутить Роман. — Деньги, они засасывают.

— Вот и я говорю! — обрадованно заявил Андрей. — Ни одной вещи на продажу не буду больше делать. И сад загоню! Горбатишься, горбатишься, а кому это нужно? Так и жизнь пройдет, а, Валюха?

Та испуганно молчала.

— Правильно, — одобрил Роман. — Плюньте на это все. Лучше возьмите турпутевки на теплоход — и по Волге. Встряхнитесь.

Когда шли обратно, Роман крепко обнял Ладу за плечи и сказал ей:

— Пообещай, что такой не будешь.

— Какой такой?

— Жадной.

— Ну что ты! — она даже отодвинулась.

— Вот получим комнату, купим только самое необходимое...

— Необходимое? — переспросила Лада. — А что, по-твоему, необходимое?

— Ну, кровать, — неуверенно сказал Роман, — стулья...

— Холодильник надо? — спросила его Лада.

— Не знаю.

— Не погреб же копать? Телевизор надо?

Роман поморщился:

— Зачем?

— А магнитофон ты хотел?

Он сразу загорячился:

— Как ты не понимаешь! Магнитофон — вещь необходимая.

— Вот, вот. Шкаф надо? Буфет надо?

Роман почесал в затылке.

— Черт его знает, что это получается. Все надо, надо... И все-таки поклянись, что вещи для нас не будут главными.