Добрые времена

— Старший сержант Бессонов!

— Принимайте командование.

— Есть. Взвод, слушай мою команду. В походную шеренгу по двое становись! Направо! Бегом, марш!

Периодически у развилок дороги Ромка приостанавливался и сверял направление по компасу. Потом догонял взвод.

— Живей, ребятки, живей! — подбадривал он своих, стараясь не замечать страдальческих гримас Светика.

Но что это? Ромка вдруг увидел, как Рожнов решительно забрал автомат у Анохина.

— Зря я, что ли, весь месяц его мясо ел! — под общий смех ответил Боб на вопрошающий взгляд командира.

Как-то вдруг теплее стало от этой шутки Рожнова и бежать уже легче. Но потом ноги снова становятся будто свинцовые. Сколько они пробежали? Ромка сверяется по карте. Километров пять. Значит, надо еще три.

— Надо, мальчики, надо! — просит он не по-уставному.

«Надо». Ромка неожиданно вспомнил разговор с Андреем, состоявшийся незадолго перед отъездом.

...Он толкнул дверь, на которой красовалась надпись «Секретарь райкома». За столом сидел Андрей и чего-то ожесточенно чиркал на бумаге. В кабинете больше никого не было.

— Роман? Заходи. Рад тебя видеть. Садись. Поговорим.

Но едва Ромка сел, раздался телефонный звонок. Сначала Андрей слушал спокойно, потом начал раздраженно отвечать. Бросил трубку. Потом сам начал набирать какой-то номер. В этот момент ввалилась целая ватага девчат и ребят. Все они одновременно говорили, что какой-то Иван Иванович не дает автобуса, что мероприятие срывается. Андрей снова схватился за телефон, долго убеждал Ивана Ивановича. Потом снова вошел кто-то и еще кто-то и так часов до семи вечера.

Наконец кабинет опустел и звонки замолчали.

— Вот так-то, брат Ромка! — сказал Андрей чуть виновато. — Завтра у нас субботник, горячка, сам понимаешь. Хотел с тобой, об институте поговорить, но...

Андрей посмотрел на часы.

— Надо двигать. В восемь — собрание в одной организации. Вопросы есть?

— Один, — сказал Ромка.

— Давай.

— Зачем ты сюда пошел работать? Я же знаю, что ты об аспирантуре мечтал. Может, обязали, как члена партии?

— Нет, никто не обязывал. Просто предложили. Сказали, что считают мою кандидатуру подходящей.

— Значит, наука побоку?

— Думаешь, мне легко было принять решение? — взорвался Андрей. — Конечно, аспирантура, защита — накатанная дорожка. Но здесь ведь важнее. Понимаешь? И я здесь нужнее, чем в аспирантуре. Причем нужен каждую минуту, каждый час. И вот сознание этого и заставило меня согласиться.

— Впрочем, — Андрей махнул рукой, — все равно не поймешь. Самому пережить надо.

Может, сейчас наступил такой момент и для них?

— Надо, мальчики, надо! — повторяет Ромка.

По рации передается приказ развернуться в цепь и идти быстрым шагом.

«Это уже легче!» — думает Ромка, отдавая команду.

Но тут же убеждается, что передышки пока не будет. С фланга раздается автоматная очередь. Видимо, они нарвались на какую-то группу отступающего противника.

— В атаку, ура! — неожиданно кричит Анохин, только что получивший свой автомат из рук Рожнова.

Какая-то веселая ярость охватывает взвод. Все кидаются вперед. Бессонов попытался погрозить Светику кулаком, но в темноте кто же увидит?

Неожиданно у Ромки под ногами ахает оглушительным хлопком взрыв-пакет.

— Это откуда же? — он крутит головой и замечает затаившуюся под кустом фигуру.

Одним ударом Ромка опрокидывает навзничь неприятельского солдата.

— Я тебя убил! — испуганно кричит тот.

— Это я тебя сейчас убью, — разъяренно заявляет Ромка.

Ошеломленные яростным натиском, вражеские солдаты сдаются. Их отправляют в тыл. А взвод снова идет вперед.

Первые лучи солнца застают их лежащими на склоне холма. Стоило Ромке дать команду «ложись», как все уснули будто убитые. Ромка и сам с трудом борется с дремотой. Поэтому не сразу услышал попискивание рации.

— «Сокол, сокол»! — слышит он голос Зотова.

— Я — «сокол»! — отвечает Ромка.

— Где находитесь?

— На заданном рубеже. Восточная сторона отметки сто семнадцать, — рапортует старший сержант.

— Добро, — сдержанно говорит «убитый» Зотов, но в голосе его слышится одобрение. — Через тридцать минут спускайтесь к дороге. Подойдут «броники». Едем домой.

Ромка оглядывает лица спящих солдат. Сейчас они все ему кажутся родными и близкими. Пускай поспят еще немного...

Добрые времена

Общежитие молодых специалистов представляло собой трехкомнатную квартиру, расположенную на первом этаже небольшого, довольно неуклюжего двухэтажного особнячка — детища конца сороковых годов. Дом выходил фасадом на тихую зеленую улочку, которая так и называлась — Малая Зеленая.

Первый этаж нисколько не смущал его обитателей, напротив, давал известные удобства. Тем из них, кому приходилось возвращаться домой поздно вечером, точнее, ранним утром, не нужно было беспокоить соседей. Достаточно приоткрыть никогда не запиравшееся окно — и ты уже в кровати спишь сном праведника.

Воров молодые специалисты не боялись, поскольку ценных вещей не имели. Модный светлый плащ, приобретенный однажды Аркадием Петровым, а также Ромкины мокасины обычно надевал счастливчик, уходивший на очередное свидание. Судьба плаща и мокасин останавливала прочих от желания покупать что-либо, кроме самого необходимого. В общем, как говаривал Женька Немов, несколько перефразируя слова древних, — «все свое ношу на себе».

Сегодня Ромка Бессонов проснулся в хорошем настроении. За последний год это случалось не так-то часто. Несмотря на Ромкины двадцать четыре года, жизнь успела оставить ему на память кой-какие шрамы, которые вдруг принимались ныть вроде бы ни с того ни с сего, как коленки ревматика в дурную погоду.

Ночью ему приснилась огромная ярко-зеленая поляна. Вдалеке, у самого горизонта, бежит маленький, будто игрушечный паровозик без вагонов. Ромка лежит на кровати у огромного окна больничной палаты. С улицы в окно заглядывают родные и близкие. Мать, бабушка? Спрашивают: «Как себя чувствуешь?» «Отлично, — кричит Ромка. — Поглядите, я могу летать». И действительно, напрягшись, он отрывается от кровати, взмывает к потолку. «Видите? — кричит он торжествующе. — Это совсем просто. Только надо постараться». Плавно, чтобы сохранить равновесие, он плывет вдоль потолка, вокруг люстры, слышит восторженные возгласы...

Проснувшись, он еще долго лежал с закрытыми глазами, боясь спугнуть тихую радость. Прислушивался к звонким утренним голосам прохожих, ощущая сквозь приоткрытое окно прелый запах увядающих листьев. Потом, наконец, повернулся и взглянул на соседа.

Женька Немов тоже проснулся, но вставать пока не собирался. Его длинный нос хищно высовывался из-под одеяла.

— Привет, старик! — сказал Женька меланхолично, заметив, что Роман смотрит на него. — Ну и дрыгался ты во сне!

— Привет, привет, приют безлюдный! — радостно отозвался Роман и, спружинив о матрац, будто о батут, спрыгнул с кровати.

— Ну почему «безлюдный»? — так же меланхолично возразил Женька.

— Потому что бездетный налог платишь! — грубо сострил Роман и отправился умываться.

Из соседней комнаты раздавалось ритмичное пение. Это Аркадий Петров делал зарядку.

Роман нырнул в ванную, под мягким ливнем душа начал бриться и запел сам нечто неаполитанское: «О, Сорренто! Тебя я умоляю!»

В кухне они столкнулись.

— A-а! Романс для скрипки с оркестром! — пророкотал басом Аркадий, не отводя глаз от закипающего кофейника. Его круглое и плоское, как блин, лицо, усеянное многочисленными конопушками, излучало добродушие.

— Шутка?

— Ты же знаешь, что я страшно остроумный человек!

— Это точно! От твоих шуток страшно становится.

Аркадий собрался обидеться, но в кухню зашел заспанный Женька.

— Что у нас на завтрак?

— Кофе и яйцо всмятку!

— Опять яйца! — заныл Женька, протирая очки.

— Завтра твоя очередь дежурить, вот и сделаешь нам свиные отбивные, — заржал Аркадий.