Добрые времена

— А ты, Роман, еще никого не разыграл? — спросил, смеясь, Николай Иванович.

— Сейчас сделаем, — заулыбался тот. — Значит, Аркадии, лети в комитет, будешь наблюдать за реакцией, потом доложишь. Женька, давай!

Евгений набросил на трубку носовой платок, набрал номер и зычным голосом произнес:

— Геннадия Сергеевича, будьте добры. Ах, это вы! С вами говорит председатель городского комитета ДОСААФ. Вы знаете, что 12 апреля — день космонавтики? Читали? Принято решение провести городской праздник. Прошу срочно выделить 50 активистов, умеющих прыгать с парашютом. Да, да, будем сбрасывать. Да нет, не опасно. Сбор завтра, в 8.00 на городской площади. Нет, нет! Лучше побольше девушек, желательно хорошеньких.

Роман молча показал кулак — Евгению явно перебарщивал. Через минуту в комнату влетел задыхающийся от смеха Аркадий. В изнеможении он упал на стул:

— Ой, не могу, воды! Он вызвал Юлю... — Аркадий опять закатился и сквозь слезы выдавил, — и велел составлять списки... Ой, не могу...

Сидя спиной к двери, Аркадий, естественно, не видел, что на пороге появился Любимов.

— Нет, так купиться, — все еще рыдал от смеха Аркадий.

— Выговор! С предупреждением! — гаркнул Любимов.

Роман и не подозревал, что лицо Аркадия может так мгновенно измениться. Из круглого, как блин, оно вдруг стало огурцевидным. Маленькие глазки, казалось, выскочат из орбит. Он мгновенно вскочил и, согнувшись, казалось, собирался нырнуть под стол. Однако, услышав, что все дружно смеются, захохотал громче всех сам.

— Я сразу догадался, что это Романа проделка! — сказал Любимов. — Ну, погоди, я тебе тоже сюрпризик преподнесу.

— Откуда ты догадался, что моя? — удивился Роман.

— Достаточно было взглянуть на его руку, — Любимов показал на Петрова.

— Эх ты, предатель! — укоризненно покачал головой Роман. — Ну, ладно. Не будем отвлекаться. Кто у нас на очереди?

— Начальник пожарной охраны, — отрапортовал Немов.

— Давай!

Евгений вновь набрал номер телефона.

— Иван Сидорович? Привет, Сапогов из отдела кадров. Тебе кадры нужны? Тут пришел один. Говорит, что по вашему методу подготовку прошел. Какую подготовку? Говорит, тридцать шесть часов подряд может спать. Какие шутки? Кто издевается?

Немов положил трубку и горестно покачал головой:

— Обиделся. Говорит, будет жаловаться директору. То-то Сапогов удивится...

Не случайно говорят: много смеха — не к добру. Еще не прекратилось веселье, когда в комнату вошел Самсонов.

— Смеетесь, орлики. Смейтесь, смейтесь, — сказал он замогильным голосом.

Все приготовились к розыгрышу.

— Я только из производственного отдела. Там подбивали бабки за март. Так вот, — Самсонов горько ухмыльнулся, — наш сборочный цех план завалил с треском. Выполнение составило всего тридцать шесть процентов. А это значит — план летит по заводу. И не только месячный, но и квартальный. Значит, премии никому не видать.

— Ну, это только наш Николай может такое придумать! — засмеялся Василий Федорович.

Его поддержали остальные.

Самсонов удивленно обвел глазами смеющихся.

— Да вы что? Не верите?

Первым, кажется, понял, что Самсонов говорит серьезно, Демьянов.

— Кто тебе сказал?

— Говорю же, в производственном отделе...

Неожиданно в динамике что-то защелкало.

— Диспетчерский час во внеурочное время? — забеспокоился и Любимов. — Значит, правда, что-то случилось. Бегу к директору...

Работники редакции тем временем расположились поближе к динамику. После переклички, сделанной диспетчером, послышался необычно встревоженный голос Угарова. Даже не поздоровавшись, он сказал:

— Как сообщил мне начальник производства, сборочный номер 26 выполнил месячный план лишь на тридцать шесть процентов. Начальник цеха, слышите?

— Слышу, — послышался односложный ответ.

— Ну и что скажете, Терновский?

— К субботе, как вы знаете, Борис Алексеевич, поступили только последние комплектующие детали. Я разговаривал с ребятами, чтобы вышли поработать в субботу и воскресенье. Оставалось немного поднажать, и шестнадцать станков мы бы сдали, что и требовалось для месячной программы. В субботу действительно вышли, а в воскресенье — ни один.

— Почему? Вы разобрались?

— Говорят, надоело все выходные вкалывать.

— Та-ак. Понятно.

Потом последовала пауза. Слышались негромкие голоса. Видно, что Угаров советовался с кем-то. Потом он снова сказал в микрофон.

— Сегодня в пятнадцать ноль-ноль внеочередное заседание парткома. Быть всем четырехугольникам цехов.

С ноткой сарказма добавил:

— Приглашаем всех твоих «королей». Слышишь, Терновский?

Динамик щелкнул, отключился. Работники редакции начали оживленно обмениваться мнениями.

— Что там произошло? Такого ни разу не было! — развел руками Самсонов.

— Бойкот получается! — хмыкнул Алексей.

— В воскресенье? — оборвал его Василий Федорович. — Соображай, что говоришь. Просто сборщикам надоело обещания слушать, дескать, вот со следующего месяца обязательно все переменится...

Неожиданно спорящие замолчали. Сработал «сюрприз», обещанный Любимовым. В кабинет редактора буквально влетела запыхавшаяся Лада.

— Николай Иванович! — воскликнула она, демонстративно не глядя на запунцовевшего Романа. — Ради бога, не ставьте под заметкой мою фамилию!

— Под какой заметкой? — удивился Самсонов.

— Ну, о новом станке, который наше бюро разрабатывало. Я почти ничего по нему не делала. Справедливее будет, чтоб Трифонова подписала.

— Ничего не понимаю, — развел руками Самсонов. — Говори толком.

— Ну как же! — начала сердиться Лада.

С порозовевшими щеками, она казалась Роману такой хорошенькой, что он невольно отвел глаза.

— Мне Любимов сказал, что случайно увидел... как это называется? Ах, да, гранки! А в них моя заметка про наш отдел. Поняли?

Роман прыснул:

— Ну, Любимов — негодяй. Знал, на какой струнке сыграть!

Лада на этот раз холодно взглянула на него:

— Что значит «сыграть»?

— А то, что с первым апреля!

Все рассмеялись. Подбородок девушки задрожал:

— Значит, разыграли? Ну погоди, Любимов!

И она пулей вылетела из дверей.

— Слушай, Роман! А что-то Лада к нам заходить перестала? — спросил все замечающий Василий Федорович.

Бессонов пожал плечом:

— Почем я знаю.

— Неужели поссорились? — тут же принял эстафету Николай Иванович. — Такая видная пара. Мы уж было о свадебном подарке начали думать...

— Кончайте, братцы, и так тошно, — только и произнес Роман и тоже выскочил из кабинета.

* * *

Что ни говори, но начало месяца, а тем более нового квартала — дополнительные негласные дни отдыха. Вчера еще злые, взбудораженные, срывающиеся: на крик руководители цехов сегодня выглядели размягченными, расслабленными, охотно реагирующими на любую шутку. Рассаживаясь поудобнее в зале новой техники, степы которого обильно украшали диаграммы, чертежи и фотографии новых станков, люди перекрикивались через весь зал, подначивая друг друга, громко смеясь над чем-то не всегда понятным.

Среди этих оживленных лиц заметно выделялась группа, сидевшая особняком, в правом заднем углу. Приглядевшись, Роман узнал Андрея Крутова. «Бригада сборщиков», — догадался он. Начальник сборочного цеха Терновский сидел на несколько рядов ближе и демонстративно не глядел на своих рабочих. Был он сухощав, длинные светлые волосы гладко зачесаны назад, из-под стекол очков холодно поблескивали серые глаза, и без того топкие губы крепко сжаты.

Гася оживление, к длинному столу на сцене вышли члены парткома. Взяв в руки стоявший на столе микрофон, Разумов, слегка прокашлявшись, начал без предисловий:

— Мы обычно собираемся в этом составе, чтобы подвести итоги соревнования за квартал. Но сегодня повод другой. Прямо скажу, печальный. Вы утром уже слышали, что двадцать шестой с треском провалил не только свой план, но и потянул назад весь наш многотысячный коллектив. Хотя все условия для выполнения плана, подчеркиваю и обращаю ваше внимание на эти слова — абсолютно все условия! — в цехе были. Прошу товарища Терновского объяснить здесь присутствующим, как он умудрился весь завод посадить в лужу. Да нет уж, вы, пожалуйста, сюда, на трибуну, чтоб все вас видели.